Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

Кувейт, Совет безопасности принял Резолюцию 661, установившую всесторонний запрет на торгово-финансовые сделки с Ираком. Резолюция 666 расширила экономические санкции, но с исключениями из гуманитарных соображений. Резолюция 670 (1991 г.) запрещала воздушные связи. В 1995 г. Совет безопасности, «будучи обеспокоен серьёзным положением в области питания и здравоохранения иракского населения…» принял Резолюцию 986, «Нефть в обмен на продовольствие». Однако санкции остаются в силе. Карима Бенноун, бывший юрисконсульт «Международной амнистии» выражает взгляд многих критиков экономических санкций против Ирака: «…Эти санкции, кажется, сравнительно бесполезны в отношении подрыва власти иракского режима, а, с другой стороны, воздействовали на население Ирака подобно апокалипсису»[242].

Действительно, противоречие между установками Робина Кука, заявившего 12 мая 1997 г.[243], что британская внешняя политика должна включать «этическое измерение», и такими действиями вело к отказу от так называемой «этичной внешней политики», и его заменой в начале сентября 2000 г. целью утверждения «Британии как мировой державы»[244]. Пол Уилльямс отмечает «упорную критику, исходящую от разнообразных групп, противостоящих британской поддержке санкций против Ирака несмотря на неоднократные попытки министров защитить позицию правительства»[245]. Но Уилльямс ничего не говорит о войне против Сербии.

Война против Сербии — совращение

24 марта 1999 г., после краха переговоров в Рамбуйе по судьбе Косовы и косоваров, была развёрнута операция «Союзная сила». Это было началом 78-дневной кампании бомбёжек[246]. Как указывает Биддл, НАТО победила: не удивительно, принимая во внимание, что совместное население 19-ти стран НАТО превышает 11 миллионов Сербии в 65 раз; оборонный бюджет НАТО — в 25 раз превышает всю экономику Сербии; а её вооружённые силы превосходят сербские в 35 раз[247].

Во многих отношениях, война против Сербии обеспечила мост между войнами против Ирака и Афганистана. «Даже когда бомбы НАТО начали валиться на Белград, американские и британские самолёты продолжали свою упорную (даже если почти незаметную) войну с Ираком, в ходе которой ушло более 2000 бомб и ракет только за 1999 г.— даже не близко к случаю Косовы, но всё же значительная демонстрация силы. И кампания 2000—2001 гг. в Афганистане была явным наследником и реакцией на военную модель, обнаруженную в Косове»[248]. В своём обзоре для «Форин аффэрз» (Foreign Affairs) Биддл вообще не упоминает о международном праве или Организации Объединённых Наций.

Утверждение, что бомбёжка диктовалась необходимостью предотвратить гуманитарное бедствие — новый закон гуманитарного вмешательства — имел такую моральную привлекательность, что критики этой акции были весьма немногочисленны, по меньшей мере, в Северной Европе. Были исключения. Майкл Байерс и Саймон Честерман полемически отреагировали 19 апреля 1999 г.: «Одностороннее вмешательство НАТО на Балканах устрашило Россию, изолировало Китай, и мало помогло примерно миллиону косоваров, во имя которых бомбят Сербию. Его основным достижением может быть обеспечение смерти „нового мирового порядка“, лихо провозглашённого Джорджем Бушем после освобождения Кувейта в 1991 г., и разрушение учреждения, помогавшего предотвратить международные войны на протяжении более чем полувека»[249].

Томас Франк указал одно из решающих различий между войной в Заливе и войной в Косове — между «…смягчением и оправданием. Ни Госдепартамент США, ни НАТО всерьёз не попытались оправдать войну в терминах международного права»[250]. Он был вынужден к этому заключению неопровержимой критикой законности войны со стороны Бруно Симмы[251]. Франк ответил:

«…В то время как санкция ООН на коллективную военную акцию открыла новую страницу, в вооружённом ответе на прямую агрессию нет ничего нового. Резолюция 1244, с другой стороны, одобряет развёртывание коллективных (региональных) вооружённых сил для противодействии не агрессии, но грубому нарушению гуманитарного права и прав человека… Есть, однако, другое примечательное различие между Резолюциями 687 и 1244. Первая устанавливала международный режим для Ирака вследствие триумфа уполномоченных Советом безопасности сил. Последняя наложила режим на Югославию после кампании НАТО, которую не уполномочивала Организация Объединённых Наций. Хотя Совет ранее обращался к главе VII и „подчёркивал“ потребность в „договорном политическом решении“, он всё же не уполномочил НАТО вызвать результаты, охваченные позже в Резолюции 1244… Из-за этого трудно не согласиться с тревожным заключением проф. Бруно Симмы…, что военная акция НАТО была проведена в нарушение международного права»[252].

Главный вопрос, однако, в том, привели ли действия НАТО, особенно Соединённых Штатов, в рекордно короткие сроки, к новому творческому развитию в обычном международном праве через государственную практику и opinio juris? Иначе говоря, перекрыл ли императив — как это представляет НАТО — предотвращения гуманитарного бедствия в Косове, а именно геноцида или, во всяком случае, этнической чистки косоваров сербами, запрещающие применение силы положения Устава ООН? Этот вопрос выдвинулся вперёд в Руанде в 1994 г., когда казалось, что предложенная Бернаром Кушнером доктрина «друа э девуар д’ингеренс» (droit et devoir d’ingérence, фр. — «право и долг вмешаться») была главным оправданием французского вмешательства, операции «Бирюза», одобренной Советом безопасности постфактум[253].

Дебаты велись прежде всего на страницах «Юропиан джоурнал…». Бруно Симме отвечал Антонио Кассезе, принципиальная позиция которого по вопросу об упреждающей самообороне была отмечена выше. Кассезе представил два проникнутых болью очерка[254]. Отвечая на вопрос, движется ли международное право к новому обычному праву «насильственных контрмер» в ответ на гуманитарное бедствие или массовое и грубое нарушение прав человека, Кассезе утверждал, что, если такое новое право действительно развивается, то практика и opinion juris могут самое большее оправдать меры, предпринятые лишь в чрезвычайных обстоятельствах, когда у вмешивающихся есть разумное субъективное мнение, что только немедленное вмешательство предотвратит бедствие, и только пока Совет безопасности не может установить свой контроль.

Что наиболее примечательно, Независимая комиссия по Косове[255], включающая таких светочей прогресса как Ханан Ашрави, Ричард Фолк, русский дипломат Олег Гордиевский, и под председательством Ричарда Голдстоуна, пришла к выводу, что вмешательство было «неправомерным, но легитимным»[256]. Для Джека Доннелли это демонстрирует «напряжённость» — но «полностью приемлемо»[257]. Дэвид Рифф намного менее любезен в своей оценке: он описывает отчёт комиссии как «самообман выдающихся личностей»[258] — иными словами, «великих и добрых международных социал-демократических кругов»[259]. Он делает веское, по-моему, замечание, что «государства бедного мира выступают против вмешательства в Косове, ибо по-прежнему верят, что суверенитет остаётся лучшей защитой против иностранной гегемонии»[260]. Более спорно его утверждение, что «…такие вмешательства, независимо от незаинтересованности или облечённости мандатом ООН или новым международным правом, есть колониальные предприятия»[261]. Особенно резко он настроен против «мирового понимания прав человека», поскольку оно «до странности безразлично к истории»[262]. Томас Вайсс, напротив, приветствует отчёт комиссии, и утверждает, что «человечность или святость жизни является единственным подлинным первостепенным принципом вмешательства. Защита права на жизнь, в широкой интерпретации, принадлежит к категории обязательств, уважение