Степная царица - Джон Робертс

— Тогда объясни нам, Конан, — сказал Джеба, — почему эти подонки вообще на нас напали. Ты сам говорил, что они будут избегать бдительной и хорошо вооруженной партии, явно не имеющей при себе богатства. Они понимали, что потеряют много, а получат мало, и тем не менее напали на нас. Почему так произошло?

— Да! — произнесла Акила, заметно обрадованная тем, что внимание было отвлечено от ее тактической ошибки. — Они бросились прямо к верблюдам! Хотя на них нет корзин, которые могли бы содержать драгоценный груз.

Вопрос этот тоже смущал Конана, но он слишком был рассержен на женщину, для того чтобы взять ее сторону.

— Разве это не очевидно? — спросил Монанд.

— Совсем нет, — ответила Акила, хмуря брови.

— Разве это не прекрасные животные? — произнесла Йоланта, гладя шею своего верблюда. — И разве это не удивительные занавески? — Она небрежно отцепила от занавески отрубленную руку и погладила тонкий шелк. — У кого могут быть такие верблюды и такие палатки, как не у богатых людей? Они, без сомнения, приняли нас за знатных персон — за членов семьи местного вождя или за принадлежащих к сословию жрецов. Разве разбойники не похищают таких людей и не требуют потом выкупа?

Конан кивнул, тряхнув черной гривой:

— Да, они так и делают.

— В таком случае все объяснено, — сказала Йоланта. — Продолжим путь. — Она взглянула на Акилу: — Я по-прежнему считаю тебя достойной быть во главе нашей охраны. Ты, несомненно, впредь будешь более осторожной.

Брат и сестра снова спрятались в своих паланкинах, задернув занавески.

Акила сидела на своей жесткой подушке, заменявшей ей седло, вся красная и тряслась от гнева. Конан видел, что ее воинская честь была глубоко задета. Мягкие слова Йоланты были для нее как плетка.

В это мгновение вернулись гирканийцы, радостно вскрикивая, размахивая скальпами убитых бандитов, с которых еще капала кровь.

— Ай-й-й! — прокричал Ки-Де, осадив лошадь. — Это приятнее, чем скакать за зайцами!

— Почему вы не вернулись тогда, когда я приказала? — заорала Акила. — Обе атаки могли оказаться ложными, устроенными для того, чтобы мы отошли от тех, кого должны охранять!

Конан скрыл улыбку при виде такой откровенной попытки спасти свой престиж. Но Ки-Де ничуть не испугался.

— Ты звала нас назад? Мы не слышали. Когда мы увидели спины врагов, мы обо всем позабыли. Это был дар Вечного неба, и большая ошибка пренебрегать дарами богов. У нас, гирканийцев, есть поговорка: «Нет более приятного зрелища под Вечным небом, чем…» — Я уже слышала ее! — крикнула Акила. Она развернула лошадь и поехала прочь, сопровождаемая женщинами и карликом.

— Ай-й-й! — сказал Ки-Де и щелкнул языком. — Кто-то засунул репейник между седлом и задницей воительницы.

— Лучше оставь ее на время в покое, — посоветовал Конан. — Рано или поздно нам подвернется другая битва, и у нее будет возможность себя оправдать. Она убьет нескольких подонков, и настроение ее улучшится.

Оставив убитых бандитов валяться в пыли, путешественники двинулись дальше на юг. Грифы и волки уже собирались на пир.

Область, по которой ехали путешественники, не была богата городами. Те немногие деревушки, что им встречались, представляли собой всего лишь рынки скота, где продавали и покупали животных, которых тут же уводили или увозили на телегах в виде мяса, шкур и сала. Вони в этих местах вполне хватало для того, чтобы путники их избегали. Конан и остальные охотники не были брезгливы, но близнецы посчитали запах и тучи мух невыносимыми.

С другой стороны, продвигались они по этой территории быстрее, так как не нужно было охотиться. Поскольку столько скота убивали ради шкур, то всего лишь за несколько медяков можно было купить целую бычью тушу, и путешественники каждый вечер объедались свежей говядиной.

— Лучше разжиреть, пока можем, — сказал Конан одним вечером, когда все сидели у костра и терзали зубами сочное мясо, кидая обглоданные кости в огонь. — Южнее, в пустыне, у нас не будет такой обильной пищи.

— Вы, киммерийцы, действительно мрачный народ, — произнесла Акила. Она все еще чувствовала себя униженной в присутствии Конана. — К чему беспокоиться о том, что будет завтра? Мы можем не пережить и этой ночи.

— Да, — заявил Ки-Де. — Жизнь — это предмет изменчивый и непостоянный.

— Когда-то и я был таким же безумным, как и ты, — сказал Конан, — но когда я сделался командиром и стал руководить людьми, я был вынужден думать о последствиях и тщательно готовиться. Это богатая, щедрая земля, несмотря на обилие разбойников. В пустыне будет совсем не так. Когда мы дойдем до границы или, возможно, в Хауране, мне нужно будет расспросить о положении на юге.

— Что ты имеешь в виду? — спросила с подозрением Акила, которой не нравилось то, как киммериец снова берет руководство на себя.

— Пустыня кажется неизменной, но это не так, — продолжал Конан. — За одну ночь пересыхают колодцы по никому не известной причине. В районы, бывшие столетия необитаемыми, приходят новые племена. Часто даже просто выжить в пустыне оказывается трудно. Любая неожиданность может оказаться роковой. Обстоятельства могут нас вынудить предпринять неприятные для нас шаги.

— Это какие? — спросил Ки-Де, кусая дымящееся мясо.

— Если предыдущие годы были особенно сухими, нам, может быть, придется продать лошадей и поехать на верблюдах.

— Никогда! — воскликнула Акила, вскочив на ноги. Ее свита автоматически сделала то же самое, потянувшись руками к оружию. — Я не поеду на мерзком, вонючем верблюде!

Чувствуя отвращение от одной только этой мысли, она швырнула недоеденное ребро в окружавшую их темноту. Тут же дикие звери принялись драться из-за него.

— Нам ведь не придется сделать так на самом деле, Конан! — произнес Ки-Де, больше пораженный, чем разгневанный. — Верблюды служат торговцам и презренным селянам, это совершенно неподходящие животные для достойных людей, которые свободно скачут под Вечным небом!

— У нас может не оказаться выбора, — заявил Конан. — Лошади не могут жить там, где источники воды слишком далеко друг от друга, и мы не можем везти с собой столько воды, чтобы хватило и лошадям. Может случиться так, что воды едва хватит и нам самим. Верблюд может много дней обходиться без воды. Он ест такой корм, от которого лошадь умрет с голоду. Если нам надо будет пересечь глубокие пески, то копыта лошади увязнут, и она будет спотыкаться. У верблюда же лапа широкая, и он не вязнет. И племена пустыни не жалуются на своих животных. Они ездят и дерутся верхом на верблюдах.

Акила фыркнула, усаживаясь на место:

— Как можно драться, сидя на таком неуклюжем животном?