Октавия - Джилли Купер

— Некоторым следует держаться на расстоянии вовсе не от плотин, — заметил Гарэт.

За плотиной водная гладь была густо покрыта пеной, пузырьки которой переливались всеми цветами радуги.

— Какая красота! — воскликнула я.

— Мыльная пена, — прокомментировал Гарэт.

Я бросила на него уничтожающий взгляд и включила свой транзистор. С тех пор, как я встретила Джереми, я перестала слушать поп-музыку, но неожиданно натолкнулась на трансляцию какой-то известной оперы, где надрывались тенор и сопрано, хотела переключиться, как тут вмешался Гарэт.

— Ради бога, выключи этот кошачий концерт, всех водяных крыс распугаешь.

Тут ему назло я запустила звук на всю мощность, совершенно разрушив мирную атмосферу дня. Опера агонизировала с три четверти часа, пока, наконец, не закончилась.

— Что это было? — прокричала Гасси от штурвала.

— «Дон Карлос», — ответила я.

— Как здорово! Твой любимый, да, Гарэт? Сколько раз ты его слушал?

Ну и змея! Крыса! Насмешник проклятый! Задыхаясь от злости, я отвернулась и сделала вид, что задремала.

Я лежала, одурманенная солнцем, как вдруг услышала голос Джереми.

— Октавия! Ты спишь?

Я открыла глаза. Воздух дрожал от зноя. Я лениво улыбнулась. И по доносящемуся до меня хохоту Гарэта и Гасси поняла, что они на другом конце яхты.

Джереми присел возле меня.

— Тебе надо быть поосторожней с солнцем. С такой светлой кожей, как у тебя, можно обгореть.

— Можешь натереть меня маслом, — предложила я, протянув ему пузырек с маслом для загара и переворачиваясь на живот. Он плеснул себе чуть-чуть на ладони и начал натирать мне спину. Сладостно изгибаясь, я произнесла:

— О, какое блаженство! Как бы я хотела иметь покорного раба, чтобы он натирал меня так все время. Натри мне посильней ноги, — безжалостно добавила я.

У него перехватило дыхание.

— Ты не мог бы расстегнуть мне купальник: не хочу, чтобы на спине была белая полоса.

Его руки так дрожали, что он едва справился с застежкой.

— Спасибо, — сказала я, когда он закончил. Повернув голову, я посмотрела на него.

День разгулялся на славу. Мы плыли теперь вдоль ольховых и ивовых рощ. Вдали, среди яблонь, дремали розовые домики фермеров. За холмом показался белый шпиль сельской церкви. Самолет пролетел, прочертив в небе серебристый след.

— Каким далеким здесь все кажется, — проговорила я. — Даже не верится, что на следующей неделе в это время я буду в Марбельи.

Жуя травинку, Джереми приподнялся на локте.

— Да?

— Да. А потом через неделю на Сардинии, а потом, я думаю, полечу на Бермуды на все лето.

— На Бермуды? Зачем?

Я решила поиздеваться над ним.

— Затем, что один мой хороший знакомый страшно хочет, чтобы я присоединилась к нему. Он был настолько щедр, что даже прислал мне авиабилет.

— Тебе не надоело быть все время на содержании мужчин?

— Кто сказал, что я на содержании? Я столько же и отдаю, сколько получаю. К тому же, разве это не естественно для того, кого в раннем детстве отверг собственный отец, подыскивать себе другого, предпочтительно солидного папочку и играть с ним, пока он тоже не отвергнет тебя?

— Тебе никогда не хотелось остановиться на ком-нибудь одном?

— Уже нет, — я сделала паузу, стараясь, чтобы голос слегка задрожал. — Нет, с тех пор, как Тод погиб в начале этого года.

— Гасси рассказала мне. Я очень сожалею.

Над нами порхала желтая бабочка.

— Вот так и я, — сказала я, показав на нее, — вечно порхаю по жизни.

— Так что, ты действительно гонишься за жизненными благами, — горько произнес Джереми, — переходя от одного плейбоя к другому, роняешь себя, только для того, чтобы эти блага сохранить.

— Ты говоришь словами Гарэта, — сказала я сквозь зубы. — Это и не смешно, и не соответствует действительности.

— Возможно. Сейчас ты имеешь столько норковых шуб и золотых браслетов, сколько хочешь. А что будет, когда твоя красота поубавится, а с ней и интерес мужчин к тебе? Ты знаешь, как заканчивают такие женщины, как ты, если вовремя не остановятся? Чтобы избежать одиночества, они делаются все уступчивей и уступчивей, пока не превращаются в старых ведьм, над которыми все потешаются.

— Почему ты мне все это говоришь? — раздраженно спросила я.

— Это совершенно естественно, — сказал он тихо, — потому что, как бы я не пытался, я никогда не смогу дать тебе все это.

— Гарэт может, — сказала я.

— Между вами было что-нибудь прошлой ночью? — резко спросил он.

— Мне странно, что ты задаешь этот вопрос, зная репутацию Гарэта и считая меня такой пропащей.

— Было? — спросил он, схватив меня за запястье.

— Перестань, мне больно.

— Ты спала с Гарэтом или нет?

— Нет, но вовсе не из-за тебя. Ты не обращал на меня никакого внимания, когда мы приехали, отводил глаза, когда я на тебя смотрела. Если что-то и толкало меня в объятия Гарэта, так именно это.

Джереми закрыл лицо руками.

— Я знаю, знаю. Я в полном смятении. Через месяц я женюсь, а я чувствую себя так, как будто мне предстоит лечь в больницу на серьезную операцию.

— Это твоя проблема. Не правда ли? — сказала я, застегивая купальник и поднимаясь на ноги. — Пойду попью воды.

Я нашла Гасси на кухне. Она уплетала печенье и переговаривалась с Гарэтом, который стоял за штурвалом.

— Гасси и я только что говорили о том, что не можем дождаться, когда попробуем что-нибудь из твоих знаменитых блюд, — сказал Гарэт зловредно.

— Там в холодильнике цыпленок, — добавила Гасси. — Мне бы хотелось, чтобы ты приготовила то блюдо, которым угощала нас с Джереми.

— Это очень сложный рецепт, — быстро ответила я, — для которого требуется много такого, чего я уверена, здесь нет.

— А мы можем купить, — сказала Гасси. — Гарэт и я очень хотим компота и собираемся на следующем шлюзе зайти в местный магазин. Можем купить тебе все, что нужно.

Надеюсь, что по моему лицу было не очень видно, как я испугалась. Пока Гарэт и Гасси ходили в магазин, я ополоснулась, тщательно смыв с себя масло для загара. Когда я вошла на кухню, чтобы налить себе еще стакан воды, я вдруг почувствовала, как что-то мохнатое побежало по моей ноге. Я вскрикнула. Вбежал Джереми.

— Что случилось?

— Смотри! — закричала я.

Огромный паук побежал по полу и скрылся под мойкой.

— Это всего-навсего паук, — сказал он. — Они не кусаются.

— Я их ужасно боюсь, — всхлипнула я.

Он шагнул ко мне и неожиданно обнял. Когда его губы коснулись моих, нас обоих охватила дрожь. Тепло, головокружение и сладость этого поцелуя длились долго-долго. Он погрузил свое лицо в мои волосы.

— Боже мой, Октавия, ты сводишь меня с ума. Ну что мне делать?