Такая нежная любовь - Лиз Ивинг

— О, конечно!

Черил молча выставила чашки, отягощенная всеми теми мыслями, которые не переставая крутились в ее голове всю вторую половину дня. Как смела она жаловаться на свою жизнь, когда трое маленьких существ так сильно рассчитывали на нее? Стоили ли ненаписанные картины того, чтобы ради них жертвовали хоть одним ребенком?

Нет, Стефен был не прав: она намного больше преуспела, чем если бы посвятила себя живописи. Это его личная жизнь не удалась, и он старался разрушить жизнь других. Что произошло бы, если бы она вышла за него замуж? Он бы и ее бросил? Может быть, после того, как упрекнул в «малевании» полотен? Стала бы она сейчас признанным художником или же скорее всего обычной мамашей?

Реальность больше не имела ничего общего с теми перспективами, которые он ей нарисовал, лишь по той простой причине, что он сам не был способен так жить. Он бросался сломя голову в свою карьеру, потому что не имел никакой другой цели в жизни. У нее же — Черил их было по крайней мере три: ее чудесные дети, не считая мужа, и — возможно позже — ее искусство… Стефен просто-напросто завидовал!

Она улыбалась, когда Брюс тихонько вошел и встал позади нее, делая знаки дочери не выдавать его.

Он обхватил ее за талию, и молодая женщина вскрикнула. Одним движением она повернулась и попала в объятия своего мужа.

— О! Брюс! Я бы все уронила из-за тебя!

— У тебя ничего не было в руках.

— Поцелуй меня.

— Сию секунду, дорогая. Я только за этим и пришел.

Он бросил свой плащ на стол и подчинился приказу с таким рвением, что Саманта захлопала в ладоши.

— Еще! — кричала она в восторге. — Еще!

Тем временем пришла Нэнси в сопровождении мамы одной из своих подружек.

— Мама! Ты забыла зайти за мной!

Черил, оторопев, застыла.

— Ну что ты! — сказала Саманта. — Мама очень устала.

— Я не забыла тебя, Нэн, просто немного задержалась.

— Значит, — с победным видом заметила малышка, — тебе и не надо туда ходить.

Черил подняла ее на руки и поцеловала в шейку.

— Милая ты моя. Завтра дождись меня, договорились?

— Договорились.

Брюс ничего не сказал, но молодая женщина поняла, что он задавал себе вопрос: как это можно было забыть сходить за ребенком? Или просто опоздать? Для него, столь самозабвенно любившего их, подобная небрежность должна была выходить за рамки понимания. Тем не менее он ничего не сказал.

Черил злилась на себя все больше и больше. Вот куда вели ее душевные метания. Стоило лишь начать сетовать на свою судьбу, как она забывала свои самые элементарные обязанности. И в очередной раз чуть было не угодила в сети, расставленные Стефеном. Зачем надо было его слушать с таким участием, раз она знала, что он оказывал на нее лишь негативное воздействие?

Гневаясь на саму себя, она не находила, что бы такое сделать во искупление своей вины. Лучше всего было больше не думать и вернуться к привычной жизни, спокойной и дающей уверенность всем членам семьи. Она взяла на себя огромную ответственность, родив этих детей, и будет нести ее до конца рука об руку с Брюсом.

Он же играл в это время с собакой, как если бы ничего не произошло, в то время как дети поглощали свои бутерброды. Видимость была соблюдена.

Однако Черил отмечала законное беспокойство своего мужа. Надо, чтобы у нее как можно скорее состоялся с ним разговор. Это было наилучшим выходом. Единственным.

— Нет, не гаси!

Брюс только что лег в постель. Он с улыбкой повернулся к жене.

— Дорогая, хочешь еще почитать?

— Нет, хочу, чтобы мы поговорили.

— А!

Она улыбнулась.

— Что значит это разочарованное «а»?

— Что есть другие места и другие моменты для разговоров.

— А тогда можешь мне сказать, для чего это место и этот момент?

Он просунул руку под ее головой.

— Угадай.

У нее не осталось времени на ответ, потому что он принялся страстно целовать ее. «Брюс, — подумала она. — Ты такой нежный, такой хороший! Разве могла бы я тебя когда-нибудь обмануть? Ты не заслуживаешь всех тех мыслей, что вертятся у меня в голове последнее время».

Как бы прося прощения за то, что она никогда ему не высказывала, Черил обвила его руками и прижала к себе, наслаждаясь его силой.

— Дорогой мой, — прошептала она, — ты так нужен мне.

Он слегка высвободил ее плечи и стал покрывать их тысячами коротких жарких поцелуев, которые мало-помалу поднимали в ней волну какого-то напряжения, на которое она считала себя уже неспособной. Но жизнь так устроена, что может зачастую напрочь опровергнуть такие устои, которые, казалось, не могут быть подвергнуты сомнению.

Она с таким ощущением счастья отдавалась наполнявшему ее волнению, как если бы ее муж впервые постепенно открывал для себя ее тело. Она прерывисто дышала и могла лишь нежно постанывать, выгибаясь вперед, чтобы как можно полнее распахнуть себя для него в этой самой изысканной из мук.

— Черил, Черил, — выговорил он приглушенным голосом, — я люблю тебя. Никогда не бросай меня.

Если бы она по-настоящему поняла весь смысл того, о чем он говорил, то застыла бы на месте. Но она предпочла поспешно прогнать это минутное беспокойство, которое возникло в ней, чтобы наслаждаться лишь гармонией их тел.

Он, должно быть, подумал вслух, не отдавая себе ясного отчета в значимости своих слов.

И неожиданно наступило состояние исступления. Она вцепилась в него изо всех сил и издала слабый крик. Жадно ухватившись вместе за свое счастье, они сдерживали дыхание, чтобы как можно глубже пережить и прочувствовать этот наивысший пик, прежде чем медленно опасть в сладостной неге.

Они еще долго пребывали в молчании, рука в руке, вкушая свое блаженство.

Черил, встревожившись, первой открыла глаза.

— Что ты только что сказал?

— Когда?

— Ты не помнишь своих слов?

— Помню, я сказал, что люблю тебя. — Он поцеловал ее в висок. — И я повторяю это.

— А потом ты что-то еще добавил…

Нахмурив брови, он не ответил; однако Черил была слишком встревожена, чтобы заснуть в подобной неопределенности.

— Ты попросил меня никогда тебя не бросать.

— Я? Ты в этом уверена?

— Да. Ты думал об этом и продолжаешь об этом думать. Почему?

Он поцеловал кончики ее пальцев, выдержал долгую паузу и вздохнул:

— Не очень-то понимаю. Последнее время ты мне кажешься странной, и, признаюсь, временами я спрашиваю себя, не жалеешь ли ты о чем-нибудь.

— О чем я могла бы жалеть?

— Это трудно выразить словами. Возможно, более экзальтированной жизни. Я прекрасно понимаю, что иногда твои дни довольно… однообразны. Как я тебя вижу, ты должна, мне кажется, стремиться к большему движению, что ли. Или я ошибаюсь?