Фолкнер - Борис Грибанов

Существенно в этой статье и то, что молодой критик, идя отнюдь не в ногу с модой, вопреки теоретическим постулатам пророков модернизма, высказывает свое твердое убеждение в необходимости прочной драматургической структуры. Он пишет об "основательно построенной пьесе — сюжет должен быть хорошо построен". Далее он опять возвращается к этому вопросу, который, видимо, считает весьма важным: пьеса должна быть "построена в соответствии с основательными правилами, то есть простота и сила языка, совершенное знание материала и ясность интриги".

С беспощадной иронией молодости Фолкнер отзывается о модных исканиях современных писателей: "Все пишущие люди трогательно раздираемы между желанием стать видной фигурой в этом мире и нездоровым интересом к собственному «я» — ужасный результат пересаживания Зигмунда Фрейда в динамический хаос смешения национальностей". Он высмеивает писателей, бежавших из Америки в Европу: "О'Нил повернулся спиной к Америке, чтобы писать о море, Марсден Хартли взрывает обвинительные шутихи на Монмартре, Альфред Крейнберг уехал в Италию, Эзра Паунд неистово играет с поддельной бронзой в Лондоне. Все нашли Америку эстетически невозможной, однако, будучи американцами, они когда-нибудь вернутся, некоторые в удручающее изгнание, другие чтобы с радостью писать для кино".

Интуитивно, на данном этапе чисто теоретически, Фолкнер высказывает твердое убеждение, о котором он говорил и в предыдущих статьях, ссылаясь на пример Шекспира, Бальзака, Флобера, что великие произведения создаются на национальной почве, на местном материале. И в статье "Американская драма: сдерживающие моменты" он выражает свою глубокую уверенность, что американская жизнь содержит "неисчерпаемые запасы драматического материала", упоминая в качестве примера "старые времена на реке Миссисипи" и "романтическую историю строительства железных дорог".

Среди задиристых статей молодого критика, пытавшегося сформулировать свои мысли о литературе, на страницах «Миссисипиан» промелькнула крохотная зарисовка, эдакий желудь, из которого со временем вырастет могучий дуб. Это маленькое эссе еще связано пуповиной со стихами, которые в то время писал Фолкнер, но в нем можно разглядеть зародыш будущего реалистического таланта крупного прозаика.

Называлась зарисовка «Холм». Перелистывая романы Фолкнера, читатель, наверное, с добрым чувством вспомнит и об этом наброске.

"…Вся долина распласталась под ним, и его тень, протянувшаяся далеко, легла на долину, спокойная и огромная. Тут и там ниточки дыма зыбко колебались над трубами. Деревушка спала, погруженная в мир и покой под вечерним солнцем, как спала она уже столетие, ожидающая, истощенная радостями и бедами, надеждами и разочарованиями, как будет спать до скончания века.

С вершины холма долина казалась неподвижной мозаикой из деревьев и домов; с вершины холма нельзя было рассмотреть хаос истощенных участков, взбаламученных весенними дождями и исковерканных копытами лошадей и скота, не видно было куч зимнего мусора и ржавых бидонов, ни грязных заборов, покрытых рваным безумием почтовых непристойностей и реклам. Не видно было намеков на борьбу, на подавленное тщеславие, на честолюбие и похоть, на засохшую слюну религиозных противоречий; он не мог видеть, что высокопарная простота колонн здания суда обесцвечена и запачкана небрежными плевками жевательного табака. В долине не было никакого движения, кроме тонких спиралек дыма и сжимающего сердце изящества тополей, не слышно было ни звука, кроме слабого размеренного отзвука наковален".

В этой зарисовке впервые из всего, что он до этой поры писал, выделилось реалистическое начало и возобладало над другими элементами его творчества, такими, например, как лиризм, хотя он здесь и присутствует в большой степени, но здесь он уже начинает подчиняться содержанию. Можно предположить, что это первый случай, когда Фолкнер стал экспериментировать с местным материалом, отнюдь не осознавая, какие возможности он таит в себе и что из этого может получиться.

Конечно, критические заметки в «Миссисипиан» не были в этот период главным делом для Фолкнера. Он писал их от случая к случаю, не придавая, по-видимому, им серьезного значения, хотя они дают теперь возможность отчасти приоткрыть тот сложный процесс формирования творческой личности, который обычно бывает так трудно проследить.

Главным делом, которым занимались в это время Фолкнер и Фил Стоун, была подготовка поэтического сборника "Мраморный фавн".

Стоун вложил в это предприятие немалое количество энергии и собственных денег, поскольку именно он из своих скромных средств оплатил бостонскому издательству "Фор сиз компани" всю стоимость издания этого сборника.

В предисловии, открывавшем сборник, Стоун писал: "Это юношеские стихотворения… Они полностью принадлежат этому периоду неопределенности и иллюзий… В них есть и недостатки юности — юношеская нетерпеливость, отсутствие изощренности, незрелость. В них есть чистая радость юности… и юношеская неожиданная, смутная, беспричинная грусть ни о чем… Я думаю, что эти стихотворения кое-что обещают. В них есть необычное чувство слова и музыки слов, любовь к мягким гласным, ощущение цвета и ритма, и — временами — чувствуется намек на приближающуюся мужественность руки… Человек, у которого есть подлинный талант, будет расти, оставит все это позади, и в конце концов вырастит цветок, который не может появиться ни в одном саду, кроме как в его".

Тем временем жалобы студентов и профессоров на университетского почтмейстера вышестоящему начальству становились все яростнее и настойчивее. В сентябре 1924 года инспектор почтовых учреждений штата Миссисипи направил Фолкнеру официальное письмо, в котором излагал жалобы клиентов на недоставленные письма и посылки, на то, что почтмейстер читает в рабочее время, вместо того чтобы сидеть у окошка почты, и, наконец, что почтмейстер в рабочее время занимается писанием собственных сочинений.

Фил Стоун использовал все свое политическое влияние, чтобы отвести удар от Фолкнера, но ему это не удалось, и в конце октября Фолкнеру от имени правительства Соединенных Штатов было предложено подать в отставку. Тогда он написал инспектору почтовых учреждений следующее письмо: "Поскольку я живу при капиталистической системе, я понимаю, что на мою жизнь влияют люди, обладающие деньгами. Но будь я проклят, чтобы я зависел от любого прогуливающегося мерзавца, у которого имеются два цента, чтобы купить почтовую марку. Рассматривайте, сэр, это письмо как мою отставку".

Итак, он вернулся к своей былой жизни, слонялся по городу и по его окрестностям, брался за всякую плотницкую и малярную работу, чтобы заработать какие-нибудь деньги.