Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.) - Леонид Васильев

По поводу этой поездки в текстах помещены развернутые критические замечания. «Цзо-чжуань» и «Го юй» почти в одинаковых выражениях устами советника Чжуан-гуна Цао Гуя порицают луского правителя за его решение принять участие в этом церемониале. Ритуал на алтаре шэ — внутреннее дело царства, а нормы визитов правителей друг к другу строго расписаны — когда, почему, для чего, кто к кому едет. Визиты такого рода — четкий знак иерархического положения. В Ци сегодня отброшены законы Тай-гуна, а вместо них — желание покрасоваться и подавить своим величием. Но, невзирая на предостережения, Чжуан-гун съездил на праздник, а возвратившись, стал строить и сверх всякой меры богато украшать храм в честь отца, Хуань-гуна луского, что тоже вызвало нарекания ревнителей нормативного поведения. Затем Чжуан-гун съездил за невестой, торжественно ввел ее в храм и к тому же позаботился о том, чтобы жены всех аристократов и чиновников явились к ней с соответствующими случаю подношениями, что опять-таки было осуждено как нововведение, не имеющее прецедента [114, 23-й и 24-й годы Чжуан-гуна; 212, т. V, с. 104–107; 85, с. 52–53; 29, с. 80–81].

Все только что описанные поступки луского Чжуан-гуна не столь уж и экстравагантны, как то может показаться при чтении поучений советников. Поездка в Ци, да еще накануне свадьбы — знак уважения к соседу, особенно столь могущественному, как гегемон-ба Хуань-гун циский. Украшение храма и стремление встретить невесту из дома циского гегемона (с которым только что налажены отношения) как можно торжественнее тоже вполне понятно и в любом случае простительно. Видимо, осуждение текстов связано с тем, что отношения Ци и Jly перестали быть равными, и это уже вполне ощущалось. Возможно, сюда примешивалась осознанная задним числом неприязнь к очередной женщине из Ци, которая может принести, как и предыдущая, немало неприятностей высоко ценившему свою репутацию царству Лу. Что же касается взаимоотношений Ци и Лу, то, несмотря на явный приоритет Ци, они были нормальными, даже дружественными. В 668 г. до н. э. Ци помогло лусцам одолеть жунов [114, 26-й год Чжу-ан-гуна; 212, т. V, с. 110]; в 663 г. до н. э. цисцы, пройдя через Лу, сами разбили жунов и подарили Лу часть пленных и трофеев, а в 666 г. до н. э., когда в Лу случился голод, продали соседям необходимое им зерно [114, 28-й год Чжуан-гуна; 212, т. V, с. 113 и 115, 118 и 119; 85, с. 53; 29, с. 81–82]. Другое дело — последовавшие за всем этим события в самом Лу.

От брака Чжуан-гуна с циской Ай Цзян детей не было, и, заболев, Чжуан-гун решил назначить своим наследником Баня, сына от любимой наложницы. Он стал интересоваться мнением на сей счет его трех братьев — Цин Фу, Шу Я и Цзи Ю. Шу Я предложил лучше назначить наследником старшего из братьев, Цин Фу. Цзи Ю был за Баня и посоветовал Шу Я покончить с собой, обещав сохранить его клан. Тот согласился и выпил отраву. Вскоре Чжуан-гун умер, и на трон сел Бань. Цин Фу убил Баня и поставил вместо него маленького Кая, сына сестры Ай Цзян. Это был Минь-гун. Как сообщает «Цзо-чжуань», Цин Фу сделал так потому, что был любовником Ай Цзян. Однако Ай Цзян вскоре передумала и решила возвести на трон самого Цин Фу, велев убить Минь-гуна. Цзи Ю с младшим братом Минь-гуна Шэнем бежал в княжество Чжу и оттуда обратился к лусцам за помощью. Лусцы поддержали его. Цин Фу бежал, а Шэнь стал новым правителем Лу под именем Си-гуна[35].

Потерпев крах, Цин Фу покончил с собой, а раздосадованный циский Хуань-гун велел убить Ай Цзян. Но самым неожиданным результатом этих драматических событий было то, что потомки трех перессорившихся братьев Чжуан-гуна, сыновей Хуань-гуна луского, Цзи Ю, Цин Фу и Шу Я, уже при жизни Си-гуна создали три мощных родственных клана (Цзи-сунь, Мэн-сунь и Шу-сунь), которые с течением времени становились все более сильными и влиятельными в Лу. Первым среди них возвысился клан Цзи Ю (Цзи-сунь), которому Си-гун, взойдя с его помощью на трон, дал субудел в Би и почетную должность первого сановника царства (цина) [103, гл. 33; 71, т. V, с. 75]. Именно с этого времени начинается упадок правящего дома Лу, во всяком случае реальной власти луских гунов. Что же касается царства Ци, то для него середина VII в. до н. э. была периодом наивысшего взлета и политического могущества.

