Соленый ветер - Сара Джио

– Где Китти? – спросила Мэри. – Мне казалось, я видела ее здесь с утра.

– Где-то здесь, мы вместе пришли.

– Нет, – проворчала сестра Гильдебрандт, – она сказала, что ей нехорошо, и я отпустила ее обратно в казарму.

Странно. Утром она выглядела нормально. Я старалась об этом не задумываться, но Китти вела себя подозрительно с тех самых пор, как мы приехали на остров: говорила, что идет куда-то – и оказывалась в совершенно другом месте, обещала встретиться за завтраком или обедом – и пропадала. Она редко упоминала полковника Донехью, а я так и не сказала, что видела их в лодке. Похоже, он остался в прошлом, но теперь Китти проводила слишком много времени с Лансом. Вчера их не было до полуночи. Я глянула на часы сквозь сон, когда она, наконец, пришла и рухнула в кровать.

– Наверное, поймала вирус, – предположила Мэри, – говорят, сейчас ходит ужасная желудочная инфекция.

Я не верила, что у Китти инфекция. Нет, дело в чем-то другом. Работа в лазарете не оставляла времени для долгих бесед, с соседних островов привозили все больше раненых – там шли активные бои. Они поступали не так часто, но почти все случаи были тяжелыми. Ножевые ранения. Пули в животах. Только вчера пришлось срочно ампутировать почти оторванную ногу. Безрадостная работа занимала все наши дни, и, когда заканчивались смены, мы, как мыши, разбегались по укромным местам. Но куда бежала Китти?

Я подумала о других медсестрах. Стелла проводила долгие часы в зале для отдыха: ее новым увлечением стал шаффлборд, вернее Уилл, который любил шаффлборд. Лиз, конечно, покорно последовала за ней. Мэри уставала после смен в лазарете и возвращалась в казарму, где проводила время за книгой или написанием писем друзьям. Я же ускользала в бунгало. Иногда я встречала там Уэстри, иногда – нет, но я всегда надеялась с ним увидеться.

– Почта! – вдруг крикнула одна из сестер.

Я оставила Мэри и поспешила к деревянному ящику с письмами и посылками. Почта приходила редко, поэтому писем обычно было много. Часть корреспонденции высыпалась на пол, когда я подвинула ящик поближе к столу.

Стелла получила сразу пять писем, Лиз три, а Китти всего два – оба от матери. А потом я увидела письмо, адресованное мне, и почувствовала знакомую тяжесть в груди, узнав почерк. Герард.

Я, отвернувшись, осторожно открыла конверт: мне не хотелось читать его при других сестрах:

«Любовь моя,

Листья меняют цвет, и я очень по тебе скучаю. Зачем же ты уехала?

Сиэтл все такой же, как в день твоего отъезда, только без тебя здесь одиноко. Мне кажется, война и одиночество тесно взаимосвязаны. Все только об этом и говорят. Я очень беспокоюсь за тебя. В Тихом океане будут активные действия, и я молюсь, чтобы они не затронули твой остров. Военные умы, с которыми мне удалось поговорить, считают, что он безопасен. Я молюсь, чтобы так и было.

Война забрала лучших. «Кабана Клаб» опустел, ты бы его не узнала. Все здоровые мужчины записались добровольцами или были призваны в армию, и хочу сообщить тебе – даже после всего, что отец сделал для моей безопасности, я постоянно задумываюсь, что тоже должен отправиться на фронт. Это будет правильный выбор. Корабли со следующими отрядами отправляются 15 октября, я хочу аннулировать свое освобождение и поехать с ними. Две недели мы проведем в тренировочном лагере в Калифорнии, а потом направимся в Европу.

Пожалуйста, не волнуйся обо мне. Я буду часто писать, рассказывать о своих делах и мечтать о дне нашей встречи.

Люблю тебя всем сердцем и думаю о тебе чаще, чем ты можешь предположить.

Искренне твой,

Герард».

Я приложила письмо к груди, у меня замерло дыхание. Я восхищалась патриотическим порывом жениха, но пришла в ужас от опасности, поджидающей его даже в недолгий промежуток времени между отправкой и получением письма. А вдруг он сейчас на поле боя? А вдруг его?..

Я плюхнулась на стул, привалившись на спинку и изо всех сил стараясь не разрыдаться, но почувствовала, как кто-то положил мне на плечо руку.

– Что случилось, дорогая? – мягко спросила Мэри.

– Герард. Похоже, он на фронте.

Мэри гладила меня по спине, а на измятый лист бумаги катились слезы, превращая красивый почерк Герарда в грязные черные пятна.

– Как думаешь, каково быть женой военного? – спросила меня Китти тем вечером, укладываясь в постель. Она сидела на койке в розовой хлопковой ночной рубашке и расчесывала свои светлые кудри. Ее недомогание явно прошло.

