Неизбежное зло - Абир Мукерджи

корзинами на головах; полуголые кули толкали ветхие тележки, заваленные всяким добром, отвоевывая себе кусочек пространства среди грузовиков и омнибусов. Все стремились к одной цели – громадному зданию на другом берегу, освещенному фонарями и похожему скорее на римскую крепость, чем на железнодорожную станцию.

Наше такси медленно ползло по мосту, молнии сверкали все ближе. По обе стороны от моста флотилия маленьких лодчонок и пароходов бороздила русло между Армянским Гхатом и паромным причалом на противоположном берегу.

Мы прибыли в Ховрах, когда часы на станционной башне пробили половину десятого. Такси остановилось, тут же подскочил кули в красной рубахе, распахнул дверцу. Усталое лицо его было серым и небритым, на голове торчал грязный белый тюрбан.

– Я отнесу ваш багаж, сахиб?

– Сколько?

– Восемь анна.

– Дорого. Четыре.

– Шесть, – парировал он, отбирая у меня чемодан. – Кон платфром?[36]

– Платформа один, – сообщил вылезший из такси Несокрушим.

– Платфром один, очень хорошо, сахиб, – повторил кули, повернулся и юркнул в толпу пассажиров, водрузив наши чемоданы себе на голову.

* * *

Пройтись по вокзалу Ховрах все равно что посетить Вавилон перед тем, как Творец решил оспорить строительные проекты тамошних жителей. Под закопченной стеклянной крышей собрались все народы мира. Белые, цветные, с Востока, из Африки; одни толкались локтями у касс, пока другие – крестьяне, паломники, солдаты и мелкие чиновники – пробивались к платформам, разыскивая поезда до вожделенного пункта назначения. Вокзал Ховрах – точно не место для слабых духом.

При желании белый человек может прожить в Калькутте в роскошной изоляции, вообще не сталкиваясь с представителями местного населения, за исключением своей прислуги. Но вокзал Ховрах – это как водопой в саванне, где поневоле теснятся бок о бок все звери от мала до велика, единственное место в городе, где англичанин вынужден в силу необходимости столкнуться с Индией во всей ее первозданности.

Здесь воняло рыбой, едой, мокрой одеждой и паровозным дымом. Поверх всего разносился хор голосов лоточников, расхваливающих свой товар. Вопли «Комла, лебу»[37] и «Горром ча»[38] конкурировали с объявлениями из станционных репродукторов – важная информация звучала на английском и бенгали, и на обоих языках невразумительно.

Первая платформа, с которой обычно отправлялись поезда для богатой публики, располагалась слева от перрона; отгороженная бархатными шнурами и медными стойками. Здесь, в оазисе спокойствия в этом бурном водовороте, уже ждали пассажиров красавец-локомотив и шесть зеленых с золотом вагонов с гербом Самбалпура на каждом – прыгающий тигр и корона.

Под отрывистые команды офицера-англичанина траурная процессия из сипаев в парадной форме, с гробом на плечах, торжественно шествовала сквозь толпу от здания вокзала. По бокам от гроба, покрытого флагом Содружества и гирляндами цветов, шли Даве и полковник Арора.

По пути продвижения процессии шум стихал, люди прикладывали ладони ко лбу в знак почтения к умершему. Толпа чуть расступилась, и вдруг я заметил человека в гражданской одежде – и похолодел. Наряд он, может, и сменил, но эти усы и трубку, прочно устроившуюся в углу рта, ни с чем не спутаешь. Майор Доусон, глава подразделения «Эйч» и руководитель военных разведывательных операций в Бенгалии. Ну, по крайней мере, я предполагал, что именно он руководит. Когда дело касается тайной полиции, трудно сказать наверняка, кто у них там главный. Насколько мне было известно, всем заправлял Доусон, тем удивительнее видеть его здесь, наблюдающим за траурной процессией.

Он меня не заметил, и к лучшему. Отношения у нас были сложные. Он подозревал меня во вмешательстве в дела подразделения «Эйч», а я его – в попытке убить меня, как минимум один раз. Если он засечет, как я сажусь в поезд, можно смело держать пари, что вице-король узнает об этом еще до отхода ко сну, а это наверняка создаст определенные проблемы для лорда Таггерта, учитывая, насколько скрупулезно он избегал в своем докладе любого упоминания о моем участии в этой небольшой экскурсии в Самбалпур.

Я пригнулся и потянул Несокрушима за рубаху. Он сердито обернулся, вероятно решив, что кто-то норовит залезть к нему в карман. Вполне разумное предположение, вообще-то. На вокзале Ховрах за день вытаскивали из карманов больше денег, чем из банков Калькутты за целый год. Но когда он увидел меня, выражение лица изменилось.

– С вами все в порядке, сэр?

– Доусон, – прошипел я, тыча пальцем в офицера разведки.

Несокрушим обернулся и тут же присел на корточки.

– Что он тут делает?

– Хороший вопрос.

– Он в штатском. Думаете, куда-то едет?

– Не сомневаюсь, что он направляется в отпуск, сержант, но что бы он ни замышлял, будет крайне неловко, если он обнаружит меня здесь. Ты должен отвлечь его, пока я не проскользну в вагон.

– Что я ему скажу?

– Уверен, что-нибудь придумаешь.

Несокрушим судорожно сглотнул.

– Хорошо, – кивнул он, выпрямился и решительно направился сквозь толпу прямиком к майору. Оказавшись в десяти футах от него, попытался привлечь внимание: – Послушайте, майор Доу…

На середине фразы его прервал крестьянин, врезавшийся в сержанта и сбивший его с ног. И как по сигналу подоспела еще одна бандитская рожа. Оба громилы оказались точно между Несокрушимом и майором и разыграли целое представление, помогая сержанту подняться на ноги. Я обернулся взглянуть, как на это отреагировал майор, но он исчез, растворился в толпе. Я не собирался торчать тут, разыскивая его. Поспешно выпрямился и поспешил к платформе номер один.

Десять

Ко входу на платформу я добрался следом за военными. Наш кули уже дожидался там, препираясь с железнодорожным контролером. Кули показал на меня, и контролер наконец-то соизволил его пропустить.

Диван обсуждал что-то с офицером, руководившим переноской гроба. Затем он отдал короткое распоряжение помощнику, тот кивнул, и кортеж направился по платформе к вагону номер пять.

– Господин министр Даве, – окликнул я.

Он обернулся и застыл в ошеломлении, как будто мое появление здесь стало для него пощечиной.

– Капитан Уиндем? Мне не сообщили, что вы сопровождаете нас. У меня сложилось впечатление, что представлять Имперскую полицию будет ваш коллега, сержант Банерджи.

– Совершенно верно, сэр, – сказал я. – Я здесь как частное лицо. Хотел бы выразить свое почтение, присутствуя на похоронах ювраджа.

Он с подозрением сверлил меня взглядом.

– Хорошо, – произнес он наконец. – Полагаю, это вполне уместно. Я знаю, это вы с сержантом Банерджи сумели схватить убийцу ювраджа. Махараджа может пожелать встретиться с вами.

– Ну, мы, во всяком случае, выследили убийцу, – ответил я. – Он предпочел застрелиться, но не быть схваченным.

Даве выдавил кривую улыбку.

– Мне доложили, что это был какой-то религиозный фанатик. Кто знает, что может прийти в голову таким людям?

Я мог