Дочь Песочного владыки - Дуглас Брайан

– Да, я хам, – согласился Сквирр. – Но не трус. Если мне понадобится убить кого-нибудь, я не стану нанимать для этого постороннего человека.

Сигур подавленно замолчал. Их кони, напуганные состоянием невесомости, даже не старались вырваться из объятий смерча, только мелко дрожали и жалобно ржали. Пустыня плыла под ногами.

Продолжалось это довольно долго, и Сигур впал в сонное оцепенение. Случившееся с ним и в самом деле напоминало ночной кошмар, но пробуждения не было.

Наконец лошади коснулись копытами песка. Они пошатывались, как пьяные, и сообщники спешились. Солнце клонилось уже к горизонту.

– Мы преодолели трехдневный переход, – сообщил Сквирр. – А теперь мне нужен отдых.

Он расстелил прямо на песке одеяло и повалился на него. Сигур бродил вокруг, как потерянный, пока не решил последовать примеру своего проводника.

Однако ему не спалось. Оцепенение, охватившее Сигура в воздухе, прошло, и он бодрствовал. Мысли его были горьки.

Стремительно стемнело и похолодало. Сигур изнывал от тоски, страха и усталости. Когда его взгляд упал на спящую фигуру Сквирра, он чуть не вскрикнул. Ужас сковал его.

Над спящим клубился белесый туман, заметный на фоне ночной черноты. Он вел себя, как живое существо, обладающее волей. Казалось, в нем шевелится нечто злобное и упрямое, обладающее огромной силой.

Светила луна, и в ее лучах сгусток тумана выглядел еще более страшным. Потом из самой его толщи высунулась рука – костлявая, с длинными когтистыми пальцами, и тотчас убралась обратно. Следом показалось крыло, кожистое, с длинными крючьями по краям. Оно всколыхнуло воздух и погрузилось обратно. Но из тумана уже выглядывала жуткая морда, с круглыми рыбьими глазами и пастью, ощеренной тонкими, острыми зубьями.

Завороженный этим представлением, Сигур не отрываясь смотрел на странный туман, а Сквирр, прямо над головой у которого появлялись чудовища, продолжал спать.

Сигур пригляделся по внимательнее и едва сумел удержать крик: Загадочный и зловещий бродяга не дышал. В лунном свете его лицо, обезображенное экземой, выглядело маской.

– Мертв! – подумал Сигур. – Что же будет со мной?

Из тумана явилась змеиная голова. Чешуя на ней отливала металлом.

Змеиные глаза вдруг приблизились, и в вертикальных зрачках Сигур не увидел ничего, кроме ледяной ярости. Он потерял сознание.

Утром его разбудил Сквирр.

Разбитый и оглушенный, Сигур нашел в себе силы рассмеяться, но смех его был жалок.

– Мне приснилось, будто бы ты умер, – сказал он.

– Иногда сны бывают правдивы, – ответил Сквирр.

– Но ведь ты жив, не так ли?

– Мы мало знаем о жизни и смерти. Преступно мало. Что считать жизнью? Чувство голода, физические страдания, жажду власти и богатства? Или еще грубее – способность сердца гонять кровь по жилам?

– А что считать смертью? – спросил Сигур, испытывая раздражение.

Сквирр не ответил ему.

Следующий перелет закончился там, где царь Уграл увидел, пробудившись, свой дворец…

Сигур сидел на ступенях, странно холодных, словно над куполами дворца ие сияло палящее солнце.

Отчуждение и глухая тоска охватили акви-лонца, и резной алебастр, и мозаика потолков не восхищали его. Он понимал отчетливо только одно – Его занесло невесть куда, и теперь он в полной власти загадочного существа, назвать которого человеком можно только с большой натяжкой.

Сквирр, напротив, был весел. Он передвигался по дворцу энергичными пробежками, восклицал и смеялся. Полы его халата развевались, словно крылья аиста-падальщика. Сигур не удивился бы, если б его проводник вдруг упал бы на мозаичный пол и забился бы в припадке. Так ведут себя дервиши и бесноватые на рынке Хоршемиша.

– Она там, наверху, – ликуя, оповестил его Сквирр. – Неужели ты даже не захочешь взглянуть на нее?

– Я думал, все это выдумки, – вяло отвечал аквилонец. – Впрочем, что мне за дело? Я не хочу на нее смотреть.

Но Сквирр ухватил его за локоть и силой повлек наверх.

Сигур пробовал сопротивляться, однако Сквирр обладал нечеловеческой силой. Вырваться из его хватки оказалось невозможно.

В пустой большой зале действительно находилась статуя. Прошедшие века никак не сказались на белизне мрамора и его гладкости. Даже пыль не ложилась на каменную женщину, что было в высшей степени странно.

– Правда, она прекрасна? – спросил Сквирр.

– Зачем ты привел меня сюда? – удивился Сигур. – Я не интересуюсь древностями. Может, ты забыл наш уговор?

– Нет, аквилонец, уговор я помню. Можешь не переживать, я всегда выполняю обещанное. Иначе моя сила покинет меня. Таковы правила. Но хорошо иногда совместить приятное с полезным. Приятным я называю созерцание этой прекрасной статуи…

– Я нее вижу в ней ничего исключительного, – оборвал его Сигур. – Работа довольно груба, нарушены пропорции, искажены линии…

– Глупец! Она же живая! То, что ты считаешь пропорциями и линиями, лишь жалкая пародия на жизнь, нелепые потуги ваятелей сравняться с природой…

– Хорошо. Она живая. Мы притащились в самое сердце пустыни, дабы полюбоваться на нее.

Тем временем мой родственник еще далеко отсюда, и неизвестно, не повернул ли он назад. Ты мог убить его много раз, а я до сих пор не вижу его головы. Ты – колдун, может быть даже – демон. По ночам ты не дышишь. Это – твое дело. Я хочу видеть Бернегарда мертвым, а не созерцать живые статуи!

Сквирр расхохотался ему в лицо. – Ты так и не понял, ничтожество, во что ввязался? Ты нужен мне, как материал для опытов. Мне плевать на твои желания. Тебе не уйти отсюда. Но, как я уже сказал, свое обещание я выполню. Бернегард будет мертв.

Сигур бросился на него с кулаками, но Сквирр, отделившись от пола без всякого видимого усилия, перекувыркнулся в воздухе и уда-рил Сигура в грудь ногами.

Упав, аквилонец ударился головой о стену и потерял сознание.

Потом, спустя время, когда он открыл глаза, сознание все еще не вернулось к нему. Он двигался, говорил, испытывал чувства, но все это было чужое, ибо нечто вселилось в тело аквилон-ца и сделало его своим. Сигура не стало.

Если это кому-нибудь интересно, то душа его угодила в смрадную, душную темноту, где живут мерзкие чудовища – Зависть и Отчаяние.

Спустя несколько дней Закир повстречал при уже известных нам обстоятельствах уже не прежнего Сигура, а того, кто поселился в его теле.

Прошло одиннадцать дней.

Когда Бернегард увидел вдали купола, пылающие на солнце, он остановил своего коня, спешился и опустился на песок.

Юный рыцарь млел от радости. То, что казалось ему недостижимой мечтой, грезой, чарующим сном, теперь показалось наяву.