Бешеный куш - Анатолий Ромов

— Связи есть, но я хочу выслушать идею.

— Прошу прощения, господин Рустамбек, но мне нужно также еще одно: помощь господина Лапика. Поскольку господин Лапик с его связями поможет мне получить доступ к некоторым документам в Министерстве торговли России. Это возможно?

— Возможно. Но в чем идея?

— Идея следующая. Сейчас готовится к подписанию договор о продаже крупной партии российского вооружения Индии. Сумма сделки — два миллиарда долларов.

— Я слышал об этом. Дальше?

— Дальше — если допустить, что сделка сорвется, России не останется ничего другого, как продать эту партию вооружения другой стране. Поскольку арабы всегда проявляют интерес к российскому оружию, лучшим вариантом будет одна из богатых арабских стран. Даже если в России представить дело так, что арабы дают за весь пакет меньшую сумму, — Россия вынуждена будет согласиться.

— Допустим, мы такую арабскую страну найдем. Дальше?

— Дальше — арабы, если мы с ними договоримся, будут готовы отдать за эту партию ту же сумму, два миллиарда долларов. А России мы отдадим полтора миллиарда. Так что пятьсот миллионов долларов останутся у нас.

— Идея в самом деле интересная, — Рустамбек помолчал. — Но где гарантия, что сделка между Индией и Россией будет расстроена?

— Гарантия — я. Я за это отвечаю.

— Уверены, что отвечаете?

— Господин Рустамбек, я ведь не просто изложил вам идею как таковую. Перед этим я провел большую работу. Собственно, у меня давно уже все подготовлено.

— Что, серьезно?

— Серьезно. Есть даже человек, который наложит вето на сделку.

— Даже так? — Рустамбек сделал большой глоток. — И что же это за человек?

— Амритсингх, руководитель отдела вооружений Министерства торговли Индии.

— Амритсингх?

— Да. Слышали когда-нибудь это имя?

— Нет. У меня практически не было дел в Индии. Но я наведу справки. Вы с ним знакомы?

— Скажем так: знаком заочно. Причем знаком заочно не только с ним, но и с его семьей. У него красивая жена. Две дочери. И сын Риши.

Рустамбек отставил стакан. Встав, подошел к окну, выходящему во двор банка. Сказал, не оборачиваясь:

— Чувствую, вы действительно провели большую работу.

— Действительно, господин Рустамбек.

— За чем же дело стало?

— Только за одним: чтобы вы сказали «да».

— Конечно, я говорю «да». Я даю вам полную свободу действий. И обещаю полную поддержку.

Глава 14

Проехав от Арбата, где она жила, к Остоженке, Полина остановила «Тойоту» в одном из тихих переулков, у кафе «Пойма». Это кафе было ее любимым местом, здесь вкусно кормили, всегда было тихо, и, главное, она знала, что не встретит здесь никого из своих знакомых.

В кафе сидели всего две пары, и, к счастью, ее любимый столик в углу, с видом на Москву-реку, был свободен. Сев спиной к залу, так, чтобы ее никто не видел, она заказала подошедшей официантке кофе, яйцо всмятку и яблочный пай — и стала смотреть на реку.

Она любила смотреть на Москву-реку. Она выросла далеко от Москвы, но Москва ей нравилась. И особенно ей нравилась Москва-река. Эта река, такая же небольшая, как ее родная Сухона, ничем особенным не поражала. Но ей нравилось в этой реке все — каменные набережные, возникающие то тут, то там белые храмы и луковки церквей, проплывающие мимо баржи и речные трамваи, качающиеся на мелкой волне утки, изредка пролетающие чайки.

Впервые за долгое время она провела эту ночь одна в собственной квартире и, проснувшись, решила одна позавтракать в кафе. Накануне Луи предупредил, что будет весь день занят, — что ж, она посвятит этот день себе. Посвятит, хоть и будет по нему скучать.

Покончив с яйцом всмятку и паем, налила в чашку кофе. И услышала шорох. Краем глаза заметила: к ней за стол без всякого разрешения садится какой-то парень.

Как вести себя с нахалами, она отлично знала. Повернула голову, чтобы осадить наглеца, и увидела: это Чика.

Меньше всего она ожидала увидеть здесь Чику.

Со времени, когда она, оказавшись в Москве, сразу же попала в его лапы, став путаной в «Балчуге», прошло уже несколько месяцев. Теперь она другая, многое поняла. Все то страшное, вся грязь и мерзость, связанные для нее с Чикой, постепенно забываются. Чика вычеркнут из ее жизни. И вот — он возник снова.

Чика, как всегда, одетый с парикмахерским лоском, надушенный своими любимыми «Труссарди», усевшись, улыбнулся ей своей отвратительной сутенерской улыбочкой, о которой она уже успела забыть.

Вдруг она почувствовала, что задыхается от ярости.

Понаблюдав за ней, Чика сказал вкрадчивым голосом:

— Привет, зайчик. Как жизнь?

