Дочь Песочного владыки - Дуглас Брайан

«Эй, разве я похож на умирающего?» – спросил я.

«Завтра станешь похож, это уж точно», – ответил он.

«Ну и проваливай! – сказал я. – Желаю тебе выиграть пари и удавиться на собственных кишках!»

«Пари? – он расхохотался мне в лицо. – Глупый гирканец! Я выиграю в любом случае, и никого не останется на свете, кто бы мог оспорить мою победу!»

«Может, добьем его?» – спросил проводник.

«Охота тебе марать руки об эту падаль!» – отвечал ему Сигур.

Потом они ускакали. У них были слишком свежие лошади… Я не знаю, как это объяснить, да и нужно ли объяснять… От злости я едва не повредился в уме. Но теперь мне лучше, и я… благодарен тебе, Аддо.

Последние слова дались гирканцу нелегко, но он справился с этим.

Алибасур впоследствии говорил, что па его глазах свершилось превращение незрелого юноши в настоящего воина, отец которого может гордиться им.

– Сдается мне, Сигур замыслил недоброе, – сказал Аддо, когда они продолжили путь.

Закир наотрез отказался сесть на верблюда, и продолжал ехать на своей тощей лошади, действительно похожей на борзую собаку, причем не только статью, но и злобным норовом. Она то и дело пыталась укусить за ногу верблюда Алиба-сура, вынуждая его брыкаться.

– Гнусная мокрица, – с большими чувством молвил Закир. – Что бы он ни задумал, вряд ли это достойно и хорошо.

– Если господа позволят, я поделюсь с ними своими мыслями, – важно произнес Алибасур.

– Чего там, делись, – развязно кивнул гирканец.

Сикх дождался кивка своего молодого господина и продолжил:

– Господин Сигур – великий завистник. Он принадлежит к тому же роду, что и господин Бернегард. Однако богиня удачи не жаловала эту ветвь их родового дреза, как порой и садовник иные ветви яблони украшает яркими лентами, а иные – оставляет в пренебрежении…

– Ух ты! Он всегда так говорит? – изумился гирканец. – Тебе бы на курултае выступать! На совете племен!

– У нас это называется диваном, – с достоинством отвечал сикх. – Но речь не обо мне, господин. Речь о Сигуре, равно как и о его родственнике, юном Берпегарде. Недостойному слуге кажется, что основные опасности, связанные с нашим путешествием, угрожают ему, а не нам.

– Что из этого следует? – спросил Аддо.

– Как что? – вместо слуги отвечал гирканец. – Нам стоит поторопиться.

Был пятый день пути. Бернегард прокалился насквозь ослепительно белым солнцем. Голову он прятал под складками головного убора, состоящего из длинного, перекрученного куска ткани. Но ресницы его выгорели, а лицо сделалось смуглым, как у коренного жителя этих мест.

Вся лишняя влага выпарилась из тела акви-лонского рыцаря, и он ощущал странную, приятную легкость.

От жажды, впрочем, путники не умирали. Едва подходила к концу вода в их бурдюках, Конан безошибочно находил новый оазис, а если не оазис – так колодец, если же не колодец, то особое место прямо посреди пустыни. В этом особом месте киммериец рыл яму два локтя глубиной, и на дне ее в скором времени появлялась вода, на удивление свежая и прозрачная.

Конан объяснял Бернегарду, по каким признакам можно отыскать подобное место, но рыцарь слушал невнимательно.

Происходящее казалось ему сказкой, а сказочные герои не погибают от обезвоживания. У них всегда под рукой оказывается спутник, обладающий редкостными умениями.

Таким образом, путешествие по раскаленному песку превратилось для Бернегарда в приключение духа. В то время, как Конан не отделял внутренних переживаний от состояния плоти.

Для северянина он слишком любил солнце. Многие жители севера заявляют вслух, что солнечный свет для них – радость жизни, счастье и утеха. Но они имеют ввиду жалкое подобие гордого светила, что плывет низко в мутном небе, над самым горизонтом, и едва в состоянии растопить снег. Настоящего солнца северянин не может вынести, его светлая кожа покрывается волдырями, мозг плавится в перегретой голове, а глаза поражает грызущая боль.

Конан-киммериец наслаждался. Горячие лучи ласкали его тело, похожее на статую древнего героя. Казалось, он может обходиться и без воды, и без еды, черпая необходимую для жизни энергию в солнечных лучах. Тем не менее, он ловко отыскивал воду, а когда запас пищи подошел к концу, выследил у одного из оазисов пустынную антилопу и добыл ее, настигнув на лошади одним стремительным броском.

Он сам приготовил мясо на угольях, благо подходящей у костра древесины было в избытке.

– Надо съесть все, – сказал он Бернегарду. – Мы не сможем сохранять мясо долго. Оно испортится уже завтра.

– А если его завялить? – предложил рыцарь. Варвар фыркнул.

– На это уйдет полдня, да и к тому же, вяленое мясо вызывает жажду. Нам это ни к чему.

Осознав справедливость этих слов, Бернегард больше ни разу не спорил со своим проводником.

Он сам иногда думал, почему бывалый воин, опытный путешественник, не лишенный к тому же честолюбия, возится с ним, человеком малосведущим, чьи достоинства достались ему по наследству и ничем не подтверждены?

Задай он этот вопрос киммерийцу прямо, и то не получил бы внятного ответа.

Возможно, благодаря жизненному опыту, варвар видел в юноше хорошие задатки, которые позволят и ему впоследствии стать славным воином, достойным славы предков. Может быть, Конан радовался случаю расстроить планы хитрого негодяя. Не без корыстных соображений, в том числе. Там, где хитрый негодяй строит сложные планы, наверняка есть чем поживиться и честному человеку. Достаточно этого негодяя устранить.

Нужно заметить, что Конан представлял себе подробности предстоящего весьма туманно, рассудив – не без остроумия – что это и неважно. Главное, оказаться в нужном месте в нужное время, а там посмотрим. Этим правилом варвар руководствовался всю свою жизнь и ни разу еще не пожалел об этом.

Таинственного человека, помощника Сигура, звали Сквирр. Он не являлся в прямом смысле слова наемным убийцей, хотя, если за это платили, убивал без колебания. Это обстоятельство малоинтересно само по себе. Гораздо интереснее способы, которыми Сквирр осуществлял разного рода грязные дела.

Несколько лет назад к нему обратился некий юноша, которому позарез требовалось избавиться от власти опекуна, человека старого и крайне рассудительного. Такой человек никогда бы не вник в проблемы молодости, ибо его собственная молодость миновала так давно, что подробностей просто не сохранила бы человеческая память.

Существовало одно осложнение. Проклятый старикан, как уже говорилось, был крайне рассудителен. И конечно, он рассудил, что прыткий племянник попытается добраться до завещанных ему денег, переступив через остывающий труп дяди. Старый пройдоха написал завещание, в котором содержалось прямое указание: в случае смерти его при подозрительных обстоятельствах, начать следствие с допроса племянника и держать его под подозрением, пока тот не сознается.