Странствия Лагардера - Поль Феваль

– Приглашаю вас к себе, – сказал наконец господин де Фловиль, – там мы сможем спокойно поговорить… Вы обвиняете в чудовищном преступлении одного из самых могущественных вельмож королевства, и, пока я не получу доказательств, лучше будет не давать пищи молве.

– У вас есть мое слово… Вы могли бы спросить сегодня утром у принца Гонзага, чего оно стоит…

– Пойдемте, – настойчиво повторил губернатор.

– Позвольте мне поступить иначе… Пусть все услышат то, что я вам скажу, и пусть об этом узнает весь город.

Он взмахнул шпагой, и вскоре его окружили офицеры, сол­даты, торговцы и ремесленники, дворяне и буржуа, причем де­ти не отставали от взрослых.

– Итак, я начинаю, – промолвил Лагардер. – Пер­вое из моих обвинений уже доказано: Филипп Гонзага – убийца!

В толпе послышались изумленные восклицания:

– Не может быть! Кого же он убил?

– Двадцать лет назад, ночью во рву замка Кейлюс он поразил предательским ударом в спину – и я был тому свидете­лем – своего лучшего друга, позарившись на его богатство и на его жену… Этого друга, этого кровного брата принца звали Филипп Лотарингский, герцог Неверский! Разве это, по-ваше­му, не убийство?

Хотя история гибели герцога Неверского была уже давно изрядно подзабыта, все, а особенно люди попроще, навострили уши.

Лагардер продолжал:

– У Филиппа Неверского была дочь, которую Гонзага также собирался убить… Мне удалось спасти девочку, вырвать ее из рук злодея… Я воспитал Аврору и берег ее в течение двадцати лет… мы полюбили друг друга, она стала моей неве­стой, и нас должны были обвенчать за несколько минут до моей казни! Однако я сумел доказать свою невиновность и обличить подлинного убийцу, которому и предстояло занять мое место на эшафоте. Когда я пришел за своей невестой, церковь была пуста! Убийца похитил ее прямо у подножия алтаря… Несколько часов назад вы видели здесь карету в сопровожде­нии всадников: это увозят в Испанию мою невесту, а мне пре­граждают путь, дабы преступник мог без помех скрыться со своей добычей!

Лагардер задохнулся от волнения. Потрясенная аудитория затаила дыхание.

Овладев собой, Анри воскликнул звенящим голосом:

– Теперь вы понимаете, господин. губернатор, отчего нет у меня ни письменных распоряжений, ни сопроводитель­ных бумаг? Почему я прошу вас немедленно открыть воро­та? Понимаете ли вы, как бесстыдно лгал вам Гонзага – лгал с одной лишь целью: задержать меня?! А чтобы дейст­вовать наверняка, он нанял бандитов, заплатив им за мою кровь!

Губернатор де Фловиль приблизился к нему, протянув ру­ку.

– Сударь, я вам верю! – сказал он. – Такой человек, как вы, не может лгать… я верю вам и восхищаюсь вами! Если бы дело было только во мне, я ни на секунду не задержал бы вас. Однако долг сильнее чувств… Придворная жизнь таинст­венна и непостижима, и нам в провинции трудно следить за всеми хитросплетениями интриг… Но монсеньор регент знает, что вы отправились в путь, не имея порядочного костюма и, вероятно, без денег… У вас нет сменных лошадей, нет сопрово­дительных бумаг, и в каждом городе вам грозит опасность быть схваченным. Не сомневаюсь, что он пошлет за вами гон­цов, которые, может быть, уже скоро появятся здесь…

– Это всего лишь предположение…

– Это чистая правда, – возразил губернатор. – Но послушайте меня… Такие потрясения не могли пройти да­ром… вы нуждаетесь в отдыхе, вам нужно восстановить си­лы, да и без лошадей вы не можете продолжать путь… Окажите честь моему дому! Мой кошелек будет открыт для вас, а в моих конюшнях вы сможете выбрать любого скаку­на… и если через два часа ни один гонец не явится из Па­рижа, я отпущу вас!

Анри пожал ему руку.

– Спасибо, сударь, – сказал он, – я принимаю ваше приглашение… и соглашусь принять в дар коня… – Тут он запнулся и добавил шепотом: – Время уходит! Аврора! Бед­ная моя Аврора! Не усомнишься ли ты во мне?

Он опустил голову, и по щеке его скатилась слеза. Но она не успела упасть на землю: надушенный платок, зажатый в тонкой руке, ловко промокнул ее. Ошеломленный Амбруаз Льебо вскрикнул, узнав свою жену.

– Это еще что такое? – спросил, смеясь, губернатор. – Теперь я понимаю, мой любезный прево, отчего вам не удалось арестовать господина де Лагардера… Оказывается, у него есть хорошие знакомые в вашем собственном доме… Несомненно, мадам была с ним в заговоре против нас с вами.

Мелани гордо вскинула голову.

– Мы не были знакомы, – заявила она, – но я сразу поняла, что этот человек – Лагардер… И если бы это зависе­ло только от меня, господин губернатор, то он был бы гостем в моем доме, а не в вашем!

– За эту дерзость вас следует наказать, мадам, – отве­тил господин де Фловиль, – а посему извольте взять его под руку и пойдемте обедать… На следующие два часа вы назначаетесь стражем арестованного… и будете отвечать за него голо­вой! Надеюсь, ему не удастся ускользнуть от вас.

Как ни велика была скорбь Лагардера, он не удержался от улыбки.

– Будьте покойны, сударь, даю вам слово не огорчать бегством столь очаровательного тюремщика!

IV. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР «ПРЕКРАСНАЯ ТРАКТИРЩИЦА»

Прошло два часа. Лагардер, одетый в новый камзол, гото­вился к отъезду.

За это время Кокардас успел утолить жажду и даже, в ме­ру своих слабых сил, сделал кое-какой запас на будущее. Нос его вновь обрел благородный оттенок алого цвета, и гасконец блаженствовал, хотя перспектива новой скачки несколько пор­тила ему настроение. В отличие от Анри, он отнюдь не рвался в дорогу.

А Паспуаль уделил все свое внимание кухне, и та не обма­нула его ожиданий. Впрочем, он отдал бы все яства мира за удовольствие обнять повариху, пышнотелую девицу с румянцем во всю щеку и кроткими глазами.

При подобных обстоятельствах он становился тонким дип­ломатом, и все предрассудки умирали в нем, когда воспламеня­лась кровь. Если бы его господином был не Маленький Парижанин, а кто-нибудь другой, он бы непременно продал его, – но не за тридцать сребреников, а за горячий поцелуй дамы сердца.

Он маневрировал за обедом настолько успешно, что на де­серт чмокнул в щеку грудастую красавицу, которая, впрочем, тут же брезгливо обтерла лицо фартуком. Но Паспуаль был на седьмом небе, и этого счастья ему должно было хватить на не­делю.

Если бы шевалье не терзался так печальными мыслями, то он мог бы также почувствовать себя счастливым.

Губернатор де Фловиль, стремясь загладить свою первона­чальную резкость, вел себя как настоящий друг. Он предложил гостю трех лучших лошадей из своей конюшни; он просил принять от него в дар увесистый кошелек.

Понятно, что первое предложение было с благодарностью принято; от второго Анри, смущенный таким великодушием, отказался: каково же было его удивление, когда на следующий день он таки обнаружил мешок с деньгами в своей седельной сумке!