Война в Зазеркалье - Джон Ле Карре

– Это опасно?

– Не знаю. Могу только сказать, что дело серьезное.

– Неужели ты так твердо в этом уверен?

Он откликнулся почти в отчаянии:

– Послушай, а почему я не могу быть в этом уверен? Разве ты не понимаешь, что это не праздный вопрос. Я имею дело с фактами. Почему ты всегда во мне сомневаешься? Неужели тебе так трудно хотя бы раз в жизни признать, что я выполняю важную работу?

Он вернулся в спальню, продолжая рассуждать на ходу. Сэра держала перед собой книгу в мягкой обложке и делала вид, что читает.

– Мы все должны найти свое место в жизни, обозначить круг своего существования. И потому не надо спрашивать меня все время: «Ты уверен? Ты уверен?» Это как если бы ты начала спрашивать, уверен ли я, что нам следовало заводить ребенка, уверен ли я, что мы не ошиблись, когда поженились. В этом просто нет смысла.

– Бедный Джон, – сказала она, опуская книгу и внимательно разглядывая его. – Лояльность без веры. Тяжело же тебе приходится.

Она произнесла это совершенно ровным тоном, словно была экспертом, сумевшим определить социальное зло, от которого он страдал. Вот почему еще один прощальный поцелуй показался ему сейчас таким неуместным.

Холдейн дождался, когда все выйдут из кабинета. Он, как всегда, явился последним и так же последним удалится.

– За что ты так со мной? – спросил Леклерк. Он говорил голосом актера, уставшего от сцены. На всем столе для совещаний рядом с пустыми чашками и полными пепельницами лежали развернутые карты и фотографии.

Холдейн не ответил.

– Что и кому ты пытаешься доказать, Адриан?

– Расскажи еще раз про человека, которого ты собираешься туда заслать.

Леклерк подошел к раковине и налил себе чашку воды из-под крана.

– Тебе не понравилась идея с Эвери? Скажи честно.

– Он слишком молод. А мне вообще не нравится твой культ молодости.

– У меня в горле пересохло от говорильни. Попей водички. Будет полезно для твоего горла.

– Сколько лет Гортону? – Холдейн взял чашку, отхлебнул из нее и поставил на стол.

– Пятьдесят.

– Нет, он старше. Он нашего с тобой возраста. А точнее, был нашего возраста еще на войне.

– Да, такие детали забываются. Ему, должно быть, лет пятьдесят пять или пятьдесят шесть.

– Он в штате? – настойчиво продолжал расспрашивать Холдейн.

Леклерк покачал головой.

– Не прошел квалификацию. У него прерванный стаж. После войны он пошел служить в контрольную комиссию по германскому вопросу. А когда ее деятельность свернули, пожелал остаться в Германии. Думаю, это потому, что у него жена немка. Он обратился к нам, и мы взяли его на договор. Будь он штатным сотрудником, нам бы не хватило денег, чтобы держать его в Гамбурге. – Он отхлебнул из чашки по-женски аккуратно. – Десять лет назад у нас было тридцать резидентов в разных странах. Теперь осталось всего девять. Нас лишили даже собственной курьерской службы. Все, кто был на совещании, прекрасно об этом осведомлены, но почему-то никто не делает скидку на подобные обстоятельства.

– Как часто от него поступают донесения о перебежчиках?

Леклерк пожал плечами.

– Я не читаю всей его корреспонденции, – ответил он. – Твои люди знают лучше. Конечно, их стало заметно меньше после возведения Берлинской стены и закрытия границы.

– Мне показывают только самые интересные материалы. И этот доклад из Гамбурга – первый за весь год. Вот почему я всегда считал, что у Гортона есть какая-то другая работа.

Леклерк покачал головой. Холдейн спросил:

– Когда подходит срок продления его договора?

– Этого я не знаю. Просто не знаю.

– Он, вероятно, сейчас сильно встревожен. Его увольнение предусматривает выплату денежного вознаграждения?

– Это всего лишь контракт на три года. Никакого вознаграждения. Никаких премий или пособий. Правда, у него есть возможность продолжать работу и после шестидесяти, если он все еще будет нам нужен. У внештатных работников есть свои мелкие преимущества.

– Когда договор с ним продлевался в последний раз?

– Тебе лучше спросить у Кэрол. Должно быть, года два назад. Или чуть раньше.

Холдейн напомнил:

– Так что ты говорил о засылке туда нашего человека?

– Я как раз встречаюсь сегодня с министром по этому поводу.

– Ты уже отправил на задание Эвери. Тебе не следовало этого делать.

– Но кому-то надо было лететь. Или ты хотел, чтобы я обратился в Цирк?

– Эвери позволяет себе дерзости, – пожаловался Холдейн.

Струи дождевой воды бежали по желобам вдоль крыши, оставляя потеки на запылившихся снаружи оконных стеклах. Казалось, Леклерку даже хотелось, чтобы Холдейн продолжал, но тот замолчал.

