Тмутараканский лекарь - Алексей Роговой

он вообще остался один в этом мире, отделенный от всего и всех. Только он один и туман. Бесцельный путь сквозь сплошной туман… Так он и шел, погруженный в свои мысли, слыша лишь шаги соседей, скрип колес да фырканье лошадей, но не видя практически ничего вокруг, и ориентируясь только по смутно виднеющейся вдали задней части телеги.

Постепенно идти стало чуть тяжелее, потому что дорога стала уходить вверх, но при этом и туман начал рассеиваться. Через пару десятков шагов он и вовсе пропал, побежденный яркими лучами солнца. Сергей посмотрел по сторонам и увидел, что их вежа поднимается на небольшой холм, с которого открывался красивый вид на окрестности, восходящее солнце и бревенчатый частокол на близлежащем холме. Он понял, что это и был их пункт назначения. Люди приободрились и заулыбались — для кого-то это была долгожданная возможность передохнуть после длительного пути, кто-то готовился к встрече с родственниками.

От колонны отделился всадник и помчался в сторону Шарукани. «Видимо спешит доложить о нашем прибытии», — предположил Матвеев. Надсмотрщики стали погонять рабов, и половецкие кони ускорили свой шаг — все стремились закончить путешествие как можно быстрее.

Теперь уже Сергею были отчетливо видны высокие стены частокола и расположенное перед ними множество палаток. То был целый палаточный городок — окруженные кибитками и телегами вокруг костров уже стояли или только ставились новоприбывшими войлочные юрты. Между этими огражденными группами палаток было около десяти — двадцати метров. Несколько таких маленьких групп палаток визуально объединялись в большие группы, расстояние между которыми уже составляло порядка пятидесяти метров. И, наконец, эти большие палаточные группы сливались в целые поселки, которые отделялись друг от друга уже расстоянием в сто, а то и двести метров. Все это напоминало современное административное деление города, только улицы были кривыми и неасфальтированными, а в искушенном медициной мозге Матвеева сразу возникла аналогия с печеночной долькой и ее делением на отдельные печеночные триады. Он предположил, что половцы так группировались неспроста, а именно это и было наглядное разделение половецких орд. В таком случае вежи можно было сравнить с многоквартирными домами, курени — с кварталами, а орды — с городскими районами. Всего Сергей увидел четыре основных «района», отличающиеся цветом висящих полотнищ с изображением тотемов различных кочевых родов. Всех же этих юрт было настолько много, что Матвеев даже не успел все сосчитать, как они уже прибыли на место, предназначенное для их вежи.

Даже у немало повидавшего Николы рот был открыт от удивления от такого многообразия палаток и снующих возле них кочевников.

— Слава Богу, вот и добрались, — радостно сказал Никола, — а не то я уж испугался, что ноги мои сотрутся…

— Ты не один такой, — устало ответил ему Сергей, — а скажи, брат Никола, верно ли я полагаю, что мы как раз здесь можем узреть, как вежи соединяются в курени, а те — в орды, как ты давеча рассказывал?

— Верно-верно, доброй памятью тебя Бог наградил, — с некоторой заминкой ответил русич, все еще пребывающий под впечатлением от увиденного. — Только я не могу тебе пока молвить, где какая орда, но мне самому это будет забавно узнать.

— Ну пока я тебе могу только сказать, где орда хана Тарха находится, — сказал Матвеев, показывая на место, к которому они приближались.

Там уже стояли четыре вежи, прибывшие ранее, и над кибитками развевались черно-белые знамена с изображением сокола, как и у Сакзевой вежи. Стоящие у кибиток половцы приветственно махали руками своим сородичам, а те весело кивали им в ответ.

В то же время кибитки их вежи разворачивались и уже парковались в виде большого круга. Пока одна часть кочевников была занята организацией лагеря, бек Сакзь вместе с парой своих телохранителей отправился в город. Сергей только с легкой завистью посмотрел им вслед. Ему тоже хотелось увидеть настоящий половецкий город, но за частокол рабов не пускали.

Вместо этого их снова задействовали в размещении лагеря на новом месте: рабы помогали выгружать тяжелые вещи из повозок в свежепоставленные юрты, перенесли большой кошевой казан и стали разводить костер из заранее привезенных из лесу хвороста и дров для приготовления праздничного обеда. А обед действительно должен был быть праздничным — по случаю прибытия в Шарукань Сакзь приказал зарезать двух баранов и принести из своих запасов пять бурдюков с вином.

Пока Итларь и его помощники резали баранов и свежевали туши, Сергея, Николуи двух пленных торков отправили носить воду из реки, которая протекала приблизительно в километровом расстоянии от города. Поскольку воды нужно было наносить много, им выдали для этой миссии небольшую телегу с осликом и отправили в качестве контроля выздоравливающего Костука.

— Хочу еще раз поблагодарить тебя, урус, за твою помощь, — начал без предисловия Костук, как только они отъехали от лагеря. — Рука уже совсем не болит. Я снова могу рубить саблей и стрелять из лука, как и раньше. А еще эта рука готова защищать тебя от несправедливых обид. Костук помнит добро.

— Всегда рад помочь, — ответил Матвеев. — А молви, благородный Костук, что за река здесь протекает?

— Так это та же река Дон, как и там, откуда мы начали свой путь, только она течет неровно, как сайгак, который уходит от охотника и петляет по степи.

Сергей понял, что они опять идут к Северскому Донцу, к его верховьям, и подумал, что в его времени они бы уже наверняка перешли из его родной, Донецкой, в соседнюю, Харьковскую область. Парня снова охватила необъятная тоска по дому и по далекому своему времени со всеми его преимуществами и недостатками. Он больше вопросов не задавал, и до реки все ехали в молчании. Даже уставший за дорогу Никола непривычно был молчалив. Только ехавший сзади Костук напевал себе под нос какую-то тоскливую степную песенку.

Был полдень, и солнце уже палило нещадно. На небе не было ни единого облачка, и водоносы радовались, что их путь по этой жаре недалек и заканчивается как раз у реки, где можно освежиться. Внезапно солнце над их головами на мгновение заслонила какая-то тень. Серега поднял голову вверх и увидел огромного степного орла, летящего на распростертых крыльях и высматривающего себе добычу в густой траве. Орел парил в летнем небе, и в его полете было столько силы и величия, что Матвеев невольно залюбовался не особо привычным для городского жителя зрелищем. Остальные его спутники видели такую картину практически ежедневно и поэтому не обращали на нее пристального внимания.

Наконец их группка подошла к Северскому Донцу. Здесь он был так