Ментальная кухня – 3 - Максим Злобин

Так вот.

Мана прессуется в самородок. Здоровенный притом. Там не в каратах измерение идёт, а в десятках килограмм. Этот самородок извлекают из земли, правильным образом гранят, — тут тоже есть свои правила, — и потом пускают на инициации.

У мага, который дошёл до своего предела, рядом с этой дурой рушится барьер. Внимание, вопрос: с какого хрена в таком случае инициация стоит каких-то бесстыдных денег? А тут всё просто на самом деле. Кристалл маны имеет свойство разряжаться и превращаться в бесполезную каменюку, и никто не знает когда он придёт в негодность — через пятьдесят лет или завтра. Так что за развитие нужно платить. Конкуренция огромна, и благотворительностью никто заниматься не станет.

Сам кристалл — стратегический ресурс в монополии у государств. Причём есть он далеко не у всех, и иногда получается так, что… м-м-м… помнится, я в прошлой жизни к белорусам зубы делать катался, чтобы подешевле было. Турки с их пересадкой волос опять-таки. Вот и тут примерно то же самое.

Ну и плюс все внешнеполитические вытекающие. Кто-то жадно пополняет казну за счёт инициации иностранцев, кто-то зажимает своё в кулачок и растит сильную нацию, кто-то с кем-то дружит и помогает, кто-то с кем-то воюет и ослабляет, кто-то при помощи кристалла прожимает свои интересы. Вторая нефть по сути. Или третье золото.

Ну а теперь к вопросу о подпольщиках.

«Смотри, значит, чего они делают, — сказал Ярышкин. — Большинство из этих ушлых ребят ведут раскопки на том месте, где когда-то нашли большой самородок и выискивают самородки поменьше».

«А такие существуют?»

«Так ясен хрен, что существуют! Ты меня иногда поражаешь, Василий Викторович. Артефакторы их только так пользуют. Маленькие такие синенькие камушки, иногда с булыжник величиной, а иногда с булавочную головку… неужели не видел?»

«Ах, простите, Ваше благородие. Как-то вот, знаете ли…»

«Ладно, не урчи, — перебил Агафоныч. — Так вот! Планетка-то у нас уже не новая, и мало ли где что можно найти, если хорошо поискать. Тот, кто хочет по закону чистым оставаться, сдаёт ману в артефакторные лавки. А другие несут в подполье или сами собирают коллекцию. В ход идёт вообще всё: пыль от огранки, обломки, крошки, разряженные кристаллы и старые артефакты. Собирают они всё это в кучу, суют в мешок… ну… утрировано…»

«Я понял, ага.»

«Вот. Добирают до критической массы и проводят инициации. Но если с большим кристаллом всё чётко и наверняка, то тут побочка может быть. Всё на страх и риск подопытного, так сказать. М-м-м… то есть вместо того, чтобы спокойно перейти реку по мосту, ты её по кочкам перепрыгиваешь. Повезёт, не повезёт.»

«Понял. А теперь, если можно, поконкретней о побочках.»

«Так, а кто ж их знает⁈ Тут всё индивидуально. Мне вот один из уровней развития выжгли, так что дальше двинуться не могу. А что там с твоим грузином приключилось только гадать остаётся.»

«Ясно.»

Дальше ехали молча. Я переживал за Гио и прокручивал в голове самые мрачные сценарии, Агафоныч глазел в окно и думал о своём, а Солнцев ковырялся в телефоне и строил планы насчёт минкульта. До кольцевой немножко постояли, ну а дальше понеслись с максимально разрешённой, и в итоге на пляж приехали спустя полтора часа.

Едва выскочив из машины, я сразу же набрал Мишане и уточнил, где именно находится наш пациент. Кудыбечь послал меня в администрацию — туда мы и помчались. Время к пяти, так что народа на пляже была целая куча: все столики на пирсе заняты, все беседки и шезлонги тоже. Кто-то плещется в воде, кто-то загорает, ветер гоняет туда-сюда шашлычный дымок, а вокруг бара целая толпа наблюдает за очередным шоу Студента. Волейбольная площадка тоже не пустует — занята компанией молодых ребят.

Всё тихо; всё мирно, спокойно и достойно. Гости отдыхают, кухня работает, несколько ребят Волконского скучают на посту, и никто даже не подозревает о той драме, что разворачивается прямо сейчас в недрах домика администрации.

А на его пороге меж тем стояли двое.

Ержан и Станислава Витальевна. Первый сидел на корточках привалившись спиной к стене, отдувался и периодически трогал фингал под глазом, а вторая курила тоненькую ментоловую сигарету, — первый раз за ней такое замечаю. Причём курила Стася вприкуску с ногтями; кажется кому-то после сегодняшнего потребуется переделывать маникюр.

Тут же обретались и Тырква с Греттой. Собаки сидели чуть поодаль и не сводили с домика администрации глаз. Настороженно бдели, но пока что не более. Не сходили с ума, как тогда, на стрельбище.

— Всё плохо? — спросил я у Стаси.

— Сам посмотри, — ответила та и открыла передо мной дверь, а там…

— Ууу-ууу-ууу! — выл связанный Гио, трепыхаясь на полу посередь комнаты.

— Василий Викторович, братан, — тяжко дышал Мансур, нависая над ним сверху. — Ну это премия, ты ж понимаешь, да?

— Сочтёмся.

И это даже не обсуждается. Не знаю как, но братья Байболотовы сегодня совершили настоящий подвиг. Связать господина Пацацию против его воли — всё равно что дикого мустанга объездить. Он ведь и так, зараза, огромный, а тут ещё и магию выкрутил на полную.

И к слову, о магии…

Выглядел Гио странно. Не как обычный Гио, но и не как оборотень, — во всяком случае, не в привычном понимании этого слова. Существуют в народном фольклоре кошкодевочки, а вот он сейчас превратился в волкомальчика. Как будто бы застрял в промежуточной фазе. Мохнатые длинные уши, чёрный собачий шнопак на месте могучего грузинского носа и добротный волчий хвост, что торчит из рваных штанов. В остальном же обычный человек.

— Ууу-ууу-ууу!

— И что он, всегда так?

— Ну почти, — ответил Мансур. — Большую часть времени валяется и орёт. Иногда на нас кидается и мебель громит. А иногда успокаивается вроде бы, в зеркало смотрит, матерится и плачет.

— Понятно. Агафоныч, проассистируй, ладно?

— Давай…

Объединив усилия, мы с сенсеем на пару ворвались в сознание Гио. И надо бы начать с того, что человеку-грузину было больно. Физически. Не сказать, чтобы очень сильно, но настолько давно, что он уже устал терпеть, сдался и теперь именно боль находилась у руля. Причём болело у него вообще всё! Кроме, — внезапно, — ушей, носа и хвоста. Не уверен в своих выводах, но у меня сложилось впечатление, что каждая клеточка тела Гио сейчас пыталась совершить превращение, но не могла и страдала именно из-за этого…

—