Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

будут настаивать на уважении к этому принципу, как он понимается в общем международном праве, когда речь идёт об отношениях между ними и капиталистическими государствами, чтобы воспрепятствовать капиталистическим государствам вмешиваться во внутренние дела социалистических государств, но, что касается взаимоотношений социалистических государств, концепция суверенитета разработана в концептуальных рамках «пролетарского интернационализма». Его переводчик, Уильям Батлер, прокомментировал: «Советское вторжение в Чехословакию явно было трудным моментом для его подхода к международному праву, и его отношение к „социалистическому международному праву“ кажется, справедливо или нет, менее чем восторженным»178.

Аргументам Тункина следует противопоставить то, что смог написать в том же году американский специалист Алвин Фриман:

«В годы после Второй мировой войны демонстрировался возрастающий интерес к той степени, до которой советская теория и практика могли повлиять на развитие международного права. Это следует ожидать ввиду положения и силы, которыми СССР стал пользоваться в мировом сообществе»179.

Фриман осудил то, что он видел как «политическую догму, облачённую в фальшивое юридическое убранство», а именно официальную советскую доктрину «мирного сосуществования». Он сослался, как и многие американские специалисты того периода и как президент Кеннеди в своих выступлениях после инаугурации, на обращение Хрущёва к партийной аудитории 6 января 1961 г.180 Тот утверждал, что «имеет место величайший подъём антиимпериалистических, национально-освободительных революций»181, и оговаривал, что «коммунисты целиком и полностью поддерживают такие справедливые войны и идут в первых рядах народов, ведущих освободительную борьбу»182.

Воздействие слов Хрущёва чувствовалось в самих США и в их последующей политике:

«Речь, опубликованная в советской прессе всего за два дня до того, как новоизбранный президент Джон Кеннеди принял присягу, оказала глубокое воздействие на новую администрацию, расценившую её как предзнаменование войн. Кеннеди и его советники заключили, что „Холодная война“ вступила в новую фазу, которая будет проходить в Третьем мире и характеризоваться партизанскими войнами. Соответственно, они стремились повысить способность нации вести встречную контрповстанческую войну, значительно расширив армейский спецназ, контингент „зелёных беретов“. Перед тем, как пасть жертвой покушения в Далласе в 1963 г. Кеннеди отправил более 16 000 из них в Южный Вьетнам для участия именно в таком конфликте. Война за Третий мир и новая фаза „Холодной войны“ пошли всерьёз»183.

Эта речь вполне может быть недостоверной; я не смог отыскать конкретную ссылку. Но есть все причины полагать, что её воздействие было таким, как описано выше,— и на исследователей также. Для Фримана, притом, что в 1968 г. было возможно согласование взаимоприемлемых принципов, не было возможно никакое продвижение в международном праве, пока «Советский Союз не готов будет отказаться от своей мессианской, маниакальной поддержки доктрины мировой революции»184. Фриман писал, конечно, в разгар Вьетнамской войны: он возмущался, что преграда в виде дирижируемого СССР общественного мнения «…фактически блокировала применение Соединёнными Штатами слезоточивого газа, где оно было в интересах гуманного обращения с гражданским населением»185.

Ведущие советские специалисты были, в конечном счёте, должны отказаться как от позитивизма, так и от революционного содержания самоопределения. В 1991 г., как раз перед роспуском СССР, используя новый язык «перестройки», «общечеловеческих ценностей» и «общего европейского дома», Блищенко также предлагал «…пересмотреть принятую нами периодизацию современной истории международного права и вести отсчёт его становления не с Октября 1917 г., как это было ранее, а с Французской буржуазной революции, впервые выдвинувшей такие общепризнанные нормы и принципы международного права, как право народов на самоопределение, права человека, территориальное разграничение»186.

Однако, принцип, а затем право, самоопределения, играли, с моей точки зрения, намного более существенную роль и в своих практических эффектах для международного строя, и как «отвратительный Другой» советского позитивизма в международном праве.

Этот парадоксальный, диалектический аспект советского международного права полностью упущен Мьевилем. Этим, надо сказать, он занимает своё место в прочной традиции критики «социалистического права». Мне кажется, радикальная переработка вклада Пашуканиса необходима для удовлетворительной оценки роли права в мире, в котором капитализм — как ему и следовало, и как предсказывал Маркс — распространился повсеместно. Вместе с взаимозависимостью росла турбулентность. Иракская авантюра — неотразимый пример не всемогущества власти США, а её радикальных ограничений и неукротимости человеческого духа.

Что Мьевиль вполне справедливо извлекает из Пашуканиса — это называемое им «материализмом», а именно решающее значение экономического и политического исследования при аналитическом рассмотрении развития права, памятуя о реальном существовании и относительной автономии последнего как постоянного, но вечно изменчивого аспекта человеческого существования — подобно религии, с который, как человеческий конструкт, оно имеет так много общего.

Самоопределение народов в международном плане достигло статуса права в контексте деколонизации и — совершенно парадоксальной и лицемерной — советской поддержки как самого принципа, так и национально-освободительных движений. Это — правовая норма, поистине столп международного права.

Заключение — и другой взгляд

А сейчас я хотел бы предложить альтернативу неуклонно пессимистическому взгляду Чайны Мьевиля на послевоенные движения за деколонизацию и «права народов», особенно право на самоопределение и право на развитие — Новый международный экономический порядок, который он мельком упоминает.

Здесь можно привести совершенно диалектический довод. Несомненно, что движениям за свободу колоний и деколонизацию, как показано выше, жёстко противостояли все империалистические державы. В каждом случае — Франция во Вьетнаме и Алжире, Британия в Кении и Малайзии, США, доныне, в Пуэрто-Рико, Португалия в Мозамбике и Анголе, опыт ЮАР и Израиля — ответ империализма был свиреп и кровав. Недостаточно отметить, что некоторые из них сами стали мелкими империалистами или многообразно прислуживали бывшей колониальной державе.

Для меня жизненно важно отметить, что требование самоопределения стало жизненно важной частью внешней легитимизации и идеологического самоуполномочивания этих движений. Парадоксальным — и диалектическим — образом СССР, несмотря на глубокую прополку его подхода к международному праву, иллюстрируемую Вышинским187 и Тункиным188, оказался должен оказать весьма значительную материальную поддержку борьбе за самоопределение, несмотря на то, что это не только обходилось чрезвычайно дорого, но и зачастую противоречило его собственным геополитическим интересам. Диалектическим — я имею в виду, в следующем отношении: содержание предлагаемой нормы часто вступало в острый конфликт с её юридической формой, и в дальнейшем содержание получало новое значение, соответственно преобразовывая и форму.

В каждом случае процесс был не идеальным — это не профессорская работа,— а полностью материальным. Это — то, что Патрисия Уильямс в «Расовой алхимии и правах» называет подрывом и присвоением буржуазных юридических норм — алхимическим процессом189. Так, преобразовалась сама Организация Объединенных Наций, в отношении не эффективности или окончательной независимости, а уникальной возможности собираться и высказываться, которую она предоставила менее могущественным государствам — и международному гражданскому обществу.