Змеиное яйцо - Ингмар Бергман

Абель смотрит.

Титры извещают о том, сколько прошло времени. Женщина присела в уголке и зажала уши ладонями.

Теперь уже видно, что крик ребенка вывел ее из равновесия. Жалость к нему подавлена ощущением, которое сильнее ее воли. Над всеми чувствами возобладала глубокая депрессия, которая в свою очередь парализует всякую инициативу. Видите, как странно ведет себя подопытная во время принятия пищи: скорчилась на полу, с трудом жует. Она бросила ребенка на произвол судьбы.

Абель смотрит.

Женщина стоит у детской кроватки. Руки ее повисли по бокам как плети, голова поникла, и Абелю не видно ее глаз. Одно плечо женщины вздернуто.

Теперь мы совершенно отчетливо видим, что у нее уже созрела мысль избавиться от ребенка. Однако прошло еще шесть часов, прежде чем она осуществила свое намерение. Незаурядная сопротивляемость. К сожалению, наша камера не смогла запечатлеть момент этого поступка. Как я уже говорил, возможности аппаратуры пока ограничены.

Экран темнеет, но аппарат продолжает шуршать.

Абель смотрит.

Теперь в кадре двое мужчин в белой комнате. На одном – белая куртка и брюки. Другой, обнаженный, лежит на деревянном столе; его руки и ноги стянуты кожаными ремнями. Глаза у лежащего завязаны. Мужчина в белом держит большим и указательным пальцами толстую гиподермическую иглу. Время от времени он вонзает ее в тело распростертого на столе человека. Тот кричит; по груди привязанного течет пот.

Этот эксперимент осуществляется в две стадии. Перед вами – стадия первая. Подопытного, лишенного возможности видеть и двигаться, много часов подряд колют иглой через разные промежутки времени. Подчас за минуту он получает пять-шесть слабых уколов, подчас интервал между ними достигает получаса. Постепенно это ввергает подопытного в состояние непереносимого ужаса.

Абель смотрит.

Движущиеся титры по-немецки поясняют, что по истечении десяти часов первая стадия эксперимента завершилась. Наибольший интерес в данном опыте представляет вторая стадия. Спустя примерно десять часов описанный эффект воздействия исчезает. Подопытного отвязывают. Теперь проводивший эксперимент медик разговаривает с подопытным, дает ему пить, моет его, помогает закурить.

Абель смотрит.

Медик создает нечто вроде поля взаимной привязанности между собой и подопытным, который опирается на плечо своего мучителя, рыдая от горя и унижения, но не испытывая ненависти к тому, кто пытал. Напротив, он очень легко откликается на наигранную доброту мучителя. Он исполнен ощущения теплоты, всецело обусловленного шоком, в котором находится.

Экран на конце стола вновь темнеет, но аппарат продолжает шуршать. В лицо Абелю ударяет струя горячего воздуха и запах раскалившегося металла.

Вам ведь хочется посмотреть еще, не правда ли?

Абель смотрит.

К белой стене прижимается человек. Видно, что ему трудно удерживать равновесие. Глаза его широко раскрыты, рот все время дергается. То и дело он вытягивает руки, словно ища опоры. Делает шаг, но тут же падает, встает и падает снова.

На протяжении семнадцати дней этот человек был заперт в камере такой конструкции, что не мог шевельнуть ни рукой, Ни ногой, ни головой. Ко всему прочему, он был помещен в условия полной свето-и звукоизоляции. Знаю, вы хотите меня спросить, как это нам удается находить добровольцев для подобных опытов. Уверяю вас, это совсем не трудно. При нынешнем положении вещей в нашем распоряжении оказывается огромное количество живого материала, и мы можем себе позволить выбирать. Сегодня за небольшую сумму денег и хороший паек люди согласны на все.

Изображение меркнет, на мерцающей белизне экрана скользит и пропадает неразборчивый текст.

Абель смотрит.

Научная ценность этих кадров ограничена, однако они представляют интерес для физиогномистов. Подопытному сделали инъекцию танатоксина – наркотика, вызывающего страшную душевную муку. Таким образом, тот, кого вы видите, переживает невыносимые страдания. Тотальный и безотчетный ужас. Вот перед вами момент, когда делается инъекция. Заметьте, он совершенно спокоен, шутит и смеется. Между прочим, на редкость обаятельный юноша. Он был студентом, изучал в университете политические науки. А теперь мы вновь видим его в состоянии возрастающей тревоги. Через несколько секунд он покончит с собой. Смотрите внимательно. Это произойдет внезапно. Он хватает лежащий на столе револьвер – вам его плохо видно; а вот теперь виднее. Вставляет дуло в рот. Револьвер, разумеется, не заряжен, но он этого не знает.

Истомленный страданием молодой человек отбрасывает револьвер и кидается на стену. Схватившись за голову, он катается по полу. Изображение меркнет.

Абель не отрываясь смотрит.

Что же я еще хотел сказать?… Ах да, этот студент спустя несколько дней действительно застрелился, хотя действие танатоксина к тому времени совершенно иссякло. (Пауза.) С вашим братом Максом случилось такое же несчастье. Между прочим, он был одним из лучших наших сотрудников.

