Башни Ангкора - Борис Павлович Виноградов

дышать. Так что лучше сразу постараться уснуть. А в настоящий момент свет дали в связи с нашим приездом.

На стене в окружении темных подтеков и отбитой штукатурки в багетовой рамке висел рисунок неизвестного художника, изобразившего четырехликого Байона с загадочной улыбкой и тяжелым взглядом полуприкрытых глаз в обрамлении диких зарослей. При всей бесхитростности рисунка в каменном взгляде было что-то мистически-властное и в то же время откровенно равнодушное. Может быть, живописец хотел передать тем самым свое отношение ко времени и истории. Но на невозмутимом челе изваяния никак не отражалось борение человеческих страстей, его не коснулась тень минувших трагедий. Он спокойно взирал сверху на землю, оставаясь внешне мудрым и безучастным к чужому горю. К рисунку так и напрашивался текст: «Все проходит...», который, казалось бы, выразил таинственный смысл этого духовного символа древней культуры кхмеров.

Байоновский взгляд выгнал меня из комнаты. Я снова оказался на галерее, накинул веревочную петлю на гвоздь и решил прогуляться со своим старым фотоаппаратом «Никон» по городу. Фотоаппарат — это тот же блокнот в путешествиях. Порой только с его помощью можно восстановить в памяти те места, где побывал. Не всегда имея время, да и желание заставить себя запечатлеть ту или иную картину, назвать про себя тот или иной образ, мы потом мучительно и безуспешно пытаемся восстановить ускользнувшее впечатление. И тогда выручает проявленная пленка.

Внутренний двор наполнялся дымом и запахами подгоревшего масла, жареной рыбы, рисового отвара. Где-то в недрах отеля готовился большой обед. Мимо фонтана сновали женщины с кастрюлями и тазами, водя за собой вцепившихся в саронги ребятишек. В фойе навстречу мне появился работник местного муниципалитета Син Суптхон, встречавший нас на аэродроме, и его вопрошающее лицо заставило меня произнести несколько благодарственных фраз по поводу коммунальных благ в гостинице. Поинтересовался, что здесь было раньше.

Раньше это был один из лучших отелей Баттамбанга, рассказал Суптхон. Владел им родственник Ин Тама — «премьер-министра» в лонноловском правительстве, богатый торговец пайлинскими сапфирами и антиквариатом, некто Пхен Новасон. Во время войны в Индокитае сюда привозили американских солдат, получавших передышку между боями, на поправку. В память о буйных «джи-ай» над стойкой бара сохранился выложенный цветной мозаикой полосатый флаг и надпись: «Добро пожаловать в Баттамбанг». Говорят, что хозяин скопил огромное состояние, продавая тайно за границу и иностранным туристам каменные изваяния, снятые со стен Ангкорвата и других старинных храмов. Перед приходом «красных кхмеров» он бежал в Таиланд.

Полпотовцы приспособили гостиницу под казарму, а потом ее превратили в тюрьму, где пытали и мучили заключенных. Очевидцы рассказывали, что любимым развлечением солдатни была пытка под названием «промывание мозгов». Жертву привязывали в центре фонтана и в рот вставляли резиновый шланг. Затем под сильным напором включали воду.

Син Суптхон сказал, что во время пребывания в Баттамбанге полпотовцы занимались и контрабандой, вывозя в Таиланд антикварные ценности. В дальнем углу гостиничного двора после освобождения найдено немало статуэток и фрагментов с барельефов сиемреапских храмов и пагод. Сейчас в городе создан музей древнего искусства, и все ценности отправлены туда.

Мы вышли с Суптхоном на улицу и направились к центру города, заглядывая в открытые дома, останавливая прохожих, обращаясь к ним с одним вопросом: «Откуда родом?» Коренных горожан среди них встретить так и не удалось. Все, как правило, переселенцы из других районов или из местной провинции. А в самом Баттамбанге осели недавно. Позднее статистика показала, что из старожилов мало кто вернулся в город после января 1979 года.

БАТТАМБАНГ был освобожден на девятый день после изгнания полпотовцев из Пномпеня. Их бегство из столицы было стремительным. Подробно об этом мне рассказывал начальник городского железнодорожного вокзала Боур Чорн, который был свидетелем тех событий.

Все вокзалы мира чем-то похожи друг на друга. То ли внешним видом, то ли царящей на них обстановкой. На площади перед главным зданием, по форме напоминающим наполеоновскую треуголку, толпился народ с мешками и чемоданами. У одних был скарб потяжелее, и выглядели они поувереннее, другие с узелками в руках одиноко сидели на корточках у стены или бродили вокруг здания в ожидании поезда. Это, как мне объяснили, беженцы, вернувшиеся из лагерей с территории Таиланда. Теперь они едут в родные края, где, может быть, найдут и родственников. Дорога для них бесплатная.

Станционный начальник сидел в своем кабинете, ломая голову над тем, как отправить одним эшелоном в два раза больше пассажиров.

— Судите сами, — говорил он, — на нашей линии Баттамбанг — Пурсат — Пномпень действуют два локомотива, и те не всегда исправны. Много времени уходит на ремонт. Так что о регулярном сообщении пока говорить еще рано. Но сегодня поезд должен уйти. Даже переполнив вагоны, можем взять две тысячи человек, а желающих куда больше.

Вошла секретарша и принесла на подносе стаканы с холодным оранжадом. Чорн говорил о проблемах железнодорожного транспорта, о разрухе, о тяжелом времени, которое переживает страна. Сам старый путеец, он знал свое дело профессионально. У меня, естественно, возник вопрос, чем он занимался при полпотовском режиме. Получилось так, что его не выгнали, как других, в деревню на ноля, а оставили в числе немногих железнодорожников работать на пномпеньском вокзале. Жил на положении арестованного, перемещаться разрешалось только от работы до дома. О том, что творится в стране, узнавал по слухам и редким рассказам очевидцев. В его обязанности входило готовить эшелоны, отправлявшиеся в Кампонгсаом и Баттамбанг.

Чаще всего это были поезда с оружием, рисом и древесиной. Движение особенно оживлялось с наступлением сухого сезона, когда начинался сбор рисового урожая. Многих его коллег забрали соансроки — агенты полпотовской охранки, других выгоняли на полевые работы по мере того, как в соответствии с официальной доктриной «обновления рабочих кадров» на станцию присылали подростков из деревни. Дороги и подвижной состав постепенно приходили в упадок. Старые локомотивы ломались, запасные части к ним не поступали. Но тот минимум перевозок, который был необходим для переброски стратегических грузов по Кампучии, они обеспечивали.

Позарез вагоны потребовались Пол Поту и его приближенным накануне наступления на Пномпень освободительной армии, получившей поддержку вьетнамских добровольческих сил. Двое суток Боур Чорн и его товарищи готовили к отправке пять имевшихся составов.

— Рано утром 6 января началась страшная паника,— говорит Боур Чорн. — От резиденции Пол Пота, министерских зданий на берегу Бассака к вокзалу тащили заколоченные ящики и плохо упакованное имущество. Многодетные семейства членов полпотовской администрации, обложенные тюками и корзинами, штурмом брали вагоны. В центральных кварталах шел жуткий грабеж, мародеры хватали из пустовавших