Оранжевая смута - Василий Варга

И теперь в зале заседаний сидело еще триста депутатов от других фракций, но никто не решился поднять свой голос против хулиганов в тоге депутатской неприкосновенности.

После Пинзденика кудахтал Курвамазин, а за ним прорвался к трибуне Школь-Ноль. Депутат Школь-Ноль из фракции блока Юлии Болтушенко, выкатив глаза, начал так:

– Ураги Украины это русскоговорящие, так называемые украинцы, проживающие в восточных областях. Из вас, господа москали, надоть вытравить любовь к так называемому русскому языку – языку мата и попсы. Тильки один язык самый красивый на свете – украинский язык, на котором общается с нами наш будущий президент. Польский язык, язык моих предков, не мешало бы уравнять в правах с украинским. Я бы ишшо аглицкий язык изучил, вернее, разрешил бы его к употреблению на Украине. И то подумать надоть. Я, когда мне было шестнадцать, не то семнадцать лет, изучал аглицкий, он очень хороший, пся крев.

– И думать нечего, надоть внедрять, – громко произнес председатель «Руха» Поросюк.

– Повесить всех депутатов, кто не с нами, – воскликнула с места Юлия Болтушенко, пританцовывая. – Нету других предложений? Мы так и поступим, только опосля выборов. Я обращаюсь к великому сыну украинского народа Виктору Вопиющенко: господин президент великой, незалежной страны! Отправляйтесь в Австрию на лечение от смертельного яда, которым вас отравили верные псы бандита Яндиковича. А мы с ним тутечки разберемся.

– Повесим его, – стукнув кулачищем по башке соседа, произнес Бенедикт Тянивяму.

– Дозвольте! – стукнул лбом по крышке трибуны Школь-Ноль. – Я ишшо не кончил. Дык вот, бандит Яндикович незаконно носит воинское звание майора. Как так, я вас вопрошаю? Человек, который дважды сидел в тюрьме за тягчайшее преступление перед народом и перед всем человечеством, ни дня не прослуживший у армии, ни советской, ни нашей национальной украинской, носит звание майора? Кто ему присвоил это звание? Я уже несколько месяцев жду ответа из министерства обороны на свой депутатский запрос, но ответа так и не поступило. Значит, никто ему не присваивал звание майора, он сам себе присвоил. Ежели бы, не дай Господь, его избрали президентом, так присвоил бы себе звание генералиссимуса Украины. И тогда бы Украина стала провинцией москалей, они бы ее оккупировали, а нас, украинцев, обратили в рабов.

– Я хочу дополнить! – драл глотку депутат Бенедикт Тянивяму, у которого усы висели ниже подбородка.

– Да погодь ты, Тянивяму, я еще не кончил, – с досадой произнес Школь-Ноль.

– Все на восток, громить пособников москалей, – орал Тянивяму.

– Мне плохо, – едва слышно произнес Вопиющенко. – Но…

Юлия тут же подбежала к окружению будущего президента. Она в глазах, полных мучительных страданий, прочла, что он хочет.

– К трибуне, к трибуне! – шептала она и тянула его за рукав. – Эй ты, Пинзденик, убери эту шваль с трибуны. Сюда, сюда, вон микрофон. Внимание, говорит вождь, надежда всей Украины и Америки в пику москалям-поработителям.

Вождь, поддерживаемый Пинздеником, произнес одну фразу и закатил глаза.

– Вы нас не отравите… где билет на самолет до Вены? Мне плохо. Отравили. Но вы нас не отравите! – он вытянул руку и погрозил пальцем всему залу.

Зал снова замер. Многие депутаты, чьи отцы отсиживались в советских тюрьмах, боялись Вопиющенко как чумы. Даже действующий президент робел перед ним и его камарильей. В любой цивилизованной стране неонациста, пусть даже такого масштаба, приструнили бы без какого-либо труда. А действующий президент и правительство дипломатично молчали, боясь навлечь на себя гнев персонально.

– Петя! Где билет, ты заказал билет нашему будущему президенту? На карту поставлена судьба страны, – повернулась Юлия к олигарху и депутату Петру Пердушенко.

– Не надо заказывать, – сказал Пердушенко. – Поедем в аэропорт. Я набью начальнику аэропорта морду, и он выделит специальный самолет до Вены. Надо только назначить сопровождающих нашему будущему президенту.

Депутаты Пинзденик, Курвамазин, Дьяволивский взяли Вопиющенко на руки и вынесли из зала Верховной Рады. Пинзденик и Курвамазин держали Вопиющенко за руки, взвалив его, таким образом, на плечи, а Дьяволивский встал между ног больного.

– Слава нашему президенту! – крикнул он.

– Украине слава! – поддержал Пинзденик.

– Надо позвонить министру иностранных дел, – предложил Петр Пердушенко. – Пусть свяжется с Веной. К ним едет будущий президент Украины, а не хрен собачий. Пусть готовятся, венки, цветы, ковровые дорожки.

