Крепкий орешек - Ольга Дашкова

Геннадий начинает плавные движения, кайфуя от происходящего, от такой тугой и истекающей соком промежности. Каждый раз, делая толчок, он входит до упора, касаясь яйцами половых губ, и его разрывает от удовольствия. Постепенно темп нарастает, и вот член уже выходит почти полностью и так же полностью заполняет, растягивая под себя тугое лоно.

Аделина стонет в голос, вновь хватается пальцами за край кушетки, но когда ее заставляют поднять правую ногу и положить на нее, проникновение становится еще глубже, а ощущения острее.

– Дьявол, какая ты узкая. Давай устроимся поудобней, забирайся обратно, сядь на колени, опусти попку.

Гена готов кончить уже давно, но, как мазохист, тянет время, он выходит, начинает целовать спину, рукой массируя клитор, помогая Аделине принять нужную позу.

Она поднимается, тело вновь трясет от возбуждения. Забирается на кушетку, садится на колени, ноги максимально разведены, попка свисает. Орехов сзади, целуя шею и лаская спину, рукой сжимает упругую грудь с набухшими сосками. Другая рука гладит промежность, задевая клитор.

Член пульсирует, мужчина одним резким движением входит, насаживая на себя сильнее. Движения резкие, проникновение глубже. Ада уже практически на грани, член так сильно ее растягивает, заполняя собой до предела. Кабинет наполняют шлепки, хлюпающие звуки, хрипы и стоны.

Нутро разрывает на части от удовольствия, ноги сводит судорогой, стенки влагалища начинают сокращаться. Ада кончает на члене, чувствуя, как он стал еще больше, его пульсацию. Орехов ускоряет темп, яйца тяжелеют.

– Боже мой! Да! Кончай, сладкая, да… А-а-а…

Орехов сам срывается на громкий стон, изливаясь мощными толчками в презерватив. Жестко войдя в последний раз, замирает, прижимая к себе влажное от пота тело Аделины, мнет грудь.

Нет, сейчас он точно не сдохнет, рано ему еще. Да и Канарейкина какая-то недотраханная, нужно это исправить.

– Отпусти.

– Нет, мы еще не закончили.

У Галич нет сил спорить, даже сопротивляться. Хочется в расслабляющую ванну и спать.

Но у Геннадия совсем другие планы. Если бы не телефонный звонок, то, наверное, они бы так и остались в массажном кабинете под многозначительные переглядывания персонала СПА.

– Говори, только быстро, у меня дела. Что? Вася, ты хочешь, чтобы я освежевал твою тушу? Так вот, если не хочешь, переделай все, и чтобы было красиво и вкусно. А ты куда собралась?

– Ну, я так понимаю, сеанс массажа окончен? Все было очень мило, спасибо.

Аделина, воспользовавшись заминкой, слезла с кушетки, надела халат, прикрывая наготу, и уже подошла к двери, надев шлепанцы.

– Что значит «мило»? Я еще не закончил.

– Это уже твои проблемы.

Женщина быстро вышла, оставив Орехова со спущенными штанами, стояком в презервативе и телефоном в руке. Поведи она себя иначе, Гена ушел бы сам, но сейчас был брошен вызов, а просто так Геннадий Орехов это оставить не мог. Да еще Вася так не вовремя спалил горячее на свадьбу.

Глава 14

Так, нужно успокоиться.

Нужно успокоиться, не эмоционировать, как девственница в первую брачную ночь, а здраво и трезво смотреть на вещи и события. Галич была далеко не девственница, и это не ее первая брачная ночь, хотя именно с Ореховым она могла случиться.

Но не случилась. Так бывает. В этой жизни не все бывает так, как мы хотим и планируем, жизнь – она многогранна, именно так говорил ее психолог. А после эротических пристрастий первого мужа Галич пришлось к нему пойти. В сексе успешный ресторатор, критик, владелец популярного издания, мужчина, любивший все держать под контролем, предпочитал подчиняться, а не подчинять.

Аделина была уже в своем номере, сняла халат, бросила его на пол ванной комнаты. В отражении зеркала на нее смотрела странная дамочка. В глазах лихорадочный блеск, волосы растрепаны, губы припухли, на щеках румянец, на шее, плечах и груди следы от поцелуев.

Так вот что значит грубая мужская сила. Аделина несколько минут назад испытала ее на себе, и что уж там скрывать, ей это понравилось. Встала под душ, вода смывала следы оргазма, но возбуждение так и не проходило.

У нее никогда не было такого секса. Даже если сейчас очень хорошо порыться в памяти, Галич не могла припомнить такого. Так ее никогда никто не трахал. Не брал, не ласкал, не доставлял сразу столько оргазмов пальцами, языком, губами, членом.

Ее в прямом смысле слова трахнули сейчас.

И то, что сейчас она пытается уговорить себя, что это был всего лишь секс – чушь собачья. «Всего лишь секс» у Аделины был несколько месяцев назад с Жераром.

Там была какая-то непонятная возня, после которой осталось разочарование, а сейчас мозг еще мало что соображал, но тело все еще помнит то, как его трогали, ласкали, мяли и целовали. Все нутро до сих пор еще дрожит от яростного проникновения и желания.

Вот о чем говорила Барбара, молодец, подружка, накаркала. Именно такой мужик и попался Галич. Необузданный, дикий русский медведь, который делает что хочет, когда хочет, где хочет.

А вот интересно, Орехов так со всеми женщинами поступает?

Сама себе задала вопрос, сама себе тут же ответила «да», чувствуя ревность с привкусом горечи на языке.

– Черт, черт, черт.

И куда сразу делись былые обиды? Словно все забыла, словно и не было предательства, и не было этого ножа в спину со стороны любимого парня. И не было этих двадцати трех лет, которые она жила без Геннадия.

Нужно взять себя в руки, Аделина взрослая, самодостаточная, уверенная в себе женщина, и это был всего лишь секс, о котором она скоро забудет.

Заставит себя забыть.

Выключив воду, Аделина прислушалась, в дверь номера настойчиво стучали. Накинула банный халат, замотала волосы полотенцем. Несколько секунд сомневалась, открывать или нет, понимая, что там, за дверью, Орехов. Открыла.

После второго стремительного ухода Канарейкиной Геннадий Викторович еще крепче сжал кулаки и скрипнул зубами. Первый раз она выкинула номер в ресторане, просто не узнав его, второй раз – сказала, что якобы было все мило и, накинув халатик, оставила его со спущенными штанами.

Но Орехов так просто это не оставит, поэтому вернулся за реваншем.

– Значит, если у нас был секс, это ничего не значит?

– До тебя только сейчас дошло? Ты, Гена, вроде повзрослел, но остался таким же тугодумом.

– Канарейкина, не нарывайся на грубости.

– А то что? Ты мне угрожаешь? Я, между прочим, гражданка Франции, и не надо вот так со мной разговаривать.

– Франция далеко, а я близко.

Галич понимала, что нарывается на ту