Такая нежная любовь - Лиз Ивинг

— Нет.

Чудесный Брюс! Он все понял сам. Интересно, и как давно? Возможно, несколько месяцев назад. А она-то замыкалась в своем одиночестве, когда так легко было поговорить с ним.

— Потому-то я и предложил тебе этот уикэнд, — продолжал он. — Я считаю, что нам обоим нужно вновь обрести друг друга, разобраться в себе.

— Когда мы отправимся?

— Это-то меня и беспокоит. Эта избирательная кампания так разворачивается, что я сам не знаю, когда смогу освободиться.

— Ну нет! Ты же обещал!

— Знаю, котик мой. Я-то хотел объявить тебе, что контракт подписан, и по этому случаю устроить праздник, а получается видишь как!

Она положила голову ему на плечо.

— Это не ты, это твои обязательства. Ты уверен, что должен лично заниматься этим господином Фицджеральдом?

— Он решительно не идет у меня из головы!

— Дело не в этом. У меня такое впечатление, что он испортит нам лучшие моменты нашей жизни.

— Как это?

— Послушай, одно из двух: либо эта кампания приведет к успеху и мы будем без конца только и слышать о нем, либо это провалится и твое агентство очень рискует. Так?

— Похоже на то.

— И тогда? Еще есть время отказаться.

— Нет. Я только что тебе сказал, что все подписано.

Она прикусила губу. Значит, это была судьба: она должна будет бороться со своим прошлым в одиночку.

— У тебя расстроенный вид.

— Это ничего. Я предпочитаю не очень-то вмешиваться в эту кампанию. Твое дело вести ее, как считаешь нужным, и я не хочу оказывать на тебя давление. Этот господин мне не нравится, но, возможно, он достойный кандидат.

— Во всяком случае мы сделаем из него достойного кандидата.

Она улыбнулась.

— Но все-таки не очень дури публику качеством своего товара!

— Котик мой, публика не дает себя провести. Но как только я обнаруживаю определенные качества у человека или изделия, то я на своем месте, чтобы их выставить в нужном свете. И если Мак-Лоуренс верит в Фицджеральда, то это не случайно. Он душой и телом предан своей политической карьере.

— Действительно, это козырь.

— Главный. Необходимый для нас.

— Если ты так говоришь…

Она поближе придвинулась к нему.

— Уже достаточно поговорили о господине Фицджеральде, как ты находишь? Поговорим лучше о себе? Ты счастлив?

— Я?

Он казался смущенным столь прямым вопросом.

— Да, ты. В данный момент.

— В данный момент я абсолютно счастлив.

— Почему?

— Потому что я нахожусь рядом со своей женой, и мы хорошо ладим, у нас отличные дети и красивый дом…

— А твоя жена — счастлива?

— В этом я не так уверен.

Она выпрямилась.

— Ты должен объяснить мне почему. У тебя обязательно есть какая-нибудь мысль.

— Да, я тебе уже ее высказал: мне кажется, что тебе чего-то не хватает.

— Брюс! Ты знаешь, что это такое?

Он посмотрел долгим взглядом ей в глаза. Она больше не казалась печальной, напротив, ее зрачки сверкали возбуждением.

— Нет, — признался он. — С какого-то момента я сам себя об этом спрашиваю, будучи не в состоянии как следует уяснить, что же это.

— Это моя ошибка. В самом начале нашей женитьбы мне надо было показать тебе, к какой деятельности я готовилась.

Он нахмурил брови.

— Надеюсь, ты не собиралась стать кинозвездой?

— Собиралась, подобно всем маленьким девочкам двенадцати лет, но потом я поменяла свое решение. Не стоит забираться в такую даль.

— Тогда послушай… ты, по-моему, ходила на занятия изящными искусствами? Ты хотела стать архитектором?

— Нет, скульптором.

— Что тебе сейчас мешает?

Она широко раскрыла глаза.

— Но, Брюс, ты, вообще-то, понимаешь, что это означает?

— Прежде всего то, что тебе надо вернуться к учебе, поскольку за десять лет ты, должно быть, отвыкла.

Она оставалась полностью оторопевшей и в конце концов выговорила совсем упавшим голосом:

— На тебя это действительно так подействовало?

Теперь он в свою очередь казался удивленным.

— Черил, если, наконец, тебе необходимо заниматься скульптурой, чтобы чувствовать себя счастливой, то во имя чего я стал бы мешать тебе в этом? Только не рассказывай мне, что ты из-за этого так сильно мучилась!

Она опустила голову.

— Так вот, из-за этого.

— Я не понимаю.

Голос молодой женщины оборвался, и она наконец-то смогла свободно отдаться слезам и высказать то, что держала на сердце в течение столь долгого времени.

— Я боюсь, ты не отдаешь себе отчета в том, какие изменения это привнесло бы в нашу жизнь. Если я вновь стану художником в полном смысле слова, то все мое время, вся моя энергия будут посвящены этому.

— Я был бы счастлив быть супругом художницы.

Она прижалась к нему.

— Я счастлива, что слышу такие слова. Но это не все. Я боюсь забросить детей. Не говоря уже о мастерской, которую нам надо будет устроить. Ты знаешь, я проводила бы там бессонные ночи…

— Я бы лопнул от гордости.

Улыбаясь, она выпрямилась.

— Не будем слишком торопиться: прежде всего возобнови занятия, затем решишь… мы решим, что надо будет делать. Если ритм нашей жизни должен в связи с этим несколько измениться, то ни дети, ни я не будем жаловаться на это. Мы все хотим, чтобы ты была счастлива.

Она так страстно принялась его целовать, что ему пришлось отбиваться смеясь.

— Остановись! Ты меня проглотишь!

— Знаешь, что мы сделаем? Я начну с того, что покажу тебе в воскресенье все мои юношеские работы, которые сейчас заперты на чердаке у моих родителей.

Глава 6

Теперь, когда Черил вернулась к вечерним занятиям, у нее больше не оставалось времени на готовку ни ужинов, ни десертов. Госпожа Тревор согласилась приходить ежедневно, пока не подыщут кого-нибудь из доверенных лиц, чтобы вести домашнее хозяйство.

Именно сам Брюс предложил нанять гувернантку, считая, что жена расцветет куда лучше, занимаясь своим искусством, чем будет умирать от скуки, стоя за плитой, которая, по правде говоря, никогда ее не вдохновляла. Он предполагал, что отныне у него будут финансовые ресурсы, и хотел, чтобы первым, кто этим воспользуется, стала она. По крайней мере это было то, что он ей объяснил, когда пришло время все устраивать. Он единственно настоял на том, чтобы она продолжала управлять в течение дня магазинчиком.

Молодая женщина записалась на курсы металлической скульптуры, которые она прилежно посещала два часа в день в одной мастерской в центре Гринвич-Виллидж. Она рано начинала свой день, заканчивала его поздно, но, главное, не жаловалась на это, счастливая оттого, что по возвращении находила уже готовую еду. Она чуть меньше виделась со своими детьми, но атмосфера в семье оставалась теплой.