Растерянность длилась лишь несколько секунд. Тут же она сказала себе: возьми себя в руки. Будь спокойна и холодна. С такими подлецами, как Чика, иначе нельзя.

Сделала каменное лицо, процедила:

— Чика, я что-то не вижу здесь зайчика. Кто зайчик? Уж не ты ли?

— О-о, радость моя… — Чика вынул и раскрыл портсигар, взял сигарету. — Вот как ты заговорила. Стала важной дамой, да?

Отхлебнув кофе, сказала спокойно:

— Чика, ты кто мне? Опекун? Родной отец? Какое тебе дело, кем я стала?

— О'кей… — Щелкнув зажигалкой, Чика прикурил. Затянулся: — Ладно, цыпленок, точить с тобой лясы у меня нет времени. Ты ведь сейчас свободна, да?

— Свободна в каком смысле?

— В том… — Чика усмехнулся. — В том, что можешь спать, с кем хочешь?

На секунду закрыв глаза, она постаралась подавить приступ ярости. Посмотрела на него, холодно улыбнулась:

— Представь себе, Чика, свободна. Абсолютно.

— Понятно… — Взяв блюдце из-под ее чашки, Чика положил в него дымящуюся сигарету. — Но, по-моему, ты забыла, что за свободу надо платить. А?

— За мою свободу тебе уже заплатил Липницкий. Пятьдесят грандов. Достаточная цена. Или ты об этом забыл?

— Нет, не забыл. Но ты ведь уже не с Липницким.

Не выдержав, посмотрела на него ненавидящим взглядом:

— Слушай, Чика, твое ли собачье дело, с кем я? Тебе заплатили — исчезни. Уйди в осадок, не возникай. Я буду с тем, с кем я хочу. Все.

Чика взял сигарету, затянулся. Откинулся на стуле:

— Никуда я не исчезну. Ты с другим. Так что готовь новые пятьдесят грандов.

Ей наконец удалось снова взять себя в руки. Холодно улыбнувшись, спросила:

— А если я не приготовлю — что будет?

— Будет нехорошо, зайчик. На первый раз к тебе на улице подойдет дяденька. И плеснет в лицо соляной кислотой. Так плеснет, что от твоей мордахи останутся одни воспоминания. Это я тебе гарантирую на сто процентов.

Она слышала, в Москве именно так расправляются с непослушными путанами. Похолодев, подумала: а что, если именно так и будет?

Все же, собрав остаток бушующей в ней ярости, твердо посмотрела ему в глаза:

— Да? А что, если я сейчас скажу об этом Луи? И он разберется с тобой?

— Во-первых, зайчик, со мной не очень разберешься. Я так легко не разбираюсь. А потом, хорошо, пусть он со мной разберется. Пусть он даже меня замочит. Это ничего не изменит. Запомни, если ты не отдашь пятьдесят грандов, дяденька с соляной кислотой все равно к тебе подойдет. И мордаху попортит.

Глядя в прищуренные глаза Чики, она выругала себя. Дура, ведь с самого начала повела себя с ним совсем не так. Она сделала ошибку, начав угрожать ему. Ее угрозы ничуть его не трогают. Угрозы вроде этих он слышит каждый день и давно уже не реагирует на них. Ясно, он с самого начала знал, что она вынуждена будет ему уступить. Что она в конце концов поймет: от его бандитов, входящих в долгопрудненскую бригаду, ее не защитит никто, даже Луи. Не может же Луи посадить ее в какую-нибудь каменную башню или в подземный бункер и запретить выходить на улицу.

То же самое касается и выкупа. Хорошо, допустим, она расскажет об этом разговоре Луи. Он наверняка заплатит за нее. Но она ведь хорошо знает: даже получив новые пятьдесят тысяч долларов, Чика от нее не отстанет. Пройдет время, и он придумает еще какой-нибудь предлог. И снова потребует пятьдесят тысяч. И это будет длиться всю ее жизнь.

Вдруг она поняла: она знает, что она сделает. Знает точно.

Тут же принялась ругать себя за это решение. И тут же сказала сама себе: нет, все правильно. Это будет единственный, самый лучший выход из положения. И, что важно, самый справедливый.

Да, она решила это. Точно решила. Но вести себя с Чикой в таком случае надо совсем по-другому.

Изобразив растерянность, выдавила:

— Знаешь, Чика… Мы об этом поговорим… О твоем предложении. Только не сейчас, хорошо?

— Что значит — не сейчас?

— Я должна подумать. Пятьдесят штук «зелени» — большие бабки.

— Зайчик — что тебе эти бабки? При твоих знакомствах ты и не такие деньги достанешь.

— Да, тебе хорошо говорить, достану… Все вокруг такие жмоты…

— При чем тут жмоты? О чем ты вообще говоришь? Ты только скажи сейчас, что отдашь бабки. И скажи, когда. И с концами.