Абель молча смотрит на Ханса.

Он был умен и, что еще важнее, по-настоящему интересовался нашими опытами. Ему хотелось испытать на себе действие танатоксина. Я его отговаривал, но он настоял на своем. Его невеста тоже в немалой мере помогла нам. Они были очень привязаны друг к другу и некоторое время прожили в одной из тех комнат, которые занимали вы…

Тяжелый аппарат по-прежнему трещит и теперь показывает комнату, обставленную примерно так же, как жилище Абеля и Мануэлы.

Абель смотрит.

В кадре – ожесточенно ссорящиеся мужчина и женщина. Через несколько мгновений у них доходит до рукоприкладства. В приступе животной ярости они наносят друг другу удары.

Это один из наших последних и наиболее интересных экспериментов. Обоих подопытных подвергли операции. В мозг каждого из них вживили две маленькие мембраны. Одна из них связана с центром агрессивности, другая – сексуальной деятельности. За пределами помещения, в котором проводится опыт, помещен передатчик, посылающий импульсы то на одну, то на другую мембрану. Таким образом, мы можем дистанционно воздействовать на поведение подопытных в том, что касается проявлений агрессивности и сексуальности. К несчастью, изображение получилось недостаточно четким, хотя мы использовали сразу несколько кинокамер. В данный момент перед вами пульт управления; он состоит из двух блоков: один для мужчины, другой для женщины. Теперь вы видите, как осуществляется воздействие на их сексуальные центры. Смотрите, сколь внезапно они переходят от драки к ласкам, а затем – к половому акту. В момент совокупления мы активизируем центр агрессивности женщины. Она бешено нападает на партнера, в то время как мужчина, у которого все еще возбужден сексуальный мозговой центр, тщетно пытается ею овладеть. Это очень похоже на фарс – порой трудно удержаться от смеха.

Изображение сменяется другим.

Абель смотрит.

Возможно, вы задаетесь вопросом, каковы были мои намерения в отношении вас и Мануэлы, когда я поселил вас в одну из комнат для экспериментов и предложил питаться в нашей диетической кухне. Поверите ли, у меня не было никаких намерений. Просто хотелось вам помочь. В вашу пищу ничего не подмешивали. Она была всего-навсего чуть лучше той, какую ели другие сотрудники клиники. Как вы видели, в настоящее время клиника эвакуирована. Не так давно нам пришлось перенести нашу деятельность в более укромное место. Вы, разумеется, понимаете, что нам приходится действовать очень осторожно. Более того, мы крайне ограничены в средствах – нас финансируют только частные лица. (Улыбается.) Я отнюдь не чудовище, Абель. То, что вы видели, это лишь первые шаги необходимого и закономерного развития.

Ханс умолкает и закуривает сигарету. Аппарат продолжает трещать; теперь на экране ряд человеческих лиц – лиц людей, в сумерках идущих по широкой улице.

Как только вы откроете эту дверь, вас убьют. Я знаю, что вы сообщили инспектору Бауэру о наших экспериментах. Знаю также, что правосудие в лице недалекого, добродушного инспектора уже медленно, со скрипом зашевелилось. Очень скоро он явится сюда с полицейскими и их ржавыми револьверами. Через несколько минут я надкушу ампулу с цианистым калием, которую держу за правой щекой. Я подумал было о том, чтобы сжечь архив и уничтожить итоги нашей работы, но это слишком напоминало бы мелодраму. Результаты нашей деятельности затребует и изучит суд, а затем их подошьют к делу. Через несколько лет ученые попросят извлечь эти документы из папок и продолжат наши эксперименты в неизмеримо более широких масштабах. (Пауза.) Мы опередили свое время, Абель. И нас придется принести в жертву. Это логично. (Пауза; затем он улыбается.) Через день-другой, быть может даже завтра, на юге Германии отряды национал-социалистов под предводительством крайне пустоголового герра Гитлера попытаются совершить переворот. Эта попытка с треском провалится. Герру Гитлеру недостает интеллектуальных способностей; он и понятия не имеет о том, что такое метод. Он не отдает себе отчета в том, какие гигантские силы ему предстоит всколыхнуть. В день, когда разразится буря, они сметут его, как прошлогодний листок. Вглядитесь, Абель, в этот кадр. Посмотрите на всех этих людей. Они не способны осуществить революцию – слишком они унижены, запуганы, подавлены. Но пройдет десять лет, и те, кому сейчас десять, станут двадцатилетними, а нынешним пятнадцатилетним будет по двадцать пять. Они унаследуют ненависть старших, соединив ее с собственным идеализмом и нетерпением. Из их среды выдвинется кто-то один, и этот один воплотит в слова их невысказанные желания; он заговорит с ними о великом будущем и о великих жертвах. Молодые и неискушенные заразят своей смелостью и верой старых и слабодушных, и вот тогда-то свершится революция и наш мир рухнет в крови и пламени. (Пауза; Ханс садится.) Через десять лет, не позже, эти люди построят новое общество, которому не найдется равных в мировой истории.