– Я еще даже не знаю, как министр воспринял смерть Тейлора. Он будет расспрашивать меня об этом, и мне придется высказать свое мнение. Никто из нас, конечно, толком ничего не знает. – Его голос обрел прежнюю силу. – Но он может дать мне команду – это совершенно не исключено, Адриан, – он сам может распорядиться, чтобы мы заслали туда своего человека.

– И что же?

– Предположим, я тогда попрошу тебя быстро сформировать оперативный отдел, провести анализ, подготовить документы и оборудование. Предположим, тебе будет поручено срочно найти, обучить и отправить агента. Ты сможешь?

– Ни слова не говоря Цирку?

– Не вдаваясь в детали. Нам могут понадобиться кое-какие их возможности. Но это не значит, что мы обязаны описывать им картину в целом. Это классический вопрос безопасности: об операции должны знать только те, кому это необходимо знать.

– Значит, обойдемся без Цирка?

– А почему бы и нет?

Холдейн помотал головой.

– Хотя бы потому, что это теперь не наш род деятельности. Мы не готовы. Передай все Цирку и окажи им необходимую поддержку. Пусть этим займется кто-то из их опытнейших людей – Смайли или Лимас…

– Лимас мертв.

– Ладно. Тогда Смайли.

– Смайли давно раскрыт.

Холдейн побагровел.

– Но есть еще Гиллам и другие. Настоящие профессионалы. У них и сейчас еще хватает людей. Отправляйся на встречу с Шефом и передай дело ему.

– Нет, – твердо ответил Леклерк и поставил чашку на стол. – Нет, Адриан. Ты служишь в департаменте так же долго, как и я. Тебе известны поставленные перед нами государством задачи. Предпринимать все необходимые действия – там так и сказано, – все необходимые действия для сбора, анализа и проверки разведывательной информации военного характера там, где подобные данные не могут быть получены из официальных военных источников. – Каждое слово он вбивал в поверхность стола своим маленьким кулачком. – А как еще, по-твоему, я получил разрешение на тот полет?

– Допустим, – согласился Холдейн, – перед нами все еще стоят прежние задачи. Но ведь условия изменились. Сейчас у этой игры совершенно иные правила. В прежние времена мы были хозяевами положения – резиновые лодки в безлунную ночь; захваченные вражеские самолеты, радиоперехват, и все такое. Уж нам ли не знать: мы проделывали все вместе с тобой. Но теперь все по-другому. Это совершенно иная война, принципиально другие методы ведения боевых действий. И в министерстве это отлично понимают, – добавил он. – А с Цирком я бы вообще не стал в таком случае связывать никаких надежд. Они там благотворительностью не занимаются.

Они вдруг посмотрели друг на друга удивленно, словно знакомились заново. Потом Леклерк сказал, причем его голос был чуть громче шепота:

– Все ведь началось с агентурных сетей, верно? Помнишь, как Цирк начал отнимать их у нас одну за одной? А в министерстве только говорили: «Нам ни к чему иметь два польских отдела, которые будут дублировать работу друг друга, Леклерк. Мы решили, что Польшей теперь будет заниматься Шеф со своими людьми». Когда это было? В июле сорок восьмого. А потом продолжалось из года в год. Почему, ты думаешь, им так нравится твой аналитический отдел? Не потому, что ты умеешь красиво оформлять папки с досье. Это то место, которое они хотели бы отвести нам, разве не ясно? Место вспомогательной службы! Никаких самостоятельных операций! Они готовятся усыпить нас, как старых псов! Знаешь, какое у нас сейчас прозвище на Уайтхолле? Шпионская богадельня!

Наступила долгая пауза.

– Я всего лишь обрабатываю данные, – сказал Холдейн. – Я не разведчик.

– Но ведь ты был прекрасным оперативником, Адриан.

– Как и мы все.

– Тебе известна цель. Ты располагаешь о ней всеми сведениями. Кому еще этим заниматься? Забирай себе любого – Эвери, Вудфорда… Кого только захочешь.

– Мы отвыкли от людей. То есть от работы с агентами, я имею в виду. – В тоне Холдейна послышалась неожиданная неуверенность в себе. – Я стал аналитиком. Занимаюсь бумажками.

– Нам просто нечего было тебе предложить взамен до этого момента. А сколько лет прошло? Уже двадцать?

– Ты хоть представляешь себе пусковую площадку ракеты? – неожиданно спросил Холдейн. – Сколько всего требуется для ее оборудования? Им нужны стартовые столы, защитные щиты, кабельные трубопроводы, здания для пультов управления, бункеры для хранения боеголовок, топливозаправщики и машины для подвозки окислителя. И все это надо подготовить заранее. Ракеты не появляются ниоткуда за одну ночь. Они похожи на целые передвижные ярмарки. Не заметить этого невозможно. Мы бы знали обо всем значительно раньше. Мы или Цирк. А что касается смерти Тейлора…