Казна Наполеона - Александр Арсаньев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — Кинрю покачал головой. — Скорее, как констатацию неопровержимых фактов. — Он рассуждал с превосходством представителя древней цивилизации, убежденного в собственной правоте. Мне не хотелось с ним спорить, поэтому я смолчал.
Кинрю продожал высказывать свое мнение:
— Туловище льва, орлиная голова, крылья! — японец пожал плечами. — Это же чудовищно!
Наконец я не удержался:
— По-моему, это скорее восточные традиции, чем западные.
Кинрю ничего не ответил, но мне показалось, что мои слова его не убедили.
Я начал обыскивать книжные полки, а Кинрю взялся трясти шкафы, столы и письменные принадлежности. Постепенно я переключился на гардероб, а затем вышел на винтовую лестницу, которая вела в будуар. Я со всех сторон осмотрел старинную картину в массивной тяжелой раме, рассчитывая найти что-нибудь вроде скрытого тайника. Однако картина оказалась обыкновенной репродукцией Ван Дейка в духе барокко. Горячий воск больно капал мне на ладони, поэтому я поставил подсвечник на круглый столик и зажег два светильника. Комната сразу же преобразилась.
Вошел Кинрю:
— А если нас заметит привратник?
— Я думаю, он давно уже спит мертвым сном, — легкомысленно отмахнулся я от него.
Кинрю не стал спорить, а только сделал задумчивое лицо и оставил меня изучать будуар предпологаемого убийцы в одиночестве. Однако я так ничего и не обнаружил в этом интимном помещении, куда, как я догадывался, Радевич и водил легковерную Татьяну.
Я покинул будуар и взялся за обыск зеркальных площадок на лестнице. Кинрю тем временем осматривал бельэтаж. Мне пришло в голову присоединиться к нему, и я поднялся на второй, парадный этаж особняка. Мы все перевернули вверх дном, но так ничего и не обнаружили. Дело осложнялось еще и тем, что, в общем-то, ни один из нас даже смутно не представлял, чего же он ищет. Но чем не шутит лукавый?!
— Не может быть, чтобы мы ничего не нашли, чего-нибудь, что доказывало бы, что Радевич — преступник! — Я просто негодовал.
— Если ваши предположения верны, — уверил Кинрю, -Мы обязательно, что-нибудь отыщем. А если — нет, то… -он развел руками. Я вспомнил, что в скором времени Кутузов потребует от меня отчета, и вздохнул.
— Не расстраивайтесь, — Кинрю не привык к тому, чтобы я терял надежду. — Вы обязательно что-нибудь придумаете!
Мне бы его уверенность!
Я с новыми силами ринулся обыскивать особняк. В итоге в доме не осталось ни одного нетронутого места. Мы осмотрели четыре спальни, библиотеку, столовую, комнату для прислуги, которая, к нашему счастью, пустовала. Видимо, хозяин, ввиду своего отсутствия, отправил всех девушек и лакеев в свое заглазное имение, в котором не жил. Проверили парадный зал и гостиную. Оставался только флигель с привратником, но туда заглянуть я все-таки не осмелился.
Я присел на диван, чтобы передохнуть. Кинрю пристроился рядом, почитывая «Сенатские ведомости», которые взял со стола. Уродливый грифон — теперь он и мне казался уродливым -смотрел на меня своими пустыми глазницами. Вид у него был какой-то неестественный. Я подошел поближе и поднес к скульптуре свечу. Мне показалось, что от львиного туловища немного отходит голова.
— Боже мой! — воскликнул я, слегка надавив на мраморное оперение.
Кинрю взглянул на меня, как на умалишенного. Он словно дивился моему новому религиозному обращению, а я тем временем отвернул грифону голову, поставил ее на стол и порылся во львином чреве, нащупав сложенный вчетверо лист вощеной бумаги.
— Что там?! — черные глаза Юкио Хацуми из щелочек превратились в блюдца.
— Еще не знаю, но, по-моему, — я, подобно бывалому акушеру, извлек находку на свет, — какая-то карта.
— А при чем здесь графиня Картышева? — изумился Кинрю.
— Я и сам бы хотел узнать ответ на этот вопрос, -промолвил я. — Не мешало бы глянуть на эту карту.
Кинрю поднес свечу поближе ко мне, и мы устроились с ним за круглым столиком красного дерева изучать обнаруженную мною карту. Я развернул ее и положил таким образом, чтобы на нее падало как можно больше света.
— Кажется, это план переправы через Березину, — догадался я. — Час от часу не легче! А я-то, наивный, считал, что война закончилась.
— Яков, а вы ничего не путаете? — засомневался Кинрю. — Речь действительно идет о Наполеоне?
— Да, я уверен! — воскликнул я. — Смотри, вот обозначена дорога в Борисов, — я ткнул пальцем в то место плана, где была проведена жирная линия. — А вот, под стрелочкой, явственная подпись: «Березина»
Кинрю все еще продолжал смотреть на меня с недоверием.
Я продрлжал стоять на своем:
— Да я же там был и прекрасно ориентируюсь на местности!
