Третейский судья - Ольга Лаврова

- Здравствуйте, Анна Григорьевна, - приветствует Знаменский.

Женщина не отвечает.

- Проходите, садитесь.

Она садится на указанное место. Томин, коротко на нее глянув, продолжает читать дело.

- И что вы мне скажете? - агрессивно спрашивает женщина, чуть помолчав.

- Я надеюсь, вы нам кое-что скажете.

- Я все сказала десять лет назад. Зачем меня вызвали?

- По правилам следствия я не могу объяснить. Нам приходится снова интересоваться окружением убитой. И я прошу вас помочь.

- Мне только не хватало помогать органам!

- Вы были ближайшей подругой Вероники? - Пал Палыч как бы не замечает ее враждебного тона.

- Возьмите судебное дело, там все написано.

- Дело я смотрел. В нем нет, по-моему, многого нужного. Я бы на месте судьи направил на доследование, - он ищет подход к раздраженной женщине, не очень, впрочем, кривя душой.

Та смотрит подозрительно: уловка или правда?

- А чего вам не хватает в деле? - испытывает она его.

- К примеру, я бы выяснил, не давала ли Вероника повода к ревности. Или не вызывала ли в тот день сантехника и электрика. Не помните, она не жаловалась, что телевизор барахлит? Раковина подтекает? - Знаменский спрашивает это, чтобы расположить Марголину к себе, и отчасти преуспевает.

- Нет, не жаловалась. Но это могло быть. Мой адвокат говорил то же самое... Не ходите вокруг да около! Вы нашли его, кто убил?

- Простите, дело прошлое, - подает голос Томин, - вы свое отсидели, разве не вы...

- Я чужое отсидела! - перебивает Марголина уже с жаром, с желанием оправдаться. - Конечно не я! Я это всегда твердила, только никому это было не нужно! Дескать, взяли с поличным, все ясно... Значит, не нашли... Тогда к чему наш разговор?

- Действительно не вы? - Пал Палыч понижает голос и проникновенно смотрит Марголиной в глаза.

- Какой смысл перед вами притворяться? Теперь-то?

Вот те на! Как она это искренне сказала... Вдруг и впрямь судебная ошибка?! Вот и Томин заерзал на диване... Но даже если так - так трагично, нельзя уходить от первоначальной цели допроса.

- Я допускаю, что вы говорите правду, - Пал Палыч несколько акцентирует свое волнение. - Никогда не поздно пересмотреть приговор. Поверьте, наш разговор очень нужен. И нам, и вам. С кем еще общалась Вероника?

Контакт есть. Марголина готова разговаривать.

- Раза три приезжала мать из Касимова. И еще был любимый человек.

- Тот, что ее содержал?

- И вы туда же. Что за ханжество. Вероника не была содержанкой! Он был фактически мужем. И таких еще поискать!

Пал Палычу невыгодно сердить Марголину.

- Верю, верю. Как вы с Вероникой познакомились? - уходит он на нейтральную тему.

- Вместе в институт поступали и вместе провалились...

- А какая она была?

- Очень добрая, немного наивная. Чистая душа. Иногда скучала без дела, хотела работать. Олег не позволял.

- Вы сказали "Олег",- вкрадчиво говорит Томин, дождавшись наконец толку от допроса. - А дальше?

Марголина спохватывается, что бесконтрольно предалась воспоминаниям.

- Не знаю, - решительно врет она.

Томин кладет перед ней фотографию Коваля:

- Он?

- Нет, - отвечает она не глядя, а потом берет фотографию и рассматривает с интересом. Видно, что человек ей знаком.

- Постарел немного, верно?

- Мы не встречались. А если б и встречались, я опознавать его не стану.

- Теперь его зовут Максим Алексеевич Янов, - нажимает Томин.

Марголина непроизвольно вскидывает брови - удивлена, - но стоит на своем:

- Вероника его любила. Хотя бы ради этого я не стану впутывать... И потом, я убедилась: если приносишь людям зло, оно возвращается на тебя. Я зареклась.

Томин снова принимается читать дело, одним ухом слушая допрос.

- А какое же зло вы принесли Веронике, Анна Григорьевна? - спрашивает Пал Палыч.

Это для Марголиной больное место, даже голос меняется.

- Я перед ней виновата. Конечно, не тем, что хотела ее колечки унести. Это не я взяла - нужда взяла. Я кололась, а денег на зелье не было. Где-нибудь у нее и деньги лежали, но не могла же я рыться... Я виновата чем: что втянула ее в наркотики. Сама сидела без копейки, а она свободно могла покупать нам обеим... Я думаю, может, она под кайфом была, когда все случилось. Почему она дала себя задушить? Обвинитель на суде изображал из меня подлую убийцу, как я набросилась на подругу, а она не ожидала и так далее. Идиот безмозглый! Она мне живая была нужна! Но вот, может, она была не в себе? И потому не сопротивлялась?

