Небо земных надежд - Нонна Орешина

В той, сказочной жизни Димкиного детства всегда, даже зимой казалось тепло, и кушать можно было сколько угодно, чего захочешь. И отец был веселым, разговорчивым, а мама красивой, всегда нарядной, а не замуфтаной, как сейчас, в теплый халат и кофту-самовязку… Каким недобрым ветром занесло семью в эту “несусветную глушь”, как любила выражаться соседка по лестничной площадке Наталия Львовна, Димка понять не мог, и тайно ненавидел короткое, как удар молотком по пальцу, слово “приказ”, которому беспрекословно должны подчиняться все военные. Димка еще не решил, кем будет, когда вырастет, но то, что не военным – это “железно”.

Мишка, напротив, твердо знает, что станет военным и только летчиком, а не как отец – вечный технарь, но непременно в транспортной авиации, потому что… Мишка может долго перечислять преимущества жизни и работы транспортников перед истребителями и бомберами, особенно сейчас и в недалеком будущем. Он всего на год старше Димки, но знает про всех и про все, что происходит в гарнизоне, и любит рассуждать о том, как здорово было здесь раньше, лет восемь тому назад, как гудело небо от непрекращающихся полетов, как людно и весело жил городок, и почему сейчас так круто все изменилось.

Поглощенный какими-то своими секретными делами, Мишка учился плохо. Благодаря этому, отстав на год, он оказался в седьмом классе с Димкой. С того момента, как они уселись на одну парту на “Камчатке” в почти пустом классе, жизнь Димки обрела новый смысл.

Мишка – выдумщик и проныра, как говорят о нем взрослые. Но взрослые постоянно говорят чушь или нравоучения, на то и другое внимания обращать не надо, хотя и в споры вступать смысла нет – себе же обойдется дороже. Так думает Мишка, и Димка с ним совершенно согласен, а потому подчиняется охотно. Но только ему и никому больше, потому что Мишка знает то, о чем даже не догадываются другие мальчишки, и по “чуть-чуть” подогревая любопытство, откровенничает с другом, ревниво оберегая Димку от его бывших товарищей. Тайна хороша, когда она только на двоих. На одного – это скучно, а на троих – это уже не тайна.

Магазин, объединивший под одной крышей бывшие промторг, продмаг, военторг и называемый теперь супермаркет “Авион”, сиял новым крыльцом из плит отполированной мраморной крошки. Двери сделаны, наверное, из брони, окна затейливо завили железные решетки. Большой зал, получившийся после сноса внутренних перегородок, облицован кафельной плиткой, как в санузлах жилых домов, давно не видавших ремонта. Под потолком сияют светильники, явно авиационного происхождения, пол из листов нержавейки, а прилавки…

На прилавки лучше не смотреть, потому что за выпуклым стеклом томятся копченые колбасы, от запаха которых набегает слюна, сыр с янтарной и красной кожицей, благородная соленая рыба. Но цены!..На конфеты и сухие ореховые торты тоже желательно не заглядываться. А вот на платья, коротенькие и до пола, на куртки разных фасонов и сногсшибательную обувку, расположившуюся во второй половине торгового зала, смотри, сколько хочешь, только руками не трогай.

“Когда папа получит зарплату, куплю тебе с Ларой по большой шоколадке”, – эту фразу мама произносит уже три месяца подряд – на такой срок задержали выплату денежного довольствия военнослужащим. А так как в городке проживают в основном они, да пенсионеры, то не понятно, кому предназначены аппетитные яства, шикарные наряды? И как еще не разорился явно терпящий убытки хозяин “Авиона”…

Муки и круп, какие мама брала в последнее время, пока не завезли. В овощном отделе, стыдливо прячась за полки с банками огурцов, дорогим зеленым горошком и томатами загнивала в открытых ящиках свекла, завезенная вместо обещанной картошки и капусты. Но от свекольных котлет, борща без мяса и винегрета у Димки уже судорогой сводило живот, от одного вида грязно-бордовых корнеплодов и неприятного запаха тянуло на рвоту.

Он поспешил сбежать из безлюдного супермаркета на такую же безлюдную улицу с чахлыми прутиками деревьев, которые никак не могли прижиться, хотя их привозили из сопок и сажали каждую весну – единственное время года, когда появлялась сочная зелень, и степь местами покрывалась ковром алых тюльпанов. Еще раньше, когда солнце только начинало топить неглубокий снег, зацветал багульник. Розово-лиловые облака окутывали склоны сопок, и это было так красиво, что Димка, увидев впервые, подумал: “Наверное, ради этого не сказочного волшебства и селятся здесь люди”. После багульника и тюльпанов наступала пора одуванчиков. Солнечное сияние их разливалось по городку, по летному полю и всей степи, потом его сменяла летучая седина.

