Октавия - Джилли Купер

Он шагнул ко мне и неожиданно обнял. Когда его губы коснулись моих, нас обоих охватила дрожь. Тепло, головокружение и сладость этого поцелуя длились долго-долго. Он погрузил свое лицо в мои волосы.

— Боже мой, Октавия, ты сводишь меня с ума. Ну что мне делать?

— В данный момент ничего другого. Хочу, чтобы ты целовал меня, — прошептала я, беря его лицо в свои ладони.

Глава седьмая

Уже садилось багровое солнце, и стала темнеть розовая вода, когда мы причалили на ночь к берегу, поросшему таволгой. Воздух дрожал от неумолчного щебетания птиц. Водяные крысы и совы готовились к ночной охоте. Мне удалось отвертеться от кухни, сказав, что приготовление цыпленка займет слишком много времени.

Я надела светло-серое полупрозрачное платье-мини. Мне не надо было смотреться в треснутое зеркало, чтобы убедиться, что я отлично выгляжу. Гасси в своем белом выглядела ужасно. Она была пунцовой от загара.

«Она похожа на огромного красного омара, — усмехнувшись, подумала я. — Осталось только добавить немного майонеза».

Гарэт протянул мне купленный ими компот, в котором плавали кусочки яблока, апельсина и чего-то еще.

— И это весь ужин? — холодно спросила я.

— Совершенно дивно, — сказала Гасси, — попробуй!

Я сделала глоток и, скривившись, повернулась к Гарэту.

— На вкус совершенно, как микстура от кашля, — сказала я.

Джереми сидел за столом и лущил здоровенные бобовые стручки. Загорелый, в белой рубашке, он выглядел фантастично. Я незаметно слегка опустила молнию на платье, но, перехватив взгляд Гарэта, сделала вид, что мне очень жарко.

— Джереми, дорогой, — нежно проворковала Гасси. — Ты кладешь все стручки в кастрюлю, а бобы в мусорное ведро. Что-то ты сегодня рассеянный.

— Его мысли заняты другим, — заметил Гарэт.

— Все это проклятая рецензия, которую я должен написать для «Стейтсмена», — сказал Джереми. Я должен сдать ее во вторник, а не могу заставить себя читать дальше первой главы.

— Так и напиши, — сказал Гарэт.

— Не могу. Автор — жена редактора.

— Какое роскошное платье, — проговорила Гасси, с завистью глядя на меня. — Мне бы хотелось, чтобы у меня было тоже что-нибудь сексуально-привлекательное.

— Вот у тебя и есть Джереми, — сказала я, глядя на него.

— Именно, и каждый из нас должен помнить об этом, — вмешался Гарэт.

— С этими крупными стручками одно надувательство, — проворчала Гасси, раскрывая ногтем последний стручок. — Всегда они обещают больше, чем могут дать.

— Как кое-кто еще, кого бы я мог назвать, — пробормотал Гарэт, наполняя мой стакан.

С кухни донесся запах мяты.

— Я умираю от голода, — произнесла Гасси.

На ужин Гарэт наварил креветок с чесноком и петрушкой, мы ели их с бобами и молодой картошкой.

— Наш новый дом с небольшим садиком, — проговорила Гасси с набитым ртом. — Ты только подумай, Джереми, дорогой, мы сможем выращивать свои собственные овощи. Ты просто волшебник, Гарэт! Нашел нам такой дом.

— Никакой я не волшебник, — ответил Гарэт, подцепив вилкой из блюда крупную картофелину и отправляя ее целиком в рот.

— Отличные креветки, — сказал Джереми, — возьми еще, Октавия.

— Нет, спасибо, — ответила я. — Я очень удивлена, что Гарэт умеет готовить. С его шахтерским воспитанием, мне казалось, он должен презирать мужчин, появляющихся на кухне.

Воцарилась неловкая пауза.

— Мой отец проводил все свое время на кухне, когда был дома, — ответил Гарэт. — Это была единственная комната в доме.

— Забавно, — сказала я, скривив губы. — Вы что, спали все в одной постели?

— Мне нравился твой отец, — поспешно вставил Джереми.

— Вот и моей матери тоже, — ответил Гарэт. — Шахтеры — настоящие мужчины, а это нравится женщинам.

Гасси почувствовала, что с моих губ вот-вот сорвется что-то ужасное.

— Как поживает твой очаровательный брат? — спросила она. — Я помню, как он заходил за тобой в школу. Когда он наблюдал за нашей игрой в лакросс, никто не мог забить ни одного гола, потому что все глазели на него.

— Он занимается семейным бизнесом, что ему совершенно ненавистно. Поскольку он руководит экспортными операциями, то вынужден проводить все свое время в постоянном общении с торговыми представителями фирм.

— А кто его жена? — спросила Гасси.

— Дочь Рики Сифорда, Памела.

— Это была удачная партия, — вмешался Гарэт. — Правда, что «Сифорд-Бреннан» переживает какие-то затруднения в настоящее время?

— Конечно, нет, — твердо ответила я. — У них был великолепный год.

Я всегда так говорю.

— Ты-то должна знать, — продолжал Гарэт. — До меня просто дошли слухи о возможности забастовки.

— Всем компаниям приходится сталкиваться время от времени с забастовками.

— Только не моей, — сказал Гарэт, усмехнувшись. — Мои рабочие знают, что у них лучший в мире хозяин. Зачем же им бастовать?

— Кажется, от скромности ты не умрешь, — резко сказала я.

— Конечно, меня украшает нескромность.

Господи, как он меня раздражал! Мне хотелось выплеснуть содержимое моего стакана ему в лицо. Гасси вышла и вернулась, неся клубнику со сливками. Прижав свою ногу к ноге Джереми, я немедленно ощутила ответное давление. Отвечая Гарэту на расспросы о его публикациях, Джереми явно с трудом мог сосредоточиться.

— Первая клубника в этом году. Каждый должен задумать какое-нибудь желание, — возвестила Гасси, накладывая полные тарелки. Слегка соскользнув под стол, я водила своей ногой вверх и вниз по ноге Джереми. Вдруг я почувствовала, как его рука нежно гладит мою ступню. Это было фантастически приятно. Я зашевелила пальцами.

— Вы знаете, что гомосексуализм не является уголовно-наказуемым после девяноста дней плавания? — спросил Гарэт. — Так что нам осталось только восемьдесят девять дней, ребята.

— Дорогой, — со вздохом произнес Джереми, — никогда не думал, что тебя это волнует.

Теплая рука теперь поглаживала мою коленку. Тут я, случайно бросив взгляд через стол, замерла от ужаса: обе руки Джереми были заняты клубникой. Я не успела отдернуть ногу, потому что пальцы обхватили мою коленку и сжали ее.

— Бабушка, какие у тебя большие ножки! — проговорил Гарэт. Его глаза искрились от смеха. Несколько секунд я отчаянно дергалась, пока он меня не отпустил.

После ужина Гарэт включил телевизор. Показывали старый фильм «Кармен» с Дороти Дендридж. Качая бедрами, она пела:

Меня не любишь ты, ну что ж, зато тебя люблю, Тебя люблю я и заставлю себя любить.

— Выключи, я уже видела это два раза, — попросила Гасси.

Мы взяли свои стаканы и вышли на палубу. На берегу чернели деревья, шумно ухала сова. Легкий ветерок доносил до нас приторный запах таволги. Вдали слышались ритмические звуки поп-музыки. Багровеющее темное небо напоминало теперь здоровый синяк.