Царство Ци как гегемон-ба

Обретя трон, циский Хуань-гун получил в наследство царство, дела в котором были расстроены. В первой беседе с назначенным на высшую должность Гуань Чжуном он подчеркнул, что его предшественник Сян-гун не занимался управлением, унижал мудрых, презирал чиновников, но зато чрезмерно любил женщин, роскошествовал и развратничал. В результате развитие царства остановилось, жертвенники захирели. Что в создавшихся обстоятельствах можно и нужно сделать? На это собеседник заметил, что учиться хорошему управлению следует у мудрых чжоуских ванов и их добродетельных советников, что необходимо руководствоваться законами и справедливостью, что главное — порядок, соблюдение которого нужно поощрять наградами, а несоблюдение карать наказаниями. Это рассуждение, помещенное в «Го юе» [85, с. 78–79; 29, с. 110–111], легко вписывается в каноны более позднего древнекитайского легизма и применительно к началу VII в. до н. э. не может восприниматься иначе как анахронизм, что, впрочем, относится и к некоторым другим встречающимся в «Го юе» описаниям реформ и предложений Гуань Чжуна. Однако не стоит забывать, что Гуань Чжун справедливо считается протолегистом, т. е. что его идеи развивались в том же русле, в котором впоследствии шел мощный поток легистских реформ. Это значит, что предложения Гуань Чжуна следует воспринимать не столько как разработанный проект реформ, реализованных в Ци времен Хуань-гуна, сколько как поиск путей упорядочения административной системы в большом царстве.

Именно упорядочение управления было главным, к чему призывал Гуань Чжун. Он предлагал в столичной зоне создать 21 район-сян (видимо, имелся в виду город с прилегающими к нему природными угодьями и поселениями): по 3 для ремесленников и торговцев, каждый во главе с начальником, и 15 для служилого населения, т. е. воинов. Каждый пяток воинских сянов должен был возглавляться самим гуном и двумя старшими цинами, Го и Гао[36]. Служилые, ремесленники и торговцы, живя порознь, в своих кварталах или поселках, должны учиться друг у друга тонкостям ремесла, проникаться корпоративными интересами и вести беседы на производственные темы. Вообще-то говоря, в самом таком предложении было не так уж много принципиально нового, если вспомнить структуру второй чжоуской столицы Лои, которую строили шанские мастеровые и где располагались в свое время восемь иньских армий. Насколько можно судить, воины и строители (ремесленники и, быть может, торговцы) жили в Лои в своих кварталах либо пригородах и общались преимущественно друг с другом. Видимо, Гуань Чжун предлагал воспользоваться этим порядком, уточнив лишь подходящее для циской столицы Линьцзы количество сянов.

Согласно предложению об организации населения столичной зоны, в 15 воинских сянах насчитывалось 30 тыс. воинов, причем каждый из трех военачальников (командующий средней армии, т. е. главнокомандующий, сам гун; цин Го и цин Гао) командовал 10-тысячной армией, а каждый сян выставлял по 2 тыс. воинов. Сяны делились на роты-ляни по 200 человек во главе с командирами-ляньжэни, ляни — на 4 взвода-ли по 50 воинов во главе со взводным, взвод-ли обычно придавался боевой колеснице. Взводы-ли, в свою очередь, делились на отделения-гуй из пяти воинов каждое.

В дни весенней охоты все это воинство должно было собираться на смотры, а в дни осенней охоты тренироваться в воинском деле и наводить порядок в окрестностях столицы. Такая организация быта способствовала сближению воинов: они узнавали друг друга по голосу, дружили с детства между собой, а затем и семьями, радовались общим радостям и скорбели вместе об умерших. Имея 30 тыс. таких воинов, можно «вдоль и поперек пройти Поднебесную, чтобы покарать сошедших с истинного пути и защитить дом Чжоу» [85, с. 79–81; 29, с. 111–114].

Эта схема, если учесть сферу ее применения (военизированное население и строго организованные казенные ремесленники и торговый люд столицы), представляется достаточно реальной и осуществимой, ибо, во-первых, она опиралась на прецедент, о котором упомянул и сам Гуань Чжун (в прошлом ваны делили «население столицы на три части»), а во-вторых, концентрация войска рядом с местожительством правителя была не только оправданной, но и необходимой для того, кто был готов ради осуществления честолюбивых замыслов использовать силу.