Элли и арфист - Прайор Хейзел

– Ты дал ей арфу? Вы смысле – подарил? Бесплатно?

Я подтвердил, что денег я с нее не взял.

– Бьюсь об заклад, она тебе чертовски понравилась, дружище.

Я ответил, что это действительно так.

– Судя по всему, вы стоите на пороге красивой истории, если ты понимаешь, о чем я говорю. – Томас ухмыльнулся и подмигнул. – Уверен, что после этого ей будет трудно сопротивляться твоему натиску, ты, грязный кобель!

Я во второй раз заверил его, что я не кобель и уж точно не грязный, и объяснил, что она замужняя дама, которая ест треугольные бутерброды, и она вполне способна оказать мне сопротивление. И, как я уже упоминал ранее, у меня есть девушка, Косуля.

– О да, конечно, мистер Всемогущий, так и есть! Ладно, тогда давай перейдем к ней. Обсудим еще один лакомый кусочек. Как обстоят дела с шикарной Косулей?

Я ответил, что все в порядке. Кроме того, я надеялся, что в скором времени Косуля начнет давать Элли регулярные уроки игре на арфе, здесь, в амбаре, чтобы Элли стала более уверенной арфисткой. Я добавил, что Элли – домохозяйка тридцати шести лет и четырех дней от роду, которой я подарил арфу.

Глаза Томаса немного остекленели.

– Значит, Косуля начнет чаще заходить в Амбар «Арфа»? – проговорил он. Я подтвердил, что да, это факт. – Как ты это делаешь, приятель? Я гнию со своей старой мегерой, у которой гормоны пляшут, как у тринадцатилетней, и которая только и делает, что орет на меня, а в твоем распоряжении сразу две роскошные богини.

Я возразил, что они не богини, а арфистки.

– Какая разница, – отмахнулся он. – Арфистки, ангелы, богини, кто угодно. Но я предполагаю, что они не такие уж и святые. Особенно Косуля. Ну не может святая одеваться, как она. Не может у святой быть такая грудь, как у нее. Ее грудь – ну, как бы помягче выразиться, чертовски изумительна!

Я согласился с тем, что у Косули очень красивая грудь.

– Ах, так ты это признаешь! Ты прям как я. Большой ценитель… – Он помолчал. – Огромных кокосов.

Я сказал, что да, это так. Мне нравятся кокосы, какого бы размера они ни были. Кроме того, мне нравится женская грудь.

– Особенно грудь Косули? – уточнил он, глядя на меня мутными глазами, и глотнул еще сидра.

Да, сказал я, грудь Косули мне нравится особенно. Я потратил много счастливых мгновений, изучая ее и задаваясь вопросом, из какого дерева я ее вырежу, если когда-нибудь вообще начну вырезать ее из дерева. И пришел к выводу, что лучше всего с этой задачей справится клен.

Томас рассмеялся, шлепнул меня по спине и назвал прикольным мужиком.

Я добавил, что грудь Косули также была хороша в том плане, что ее было очень приятно гладить, когда она лежала голой в постели.

Он поперхнулся, и сидр брызнул из его рта на стол.

– Следующий раунд за мной, парень, – выдавил он.

По пути домой мы увидели трех стоящих на дороге оленей; их глаза сверкали в свете фар. Они не задержались ни на мгновение, а изящно ускакали в лес, покачивая белыми попками. Это снова навеяло мне мысли о Косуле.

Я наделся, что Косуля научит Элли играть на арфе. Будет здорово, если они вдвоем будут играть на арфе наверху в моей комнате. Я буду носить им обеим нарезанные треугольниками бутерброды. Бутерброды с джемом из тех баночек с клетчатой оборкой, который приготовила из моих слив Элли. Когда Элли научится играть на арфе, возможно, ее муж захочет прийти и послушать, и тогда я нарежу бутерброды и для него. И Томас придет, хотя он, вероятно, не будет слушать арфу, а будет просто рассматривать грудь Косули. Скорее всего, она не станет возражать. Она в этом плане очень терпима. Она не такая, как моя сестра Джо. Если какой-нибудь мужчина осмелится посмотреть на ее грудь (которая тоже весьма выдающегося размера), она даст ему пощечину. Не стоит знакомить ее с Томасом.

