Крепкий орешек - Ольга Дашкова

задевают клитор, сквозь все тело проходит разряд возбуждения, как ток. Женщина отвечает на поцелуй, борода царапает лицо, она сама тянется, цепляется за плечи.

– Какая же ты мокрая… Голодная, да? Или ты всегда такая?

Геннадий шепчет в губы, голос хриплый, он бьет по нервам, а сам продолжает собирать выступившую влагу горячей девочки, размазывая ее по клитору и половым губам.

– Tais-toi et baise-moi. (Заткнись и трахни меня).

– Не знаю, что это значит, но звучит красиво. Скажи еще.

А ведь совсем недавно Галич и не думала, что будет об этом кого-то просить, тем более Орехова.

– А-а-а… Mon Dien…

– Да, да, только так ты будешь дальше кричать.

Орехов вновь впился в губы, проникая двумя пальцами во влагалище, начиная трахать Аду пальцами, чувствуя, как дрожат ее бедра. Голодная девочка, очень голодная, да он и сам был готов слить в штаны от того, какая она была горячая и влажная.

Глава 13

– Простите, пожалуйста, может быть, вам что-то…

– А ну, закрой дверь! Быстро, блять, я сказал, закрой!

Орехов гаркнул так, что даже Ада напряглась, именно в тот момент, когда мужчина начал активно проникать во влагалище пальцами, давить на переднюю стенку, а она задыхалась от приближающегося оргазма. Но все сорвалось в одну секунду из-за слишком внимательного персонала.

Девушка так и не успела открыть дверь до конца, испуганно хлопнув ею. Геннадий выдал трехэтажный мат, хотя был даже благодарен внезапному вторжению, потому что если бы не оно, то он бы точно залил белье и джинсы спермой.

Канарейкина, как сочный пирожок с повидлом, манила к себе и толкала на грех. Она толкала и раньше, но тогда они были детьми и только целовались. Орехов, как джентльмен, ждал свою Аделину, отступись он хоть на шаг, ее отец, который, кстати, был прокурором района, навесил бы на него статью в считаные секунды.

Но Гена не боялся прокурора, он любил его дочь, как можно было любить в семнадцать лет. Искренне, всем сердцем, имея грязные мысли, не без этого, но держа себя в руках.

Сейчас мысли были грязнее, куда грязнее и порочнее, и в его руках была обнаженная шикарная женщина.

– В чем дело? – Аделина часто дышала, бедра были по-прежнему широко разведены. Сцена, скажем так, весьма откровенная, как и поза, как и то, что делал мужчина с ней. Но шампанское уже начинало выветриваться из головы, а это было опасно и чревато, что мозг посетит здравый смысл.

Орехов посмотрел в лицо Аделины, начал жадно скользить взглядом по шее, груди, торчащим темно-розовым соскам, понимая, что он просто так одним случайным и разовым сексом не насытится, ему надо больше.

– Иди сюда, черт, какая же ты мокрая.

– А-а-а… а-а-а…

Мужчина впился губами в грудь, начал жадно покусывать сосок, при этом ускорив темп, проникая во влагалище. Ада, вцепившись в края кушетки, запрокинула голову, в глянцевом натяжном потолке отражалось ее тело и то, как ее сейчас только пальцами доводил до оргазма Орехов.

– Oh mon Dieu… Oui… Oui… (О мой бог… да… да)

Орехов активнее проникает двумя пальцами во влагалище. Пальцы чуть согнуты, давит на одно место много раз, как на некую неведомую, но очень чувствительную точку, не проникая глубоко. Резкие движения, трение, Аду словно ударяет током оргазма, она чувствует, как из нее вытекает жидкость и стекает по ягодицам.

Аделина задыхается в эмоциях, в таком остром и быстром оргазме, перед глазами темные круги, внутри горячо и очень влажно, а Орехов снова проникает в нее пальцами, движения быстрее, резче, сильнее. И снова по телу идет ток, тянет живот, сладкой судорогой сводит ноги, хочется их сомкнуть, но ей не дают.

Оргазм накрывает за оргазмом, она, словно не переставая, кончает, мышцы не успевают расслабиться. Гена и сам дуреет от всего, что происходит, от того, какая перед ним невероятная, открытая и откровенная женщина. То, как она кончает только на его пальцах, давая влагу, сквиртует – уже это сводит с ума. Отрывается от груди, расстегивает ширинку джинсов, вынимает член, скользит по нему несколько раз, из головки сочится предсеменная жидкость.

– Tout le plaisir est pour moi… ne fais pas ça… mon Dieu… Oui… Oui… (Пожалуйста… не надо… боже мой… да… да…)

Но Геннадию этого мало, резко опускается, перед глазами раскрытое лоно, накрывает набухший клитор губами, втягивает, сосет. Аделина щиплет себя за соски, снова кончает, выгибая спину, ведет бедрами, срывая голос. Мужчина продлевает ее удовольствие, похлопывая по раздраженному клитору ладонью, размазывая по киске влагу.

Такого оргазма у Галич не было никогда, ни с одним мужем и ни с одним любовником. Над случившимся нужно подумать и все тщательно проанализировать, но ей не дают на это время.

– Поднимайся, садись, не могу больше. Сейчас я буду трахать твой сладкий пирожок, хотелось бы, конечно, в ротик, но это все потом.

Он тянет Аду за руку, помогает встать, опуститься на пол, она видит, как Гена раскатывает по каменному стояку презерватив, выплевывая изо рта на пол упаковку. Нет ни стеснения, ни стыда, все нутро еще дрожит от прошедших оргазмов.

– Давай, пирожок, поворачивайся, да, вот так, вот же черт, у тебя шикарная задница.

– Ай! А ну, прекращай!

– Командовать в Парижах своих будешь, здесь все будет так, как я сказал.

Почему Галич позволяет так с собой обращаться, нагло и по-хамски? Нет, этому пока нет объяснения, она подумает об этом завтра, в самолете, по пути домой, но не сейчас и не сегодня. Сегодня она действует по установке Барбары, она отдается русскому мужику.

Легкий нажим на поясницу, прогиб, пальцы мужчины вновь скользят по промежности, возбуждают и стимулируют. Аделина оборачивается, Орехов напряжен, весь багровый, на виске и шее пульсируют вены. Он медленно, направляя член, входит во влагалище, издавая хрипы, а Галич напрягается, чувствуя, какой огромный у него член, как он растягивает и распирает ее.

– О-о-о-о… а-а-а-а…

– Да твою же мать, замолчи, Ада, не то я сейчас солью.

Орехов входит медленно и глубоко, влагалище принимает его, сжимая ствол, всасывая глубже. Ноги подкашиваются, сердцебиение учащается, не хватало еще отдать во время всего этого богу душу, но это будет самая сладкая смерть. Гена готов так уйти из жизни, но не в сорок лет, а в девяносто пять.

Ада чувствует каждый сантиметр движения внутри себя огромного члена. Его головка упирается в дальнюю стенку влагалища, и Гена замирает на некоторое время. Женщина даже ощущает, как он пульсирует внутри,