Поздние ленинградцы. От застоя до перестройки - Лев Яковлевич Лурье

В девяностые годы карате приобретает и быстро теряет криминальную ауру. Умение эффектно наносить удары оказывается неэффективным способом решения реальных задач в преступном мире.

Андрей Константинов: «Дело в том, что для решения ситуаций, связанных с перестрелками, это было уже не особо нужно. Буквально в конце 1980-х – начале 90-х, если возникала какая-то конфликтная ситуация, то, как правило, с оружием. Либо как минимум бейсбольные биты и дубинки».

Но именно в девяностые карате возрождается как боевое искусство и вид спорта. В Ленинграде создаются федерации боевых искусств, при Институте Лесгафта открываются курсы, куда приходят тренеры, выходящие из подполья, за несколько лет подготовку прошли более шестисот человек. В 1992 году именно в Петербург впервые приехал легендарный Чак Норрис, это признание питерских каратистов и продолжение дружбы с братьями Олегом и Арнольдом Ришами.

Арнольд Риш: «Мы его встретили, организовали встречу. Ее можно было организовать в любом зале, собрался бы полный зал. Но это произошло очень быстро, скоротечно, на базе зимнего стадиона Михайловского. И там мы устроили много показательных встреч, показательных выступлений, показали, что мы тоже что-то можем. И он <Чак Норрис> был, конечно, сильно удивлен, что здесь ребята такого хорошего уровня».

Злачное место

В середине 1970-х по Ленинграду ходила шутка: «В СССР нет безработицы, но никто не работает. Никто не работает, но производство растет. Производство растет, а магазины пусты. Магазины пусты, а дома столы ломятся. Столы ломятся, но все недовольны. Все недовольны, но голосуют за».

В последние десятилетия советской власти известное выражение: человек есть то, что он ест, звучит вполне актуально. Содержимое холодильника гражданина СССР зависит не столько от доходов, сколько от возможностей еду приобрести (через знакомых продавцов, директоров магазинов, в спецраспределителях). Только в ресторане элитная по тем временам еда одинаково доступна всем клиентам. Энергия ресторанной стихии недаром кажется вызывающей на фоне степенного, подконтрольного советского быта. В этом карнавальном бесновании видятся призраки грядущей новой, несоветской жизни.

Александр Дементьев: «Это было государство в государстве, можно так сказать. В эпоху дефицита, в эпоху тотального контроля государством во всех сферах сфера общественного питания не могла оттуда выпасть, конечно. Она тоже была насквозь государственной. Но были свои законы, свои отношения, иерархия, довольная жесткая. Были свои правила, были свои завсегдатаи, был свой своеобразный мир».

Евгений Вышенков: «Когда человек постоянно сидит в „Кавказском” – это социальный статус. Его впускают без промедления, он всех знает, он платит, он может заказать музыку, может сделать замечание официанту. Это была формально территория государства, но здесь произростали первые ростки будущей революции буржуазной».

Игорь Мельцер: «Мир непризнанных и осуждаемых обществом людей, которые любили рисковать, любили деньги, что было уже плохо, это уже было совершенно не по-коммунистически, и они не стеснялись в этом признаваться!»

Лев Щеглов: «Я думаю, что это некий прообраз будущего, но все-таки в карикатурном виде».

Виктор Топоров: «Было две стратегии, которые однажды сформулировал нам очень удачно метрдотель. Когда мы пришли большой компанией, он спросил: „Вы пришли поужинать или погулять?”»

Ассортимент продуктов в магазинах больших городов небогат: сорта три сыра, один сорт пельменей, колбаса вареная, цыплята мороженые, прозванные народом «синими птицами», и навевающие грусть сосиски. В провинции и того не было. А вот в ресторанах водились и так называемые дефицитные продукты.

Вадим Розмаринский: «В магазине не было говяжьего языка, а в ресторане можно было получить порцию не дорого, поесть давно забытой красной икры. Суп харчо, бульон с пирожком, эскалоп, бифштекс».

Александр Колкер: «Мы брали две порции гурийской капусточки, это было недорого, знаете, такая со свеклой приготовленная красная капуста, одну порцию красной икры, два цыпленка табака, пол-литра водки и бутылку минеральной воды, это было неизменно, это была наша партитура».

Александр Кудрявцев: «Я брал малосольную семушку с блинами. Блины в разных вариациях – с икрой, и с рыбой, и со сметаной, и с маслом. На первое – уху по-ростовски. Бутылку шампанского».

Игорь Мельцер: «Будучи студентами, мы могли позволить себе взять на четверых бутылку коньяка и каждому по порции лангета с зеленым горошком, и чувствовали себя крутыми, вот, и состоявшимися молодыми людьми».

Александр Колкер: «Когда наступало обеденное время и очень хотелось есть, а с деньгами была некоторая напряженность, мы думали, где бы у кого стрельнуть, и шли в этот „Восточный” ресторан. Но иногда нам удавалось занять у кого-то из режиссеров. В Театре Комиссаржевской играли знаменитые актеры, например братья Боярские, Николай и Сергей, и Игорь Дмитриев, и Иван Дмитриев, очень популярные актеры, они тоже тянулись в этот ресторан, но у них тоже с деньгами было напряженно».

К 1970-м годам сложилась уникальная ситуация: зарплаты худо-бедно росли, а цены были заморожены плановой экономикой. В 1970 году люди в среднем получали 126 рублей в месяц, а порция черной зернистой икры в ресторане гостиницы «Астория», одном из самых фешенебельных в Ленинграде, стоила рубль семьдесят. Паюсная не дотягивала до рубля. Самое дорогое горячее блюдо – «цыпленок табака» – меньше трех рублей.

Георгий Ковенчук: «А жульен из грибов, из курицы стоил какие-то копейки. Шестьдесят, вот что-то так. Может, память у меня плохая стала, но я помню, на пять рублей, на шесть можно было втроем хорошо посидеть. С водкой и с горячим».

Анатолий Белкин: «Отбивные бараньи котлетки на косточке стоили большие деньги, больше рубля. Но если ты приходил с дамой туда, то уж она твердо знала, что ты успешный человек».

Ресторанов в Ленинграде было немного – десяток на Невском и один-два в каждом районе. Большинство горожан посещали их редко – хорошо, если раз в год. Встреча выпускников, юбилей, свадьба, решающее свидание влюбленных. Такой поход потом долго вспоминают, к нему готовятся.

Меню ресторана «Нева», 1974 г.

Сергей Мигицко: «Ресторан – это как спектакль, так идут в театр. У меня была мечта побывать в „Кавказском”. Но, к сожалению, материальных средств не хватало, там был очень приличный счет, а говорят, что там шашлык выносили с выносом, там были танцы. Заказывали шашлык за 14-й стол, и выходил официант, одетый в черкеску, и это называлось „шашлык с выносом”. Он в танце выносил горячий шашлык. Вот для чего мы ходили в ресторан».

Светлана Бутовская: «Праздник – посещение ресторана. Готовились. Иногда не спишь накануне, потому что идешь в ресторан. Это же редко, а потом денег-то никогда не было».

Еда была не самым главным в советском ресторане. Тем более что