— А это что? — Кинрю указал на латинскую букву C.
— Дай-ка прикинуть, по-моему, это как раз мосты, по которым шла переправа французской армии. Здесь и широта реки указана. Вот, гляди — двадцать три сажени.
— А что означают прописные ab? — спросил японец, ткнув пальцем с коротко остриженным ногтем на пунктирную линию, в центре которой стояла жирная буква D.
— Смотри внимательнее, — велел я ему. — Здесь же подписано. Летняя дорога вброд через реку. Тут и промеры указаны: глубина реки в этом месте два с половиной аршина, — добавил я и присвистнул: — Занятно! Видел бы ты, Кинрю, что здесь творилось 12 ноября 1812 года! В этот-то день Наполеон как раз со своей армией к Березине подошел, следом его Кутузов преследовал. Да нет, не тот! — усмехнулся я, заметив каким выразительным взглядом окинул меня Кинрю, и продолжил:
— Витгенштейн ему путь с севера преградил, а Чичагов еще 9 ноября занял Борисов. Ситуация для французов усугублялась тем, что река, уже давно замерзшая, снова вскрылась после двухдневной оттепели, и ледоход мешал наводить мосты. Но Бонапарт нашел выход и здесь.
— И какой же? — Кинрю выглядел и в самом деле заинтригованным, его черные хитрые глазки зажглись интересом.
— Вот! — Я показал на плане еще одну жирную букву А, обведенную пунктиром. — Читай! — На карте было написано: «Деревня Студенка в 12 верстах от Гор. Борисова; сожжена». Похоже, что именно о ней мне успела сообщить мадемуазель Камилла незадолго до гибели. Здесь Наполеон мосты и построил, дезориентировав Чичагова, а потом переправил боеспособные части на правый берег, откуда с тяжелыми боями к Вильно ушел.
— Но здесь же черным по белому написано, что деревню сожгли.
Я пожал плечами:
— Ее запросто могли и отстроить заново. Меня волнует не это, а то, что в этой деревне забыла графиня. Кстати, ты заметил вот этот крест, на участке В?
Кинрю кивнул.
— Я пока не знаю, что скрыто за этой литерой. Но думаю, что с этим-то мы еще успеем разобраться.
— Надеюсь, — в голосе японца не прозвучало энтузиазма.
Я усмехнулся:
— До чего же любопытно получается, в этом месте полегло около двадцати тысяч французов, а в летнее время здесь, оказывается, наши крестьяне через реку переправлялись вброд!
— Это, бесспорно, факт любопытный, но…
Я не дал моему другу договорить, охваченный каким-то мистическим порывом, и повторил слова, произнесенные государем:
— «Господь шел впереди нас. Он побеждал врагов, а не мы!»
Кинрю отнесся скептически к откровению, явленному Александру, но мнение свое все же удержал при себе. Однако спросил:
— И что же мы будем делать дальше?
— Отправимся в Оршу, я полагаю, оттуда через Борисов — в Студенку, поищем то, что этим крестом означено, а заодно и бесследно исчезнувшего дворянина Радевича.
— План многообещающий, — заключил Кинрю на полном серьезе.
— Не мешало бы скрыть следы нашего вторжения, — подумал я вслух.
— Отчего же? — спросил Кинрю. — Неужели, Яков Андреевич, вы полагаете, что Радевич в полицию побежит? Я думаю, что Управа благочиния им-то в первую очередь и заинтересуется! Так что не в его это интересах!
— Не спорю, — я согласился. — Но поостеречься все же не помешает! Все-таки недаром народная мудрость-то гласит, что береженого Бог бережет! Хотелось бы, чтобы Родион Михайлович не знал до поры до времени о нашем с вами к нему интересе!
— А с этим что вы предлагаете делать? — Кинрю кивнул в сторону изуродованного грифона. Я призадумался, повертел орлиную голову в руках и попытался приладить ее к львиному туловищу, но не удержал, и тяжелая фарфоровая махина с грохотом покатилась по паркетным плитам. Кинрю и охнуть не успел, бросился ловить нашу «птичку», но она со звоном вдребезги разбилась. Я спешно сложил план переправы и запрятал его в карман.
В этот момент в комнату вбежал заспанный привратник в ночном колпаке в сопровождении здоровенного мужика, вооруженного довольно увесистой дубиной.
— Караул! — заорал привратник. — Грабят!
Он вжался в стену и заморгал испуганными глазами. Мужик угрожающе двинулся вперед, тем самым вынудив меня схватиться за пистолет. Я и опомниться не успел, как японец молниеносным, почти бесшумным движением оказался в полутора шагах от несчастного и одним лишь движением руки распростер его на полу. Привратник бросился выручать товарища, и Кинрю ткнул его со всего размаха в плечо. Я только сейчас заметил, какое своеобразное кольцо с выдвижной иглой одето на его правом указательном пальце. Хлынула кровь, и мужик завопил, поднимаясь с пола. Привратник не шелохнулся, он онемел от ужаса. Воспользовавшись сумятицей, мы с моим другом бросились к двери.