Я так и не сказал своей сестре Джо, что подарил Элли арфу. Я подумывал признаться в этом после интервью, потому что она осталась мной довольна и заверила меня, что это будет способствовать развитию бизнеса. Но я так и не смог это сделать. Честно говоря, я не хочу думать о том, как отреагирует Джо, если я когда-нибудь удосужусь ей обо всем рассказать. Проще изготовить еще одну арфу.

12

Элли

Этот запах земли и травы, эта свежесть в воздухе – точные признаки наступления осени. Буки в дальнем конце сада окрашены в медно-красный цвет, но солнечные лучи достигают только верхних ветвей. Как бы я ни любила свой дом, иногда мне необходимо сбежать из нашей тенистой долины к холмам.

Сердце учащенно колотится, когда я переключаю передачу и поднимаюсь на крутой холм за пределами деревни и наблюдаю за тем, как расширяется за соснами небо. На гребне холма я несколько раз сигналю, чтобы разогнать привычную толпу фазанов, бесцельно бродящих по дороге.

Я приехала на двадцать минут раньше. Во всем виновато мое любопытство. Мне хочется посмотреть, на месте ли Рода, Косуля. Не то чтобы это что-то значило. После того, как я уеду, она сможет быть с Дэном сколько захочет. Возможно, вечера – это то время, которое они проводят вместе. Или ночи.

Когда я приезжаю, другой машины у амбара не припарковано.

Дэн сидит в задней части мастерской и оттирает камешки.

– Смотри, Элли! – Рукава его рубашки закатаны, волосы растрепаны. Его ликование заразительно. Я отвожу от него взгляд и сосредотачиваюсь на камешках. – Нашел во время сегодняшней утренней прогулки, – говорит он. – У оранжевого почти идеальный овал. А у этого, если правильно поднести его к свету, видна серебристая полоска. А этот грубый, зато посмотри на цвета всех крапинок!

Я никогда не интересовалась галькой до такой степени, но в присутствии Дэна начинаю смотреть на камешки другими глазами. В них столько разнообразия, столько красоты – как в настоящих произведениях искусства. Возможно, когда-нибудь я напишу о них стихотворение. Но пока у меня на уме другие вещи.

– Ты поможешь мне настроить арфу до того, как приедет Ро…э… Косуля?

– Да, конечно. Отличная идея! – Дэн вытирает руки. Он уже несколько раз показывал мне, как настраивать инструмент, но уверенности во мне до сих пор нет.

Я следую за ним наверх. Он достает из кармана настроечный ключ и подтягивает несколько струн, регулирует их, помещая инструмент на колки и проворачивая на бесконечно малую величину.

– Почему бы тебе не попробовать настроить эту? – Я наклоняюсь и дергаю одну струну. – Диез или бемоль? – спрашивает он.

Неделю назад я даже не знала, что означают эти слова. А теперь различаю полутона на слух.

– Диез.

Он ослепительно улыбается и вручает мне ключ. Я слегка ослабляю струну.

– Вот! – Дэн левой рукой играет длинное арпеджио. Его кисти большие и загорелые, с грубой кожей, но его прикосновения очень чувственны.

Меня это завораживает.

– Ты уверен, что не умеешь играть на арфе? Это звучало потрясающе!

– Я только настраиваю инструмент и играю аккорды и арпеджио.

– У тебя нет соблазна выучить несколько мелодий?

Он качает головой.

– Настройка, аккорды и арпеджио.

Я выпрямляюсь, и моя рука касается его руки. Меня захлестывает волна тепла, неизбежная, неудержимая. Он мгновенно поворачивается ко мне лицом, словно тоже что-то почувствовав.

– Дэн! – раздается снизу голос. – Ты здесь?

Я следую за ним вниз. Он спешит через весь амбар, чтобы поцеловать женщину с фотографии. Когда он отстраняется, я впервые вижу ее лицо. Даже с близкого расстояния она выглядит отретушированной. Ее кожа безупречна, золотистые локоны убраны назад и ниспадают на одно плечо. На ней облегающее платье с запахом и длинное свободное пальто, темно-бирюзовое, как летнее небо. Волосы сияют, как пшеничное поле. Каждая деталь ее образа тщательно продумана. Я подхожу ближе и представляюсь. Я вижу, как ее губы изгибаются в любезной улыбке, а сапфировые глаза с интересом меня изучают.