– Президент потерял туфлю, – схватилась за голову Юлия Болтушенко. – Я тоже буду сопровождать президента, я буду нести туфлю, а в Вене готовить для него украинский борщ.

– А кто будет командовать депутатами обеих фракций? – спросил Пердушенко.

– Никуда они не денутся. Они еще больше сплотятся… вокруг депутата Тянивяму, – сказала Юлия, возвысив депутата Тянивяму до самых небес.

– Нельзя этого делать. Депутат Тянивяму начнет гражданскую войну на нашей вильной Украине. Он считает, что в восточных областях живут одни москали и их пособники. Будет международный шкандал, – заметил Петро Пердушенко, выказывая, таким образом, дипломатические способности.

Будущий президент поднял палец вверх. Сразу воцарилась тишина.

– Не надо нам войны, – шептал он, икая, – в восточных областях тоже есть наши штабы по избранию меня в президенты. Подождите до выборов.

– До выборов! – поддержал Петро Пердушенко. – Юлия, ты остаешься в Верховной Раде. Без тебя Верховная Рада как без головы.

– Витюша, мой дорогой, наш дорогой, поправляйся скорей. А я позвоню в генеральную прокуратуру. Пусть возбуждают уголовное дело. Яндикович будет снят с кандидата в президенты как террорист-отравитель народного кандидата, практически уже избранного.

– Слава Украине! – скомандовал Пинзденик.

– Слава, слава, слава!

Виктор Писоевич тоже попытался произнести это слово, но почувствовал, что его тянет на рвоту.

Его усадили в «мерседес», и кавалькада из трех машин тронулась в аэропорт.

15

Депутат Курвамазин, один из самых говорливых в Верховной Раде, втайне надеялся на самый высокий пост после победы Вопиющенко на выборах. Казалось, он был наиболее умным и даже одаренным оратором среди оранжевой братии. По любому вопросу, который рассматривался депутатами в качестве закона, будь то выпас скота в засушливую погоду или разведение английских бульдогов, он мог выступать до десяти раз в течение одного дневного заседания. Причем он приводил такие убедительные аргументы, что поневоле верилось: все депутаты – затаившиеся враги нации, кроме депутатов фракции «Наша Украина», куда входил и сам выдающийся оратор. Но ни Вопиющенко, ни Пинзденик, ни Пердушенко, ни Бздюнченко его не то что не замечали, скорее, недооценивали, а точнее, не любили. Они его постепенно стали ненавидеть как опасного соперника и потому пустили слух, что Курвамазин москаль, поскольку у него русская фамилия. Во всяком случае, корни Курвамазина в России. Все, в том числе и будущий президент, делали вид, что Курвамазина как бы не существует, хотя он всегда выступал на украинском языке и ни разу не употребил русского слова, а вдобавок обливал русских грязью, как только мог.

Исключительным красноречием и проклятием в адрес старших братьев и всех восточных сородичей, кто общался между собой на русском языке, Курвамазин все же добился того, что его перестали называть бранным словом «москаль». Но не больше. Украинские националисты, как и фашисты, были убежденными сторонниками чистой украинской крови, без примеси москальской в результате смешанных браков. Шовинистическая бацилла, поразившая мозги Вопиющенко еще со студенческих времен и особенно, когда он работал бухгалтером в сельской местности на западе Украины, привела его к особой национальной идее, которую, похоже, стал поддерживать не только запад, но и центр Украины. Странно, что лидеры западных стран, в которых мирно живут представители многих национальностей, в том числе исповедующие ислам, не зная никаких национальных проблем, словно не замечали, что их выдвиженец, кому они оказали не только моральную, но и материальную поддержку, скатился в болото национализма. Видимо, все еще действовал страх перед великой восточной страной, обладающей атомным оружием.

Депутат Курвамазин настойчиво убеждал себя в теории чистой украинской нации и считал, что раз он родился на Украине, вышел из утробы матери украинки и только отец у него русский, то он может считать себя чистым украинцем. Он готов был отказаться от москаля отца. Но этого от него никто не требовал. В этом не было необходимости: у Вопиющенко достаточно было пинздеников, школь-нолей, тянивяму, пердушенков да болтушенков. Таким образом, Курвамазин оставался невостребованным вопреки его унизительной лояльности и бесстыдному угодничеству. Гораздо позже, когда он очнется от шока, перенесенного в результате того, что его обошли по всем направлениям и все, кому служил умом и сердцем, Курвамазин начнет очень осторожно и очень мягко замечать ошибки своих соратников и даже образует свою партию, все еще лояльную банде Вопиющенко. Это мягкое поглаживание против шерсти, как и его облизывание ступней, снова никто не заметит. Такова судьба ретивого, заблудившегося в двух соснах политика и горе-оратора, которого жена называла Цицероном до тех пор, пока он сам в это не уверовал.