Я опустила книгу, которую держала в руках.

– Ты ведь пока не собираешься выходить за Ланса, правда?

Китти промолчала, продолжая расчесывать волосы.

– Думаю, в таком союзе есть свои преимущества, – заявила она. – Все эти путешествия и приключения…

– Китти, вы ведь только познакомились.

Теперь мы разговаривали только по вечерам – если Китти не гуляла с Лансом.

Китти положила расческу на столик, залезла в кровать, натянула одеяло и повернулась ко мне.

– Анна, – проговорила она детским, наивным, робким голосом, – ты всегда знала, что Герард – тот самый?

Вопрос обескуражил меня, хотя в Сиэтле такого бы не случилось.

– Да, конечно, – ответила я, вспомнив о полученном письме. Моя привязанность к жениху явно возросла. – Знала.

Китти кивнула.

– Похоже, я чувствую то же самое, – ответила она и отвернулась к стене, прежде чем я успела что-то спросить. – Спокойной ночи.

Уэстри провел тридцать дней на другом острове, и 27 ноября, в день его возвращения, я ждала его возле мужских казарм, делая вид, что собираю гибискус. Была среда, канун Дня благодарения, и все говорили только о двух вещах: индейке и клюквенном соусе.

– Эй, сестра! – крикнул один из солдат с третьего этажа. – Как думаешь, будет птичка?

– Я что, похожа на кухарку? – с иронией спросила я.

Солдат, парень лет девятнадцати, ухмыльнулся и исчез. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы привыкнуть к мужчинам и к войне. Я перестала стесняться, лихо отбривала тех, кто пытался меня обидеть, и научилась подобающим образом отвечать на непристойные замечания. Мама была бы вне себя от моего поведения.

Прошло уже минут двадцать, а Уэстри так и не появился, и я вернулась в казармы с наполненной цветами сумкой и тяжелым сердцем.

– Пришло письмо, – сообщила Китти, бросая на кровать конверт, – от твоей мамы.

Я пожала плечами и спрятала конверт в карман платья, а Китти заглянула в сумку, оставленную у двери.

– Какая красотища, – восхитилась она, – давай их поставим.

Она достала из сумки цветки и поставила их на столик в стакан с водой.

– К утру завянут, – посетовала я, – гибискус очень плохо стоит.

– Я знаю. Но сейчас они прекрасны, правда?

Я кивнула. Жаль, я не умею ценить красоту момента, как Китти. Это настоящий дар.

Она отошла назад и полюбовалась импровизированной вазой, наполненной яркими цветами, которые утратят свою красоту уже через несколько часов. Потом бросила взгляд на прикроватный столик.

– Чуть не забыла, – спохватилась она, – мне тоже пришло письмо. От папы.

Китти вскрыла конверт и достала письмо. Сначала подруга читала письмо с улыбкой, потом ее лицо стало озадаченным, и наконец – потрясенным. По ее щекам медленно потекли слезы.

– Что такое? – забеспокоилась я. – Что случилось?

Она повалилась на кровать, зарывшись лицом в подушку.

– Китти, – не отставала я, – скажи мне.

Не дождавшись реакции, я подняла разлетевшиеся по полу страницы письма и прочитала, что написал отец Китти:

«Должен тебе сообщить, любовь моя, что в сентябре мистер Гельфман уехал на войну в Европу и, боюсь, погиб. Я знаю, тебе будет нелегко пережить эту новость. Мама просила меня не рассказывать, но, думаю, ты должна знать».

Я положила письмо в ящик столика Китти. Чертова почта. Почему она не дает нам покоя? Все было нормально, пока не стали приходить письма.

– Китти, – прошептала я, прижавшись к ней лицом, – мне очень жаль.

– Просто оставь меня одну, – тихо попросила она.

– Я принесу тебе ужин, – предложила я, услышав звонок в столовой.

– Не хочу, – пролепетала она.

– Все равно принесу.

Положив себе картофельного пюре, я с позволения кухарки взяла еще одну тарелку для Китти, добавив туда тертую морковь и вареную ветчину, скрученную и высохшую под палящим солнцем. Ну, хоть не консервы. И на том спасибо.

Стелла и Мэри помахали мне со столика медсестер, я подошла к ним.

– Я зашла взять подносы для нас с Китти, мы будем есть в комнате. Китти получила плохое письмо из дома.

Мэри нахмурилась.

– Очень жаль. Но, может, присядешь на минутку? Будет непросто дотащить оба подноса по тропинке, вдруг споткнешься? Поешь с нами?

Я подумала и согласилась, устроившись рядом с Мэри.

– Говорят, в казармах сегодня была драка, – приглушенным голосом сообщила Стелла. – Жизнь на острове изматывает мужчин.