Марголина умолкает, она до слез расстроена, и Пал Палыч дает ей передышку. Томин открывает было рот, Пал Палыч жестом притормаживает его на десяток секунд и потом только делает разрешающий знак.

- Из дела непонятно, как получилось, что вас задержали. Сколько вы находились в квартире? - спрашивает Томин.

- Минут пятнадцать... Не помню. И вдруг нагрянула милиция.

- Тут сказано: "анонимный телефонный звонок об убийстве".

- Десять лет гадаю, кто позвонил. Кто меня подставил?

- Допустим, убийца, - продолжает Томин. - Значит, он знал, что вы придете к Веронике.

- Невозможно.

- Напротив, только так можно строить какую-то версию.

- Я сейчас объясню. Никто не знал. Я решила к ней поехать вдруг. Позвонила. Она не подошла. Но я все равно поехала, у меня были ключи, я могла без нее зайти и поесть... Стала отпирать, оказалось, дверь открыта. Когда вошла, она уже была мертвая... но не совсем еще холодная... Я не сразу сообразила, что с ней. А когда поняла, как-то очумела. Собрала с подзеркальника коробочки. Села и стала реветь. И тут меня замели.

- Что-нибудь исчезло из квартиры? Не проверяли? - спрашивает Знаменский.

- Кто знает, что у нее было. Рвутся ниточки, не завязываются.

- По наркотикам Вероника поддерживала какие-то контакты? - пытается что-то выудить Знаменский.

- Все шло через меня.

- У вашей подруги наверняка не было других мужчин? - вступает Томин.

- Абсолютно наверняка.

- А если тем не менее предположить, что ее убил Олег? - подхватывает Знаменский. - По какой-то неведомой причине?

- Зачем человеку убивать самое дорогое?

- А чем он занимался? - интересуется Томин.

- Не знаю, она не говорила.

- Может быть, все-таки опознаете его?

- Нет.

Тем допрос и кончается, и сразу кто-то набегает со своими проблемами, трезвонят телефоны, друзьям не дают словом перемолвиться, пока они не выходят из министерства.

- Паша, ты ей веришь?

- Что не убивала? Пожалуй, как ни странно... По-моему, пришло время сесть и подумать. На кислороде.

- Давай, - соглашается Томин.

Знаменский звонит по мобильнику:

- Мать, я к тебе еду. И еще тут сыщик из Интерпола просится. Что купить?.. Так. Так. Ясно, - и обращается к Томину: - Шесть пунктов. А говорят, думать надо на пустой желудок.

- Ну-у, зачем так мучиться?

Они садятся в машину и отъезжают - до ближайшего магазина. В машине Томин спрашивает:

- Почему в Москве деревья не поливают? В Париже вода уж, наверно, не дешевле.

- Ох, Саша, тебя удивляет только это? - отзывается Пал Палыч.

Когда делают покупки, подходит бравый преуспевающий человек: бывший следователь Зыков, который когда-то работал со Знаменским на Петровке.

- Знаменский! - восклицает он. - Сколько лет, сколько зим! И Томин! Где трудишься? - спрашивает он последнего.

- За рубежом.

- Хвалю. А ты, Пал Палыч?

- В министерстве.

- Да брось! Как ты можешь? Коррупция, развал и прочее. С твоими-то принципами!

- А ты, я слыхал, ушел в охранную структуру. Новых русских друг от друга охраняешь. За большую, надо думать, зарплату. Тоже мне принципиальность! Знаменский равнодушно отворачивается от собеседника, но тот берет его за локоть:

- Знаменский, не ругайся. Мы друзья.

- Зачем тебе моя дружба?

- Для самоуважения...- как-то не вполне понятно возражает Зыков.

На даче, поужинав, друзья сидят в саду. Из дома доносится стук печатной машинки.

- Маргарита Николаевна стучит?

- Статью куда-то. "Некоторые вопросы теории Бехтерева о психических эпидемиях на материале финансовых пирамид".

- Ишь ты! По малограмотности я и не выговорю, - прибедняется Томин.

- Ладно, хватит бездельничать. Я еще не знаю твоих кладбищенских похождений.

- Короткая повесть, Паша. В могиле, на которую ходит господин Янов, похоронена его мать. Он сам сказал тамошней тетке. В книге регистрации тоже значится, что хоронил сын. Но записан сын как Коваль Олег Иванович.

- Очень хорошо. Дальше.

- Дальше я двинул в архив адресного бюро и проверил там этого сына. Получил сведения, где он был прописан. Там имел удовольствие найти старую домовую книгу, и в ней их двое: Майкова и Коваль. Про Коваля есть отметка, что работал на Севере, была броня на площадь. Повесть окончена.

- Ты не копал дальше? - не верит Пал Палыч.

- Копал, да попусту. Дом сломали, жильцов поместили в переселенческий фонд. Оттуда они порознь выезжали в новые квартиры. И тут след Коваля исчез, он квартиры не получал.