Позже начиналась сухая жара, степь меркла, трава становилась упруго-жесткой. Но стоило пролиться нечастым, однако обильным дождям, как появлялись шампиньоны, луговые маслята и мелкие “зеленушки”. Грибы росли за территорией гарнизона, на пустырях и даже в городке на газонах. Их заготовляли на зиму – сушили, солили, мариновали все, кому не лень. А ближе к сопкам, там, где растет кустарник, трава приобретала голубоватый оттенок от ягод голубики – земля-труженица спешила одарить каждого тем, что была в силах родить в скупо отведенное ей время. И потому здесь обитали зайцы, на которых охотились лисы, а волки преследовали кабанов – степь жила.

Мишкина семья выходила и выезжала на сборы грибов, ягод, иногда к ближней речке на рыбалку всем составом в шесть душ, включая по выходным дням главу семейства. В будни Васечкин-старший допоздна пропадал на аэродроме, а вернувшись домой, в меру выпивал, расслабляясь. И тетя Клава не сердилась, только заставляла его сытно есть.

Димка, прихватив корзинку или полиэтиленовое ведерко, присоединялся к походам шумного семейства, втайне завидуя Мишке. Отец, хотя летал последнее время редко, свободен был лишь в выходные дни. Но дома всегда хватало дел: то что-нибудь прибить, то заделать щели в рассохшихся рамах окон, то починить электроплиту, которая часто перегорала. Не приглашать же мастера, которому надо платить… На поделки, которыми отец увлекался раньше – самолетики, зверушки, человечки из коры и дерева, времени уже не хватало. Да и материала в степи подходящего не было, а может быть – желания?

Мама нянчилась с постоянно болеющей Ларой, сама прихварывала, жаловалась на климат, на инфекции, распространяющиеся с чудовищной быстротой. Но Димке казалось, что обе заражаются друг от друга обыкновенной хандрой. Он старался вытащить женщин на природу, но мама соглашалась сдвинуться с места лишь тогда, когда на приятное мероприятие выделяли автобус. Однако в последнее время бензина не хватало даже на служебные поездки, а потому особо активные отправлялись в ближайший лес километров за сто на пригородном дизель-электропоезде.

“Вся надежда на сына-кормильца”, – любила подчеркнуть мама, угощая нечастых гостей местными дарами, которые умела приготовить не хуже других.

Но когда еще будет весна, тем более – лето!

… Мишка появился на ступеньках супермаркета значительно позже друга. В руке – пакетик с чипсами. Он бережно вытаскивал прозрачные лепестки картофеля, аккуратно клал в рот и с хрустом, от которого у Димки сводило скулы, жевал.

– Чего умотал, погрелись бы… На жратву, да шмотки смотреть кайфово. – Заметив, как старательно отворачивается от его жующего рта Димка, великодушно протянул другу полупустой пакетик. – Там осталось немного…

– Спасибо. Я сыт… А деньги откуда? Сам говорил, что уже ни копейки нет. – Димка все же вытряхнул из пакетика маслянистые крошки себе в рот.

– Оттуда, откуда надо… Я тебе в прошлый раз предлагал. А ты: “Папу спрошу, маму…” Кто ж разрешит? А так и себе в кайф, и своим подмога. Сегодня-то хоть пойдешь?

– Может, и пойду… – Димка понимал, что когда-нибудь придется сдаться, и невольно оттягивал этот день. – Только сначала – к тебе домой… Матери позвонить надо.

Мишка жил в небольшом, обстроенном клетушками, сараюшками и загончиками, собственном доме. Дом был почти не виден за живописным забором из разнообразных деталей самолетного планера и фюзеляжа. Самые длинные были врыты в землю, те, что пошире, скреплены друг с другом и с теми, что служили как столбы. Верхняя кромка изгороди торчала угрожающе острыми краями, надежно защищая от жуликов. В калитку был врезан внутренний замок. Мишка отомкнул его ключом и провел друга мимо хрюкающего загона и клетью с курами, укутанной сверху самолетным чехлом.

В доме было солнечно и тепло от большой печи, и хотя топили ее углем, все вокруг сияло чистотой. Широкие подоконники в комнате именуемой гостиной были заставлены не горшками с цветами, а ящиками с зеленым стрельчатым луком, кудрявой петрушкой и душистым укропом. За большим столом сидели братья-близняшки. Они что-то вырезали из цветной бумаги, видимо учительница по труду задала первоклашкам складные фигурки – оригами. Маленькая Ксюша, завидев брата, замахала руками и едва не вывалилась за решетчатый борт кровати. Мишка подхватил ее, подкинул вверх, а когда она засмеялась, чмокнул в щеку и посадил обратно. Подсунул близняшкам по Чупа-Чупсу, подождал, когда они развернут бумажки и, хоронясь от матери, засунул улики себе в карман.