Самый яркий свет - Инга Берристер

Эбби, молниеносно перебрав в уме варианты, решила, что у нее есть альтернатива: или она изображает пассивность и, ни слою не говоря, немедленно уходит; или ничего не скрывает и дает Сэму понять, что он абсолютно ничем не может поколебать ее решение не пускать его в их с Кэти жизнь…

Поскольку Эбби отлично знала, что пассивность не в ее характере, то выбрала второе.

— Нам надо поговорить? — холодно переспросила она. — С каких пор, Сэм, у тебя появилось право решать, что мне надо или не надо? — Ледяная усмешка скривила ее губы. — Ты можешь хотеть или не хотеть говорить со мной, но, поверь, у меня нет ни желания, ни нужды в этом.

— Нам надо поговорить. Не только ради нас самих, — продолжал Сэм, не обращая внимания на неприязненный прием. — Ради нашей дочери.

— Нашей дочери?! — Эбби едва не задохнулась от ярости. — У тебя нет дочери! Кэти моя и только моя. Ты не хотел ее. Ты заявил, что у тебя не может быть дочери… Помнишь?

— Я был не прав. Да, я ошибся. Но тогда мне и в голову не могло прийти…

Эбби смотрела на него, и кровь отливала от ее лица, а по телу пробегала дрожь, по мере того как до нее доходил смысл его слов.

До самой последней минуты она даже сама не понимала, как связана с Сэмом, хотя во второй раз отказывала ему в праве на дочь.

— Вот так, — прошептала она еле слышно. — Кэти не твоя дочь. Кэти моя. Она всегда была только моей и никогда…

— Что никогда? Она никогда не спрашивала обо мне? Не желала видеть меня? Она ненавидела меня так же, как ты? Эбби, это твои чувства, а не Кэти.

У Эбби от злости сжалось сердце, так легко имя Кэти соскальзывало с языка Сэма, словно он привык произносить его.

— Это Кэти нашла меня, — напомнил Сэм, но Эбби не попалась на крючок.

— Не Кэти. Ее жених отыскал тебя, вбив себе в голову, будто у него есть право…

— На что? Сделать Кэти счастливой? Ну конечно, одна ты имеешь право делать Кэти счастливой и больше никто, так? — вспылил Сэм. — Ты так далеко зашла, что не оставляешь за Кэти права решать, отчего она будет счастлива, а отчего не будет.

— Неправда, — возмутилась Эбби, и у нее заполыхали щеки. — Кэти уже двадцать два года, она взрослая и…

— И что?

И Эбби, и Сэм были одеты по-будничному, но Эбби с негодованием сознавала, что ее черные брюки и мешковатый свитер, хотя и были удобны, однако не шли ни в какое сравнение с порядком выцветшими джинсами и ковбойкой, отлично подчеркивавшими крепкую мускулистую фигуру Сэма.

Странно, что мужчина в его возрасте сумел настолько сохранить свою силу и привлекательность… Никакого живота, никакой расхлябанности… Эбби торопливо отвернулась. В конце концов, какое ей дело до того, как выглядит Сэм? И вообще ей нет дела до мужчин…

— Что «что»? — устало переспросила она, адресуя Сэму его же вопрос.

— Кэти взрослая женщина, — стоял на своем он. — Ты должна это признать, а тебе и дела нет. Ты даже не позволяешь ей иметь собственные чувства. Ты не позволяешь ей сказать, что она хочет познакомиться со мной…

— А она хочет? Это Кэти сказала тебе?

— Нет. По крайней мере, не так пространно. Но она все же сказала…

— Ты говорил с ней? — перебила Эбби.

— Да. Они со Стюартом пришли ко мне в отель сегодня утром. Мы долго говорили и кое-что выяснили…

— Выяснили?

У нее потемнело в глазах.

— Выяснили, что я, как дурак, прожил двадцать два года, не имея связи с собственной дочерью. Ведь это неправда, что я все двадцать два года не желал признать свою дочь и тем более не чувствовал ни стыда, ни вины из-за того, что когда-то отказался признать ее. Выяснили, почему я ни разу не попытался связаться с ней, хотя, видит Бог, много раз хотел это сделать.

— Ты врешь, — не поверила Эбби. — Просто говоришь это сейчас, потому что…

— Почему?

— Зачем ты приехал? Что тебе надо?

— Я приехал, так как узнал, что кто-то в Англии наводит обо мне справки, — откровенно признался он. — А насчет того, что мне надо не знаю, стоит ли отвечать сейчас. Мне кажется, ты не в том настроении, когда можешь спокойно выслушать меня.

— Я всегда буду не в том настроении, если ты захочешь сказать мне что-то другое, нежели «прощай», — с горечью бросила Эбби. — Мне уже пришлось один раз это услышать.

— Нет, такого не было, — возразил Сэм. — Это ты сказала мне «прощай»… И даже не ты, а твой посланец.

Эбби не сводила с него глаз.

— Ты обвинил меня в том, что я навязываю тебе нагулянного ребенка… Ты обманул меня, ни разу не упомянув о своем якобы бесплодии… Кстати, многие мужчины не смиряются с ходу с подобными диагнозами.

— Да, я знаю, — вздохнул Сэм. — Но мне также известно, что их первая реакция на сообщение, подобное твоему, такая же, как была у меня. Эбби, мое поведение не было уникальным. Сознаю, это меня не оправдывает и не уменьшает боль и обиду, которые ты испытала тогда. Но мне тоже было больно и обидно. Я был беззаветно влюблен в тебя и вдруг оказывается, что ты мне изменяешь. Наверное, в свои двадцать шесть лет я казался тебе взрослым человеком, но я не был таким… внутренне. Мужчины взрослеют медленнее, чем женщины, и я не был взрослым, если света невзвидел от ревности. Для меня тогда мир пошатнулся. Ты была такая юная…

— Но не слишком юная, чтобы меня, беременную, можно было бросить.

У Сэма мгновенно потемнели глаза, и он стиснул кулаки, чтобы не выдать свои чувства.

— Я не бросал тебя, — резко возразил он. — Ведь это я умолял, чтобы мы опять жили вместе… Помнишь? Не я отказался принять от тебя хотя бы пенни… Не я сказал, что лучше умереть, чем это…

— Я не хотела твоих денег, — взвилась Эбби, разозленная очевидной неспособностью Сэма даже через столько лет понять, какую обиду он нанес ей, предлагая деньги, но отказываясь признать ребенка… — Я хотела…

Эбби умолкла, изо всех стараясь сдержать слезы, подступившие к глазам.

— Чего?

— Ничего. Совсем ничего… Я хотела, чтобы ты убрался из моей жизни… из нашей жизни. Теперь ты, видите ли, решил, что можешь принять Кэти в качестве своей дочери, но если речь обо мне…

— Ты никогда меня не простишь?

В глазах Сэма было странное выражение, но Эбби решила не обращать на это внимания. Почему ее должны волновать его чувства? В конце концов, он ведь никогда не волновался из-за нее.

— Никогда, — с вызовом подтвердила она. — Ты можешь убедить Кэти в чем угод-но. Можешь ввести ее в заблуждение, и пусть она верит, будто ты сожалел и страдал, но меня тебе не обмануть… по крайней мере, во второй раз. Когда же ты изменился? Когда произошло это чудо? Когда ты открыл, что ты… ты… можешь быть не прав? — издевательски спросила она. — На прошлой неделе? В прошлом месяце? Как это случилось? Ты открыл утром глаза и вдруг решил, что необходимо встретиться с дочерью?