Я не скажу тебе о сыне - Иконникова Ольга

Я почувствовала дрожь в коленях и опустилась на кровать. Он заметил вензель и правильно его истолковал! Теперь он смотрел на меня уже с изумлением, словно не верил своим глазам.

И как я могла быть такой беспечной? Почему я не вывернула плащ наизнанку? Почему не прикрыла чем-нибудь этот вензель?

Сложить дважды два месье Кассель, несомненно, смог.

– Нет, сударыня, вам не о чем беспокоиться. Мне совершенно не нужно знать, кто вы такая. И я умею хранить чужие тайны. Доверьтесь мне, и вы не пожалеете. Если вы попытаетесь продать этот плащ сами, то привлечете к себе ненужное внимание. Я же буду действовать в ваших интересах и возьму себе совсем небольшой процент.

Конечно, он заплатит мне за плащ гораздо меньше, чем стоят те бриллианты, что сияют на нём. Но если я не соглашусь на эту сделку, где гарантия, что он станет молчать? Или что не выгонит нас на улицу, на ночь глядя? К тому же, мне действительно нужны были деньги, чтобы уехать из Лимы. Так почему бы не воспользоваться посредничеством месье Касселя?

– Хорошо, сударь, – после некоторых раздумий сказала я. – Буду признательна вам за помощь и за молчание.

– Вы можете быть в нас уверены, сударыня! – поклонился он. – Не так ли, Ванесс?

– Разумеется, сударыня, – заверила и его племянница. Всё это время девушка стояла, молча, и только пожирала меня взглядом. И вдруг спросила с трепетом в голосе: – А могу я примерить его?

Я улыбнулась – почему бы и нет? А Лео даже помогла ей накинуть плащ на плечи.

Девушка была молода и красива, примерно одного роста со мной, и ее длинные темные волосы пышной волной рассыпались по бархату плаща. А бархат был отменного качества – его в подарок королю привезли из самого Каристана. Такую ткань не купишь на лимской ярмарке.

Ванесс с заметным сожалением погладила мягкий ворс. Конечно, ей хотелось бы оставить этот плащ себе, но для них с дядей это было слишком дорогое удовольствие.

Они удалились, забрав плащ и пожелав нам спокойной ночи. Лео закрыла за ними дверь и проворчала:

– Надо быть осторожней, девочка! Как ты собираешься завтра показаться на улице? Будь у тебя плащ, ты могла бы накинуть на голову капюшон. Слишком многие из тех, кто будут находиться в кортеже твоего бывшего мужа, знают тебя в лицо.

В этом она была права, и первое, что мы сделали на следующий день, это отправились на ярмарку и купили простенькую шляпку с вуалью. Она совершенно не подходила к моему платью, но мне было на это наплевать. Мне требовались еще и шпильки, чтобы убрать под шляпку волосы, но на них у нас не хватило денег.

– Попросим их у Ванесс, – решительно сказала тетушка. – Уверена, ее дядюшка знатно на нас наживется, так что у него достанет денег, чтобы купить ей новые шпильки.

Но когда мы вернулись в гостиницу, Ванесс там уже не застали. Паренек, что был у месье Касселя на побегушках, сообщил, что она отправилась на Набережную, чтобы поглядеть на кортеж его величества.

– Вся такая нарядная, в новом плаще! – он сказал это с восхищением.

– В новом плаще? – изумилась я.

Месье Кассель был практичным человеком, и было странно, что он позволил племяннице надеть дорогой плащ, отправляясь туда, где было много народа, и где этот плащ могли испачкать или даже порвать.

– Ты уверен? – переспросила и Лео.

– А то! – ухмыльнулся парнишка. – Она еще сказала, что не намерена упускать такой шанс поговорить с самим королем. Я засмеялся – так ее и подпустят к карете его величества! – а она обиделась и заявила, что я – дурак и ничего не понимаю.

Мы с Лео переглянулись. Ванесс собиралась подойти к карете Этьена, пользуясь тем, что на ней будет плащ с королевским вензелем! Но для чего? Не из праздного же любопытства?

– Может быть, она думает, что ей хорошо заплатят, если она скажет, где тебя искать? – предположила тетя. – Ты же слышала, что говорили на ярмарке? Что бывшая королева сбежала из дворца, и теперь ее разыскивает стража. Наверняка, эта девица решила продать информацию о тебе за большие деньги.

Мы уже почти бежали в сторону Набережной. Я не знала, что мы станем делать, если нагоним Ванесс. Какие слова найдем, чтобы отговорить ее от того шага, на который она решилась. Нам нечего было ей предложить. Разве что пообещать, что деньги ей пришлет мой отец из Суреля. Но поверит ли она моему слову?

Но говорить ничего не пришлось. К тому времени, как мы добрались до Набережной, кортеж его величества уже выехал на нее, и разыскать в гудящей, волнующейся толпе девушку, даже зная, как она одета, было решительно невозможно. Да и теперь мне было уже не до Ванесс.

Мое внимание было приковано к карете Этьена. Впрочем, самого Этьена мне увидеть так и не удалось – его величество ни разу не выглянул из окошка, и народ разочарованно вздыхал и охал.

Стража была повсюду – впереди кареты, сзади, по бокам. И уже за несколькими рядами офицеров, среди которых я разглядела и шевалье де Ламажа, тоже верхом ехали дворяне из королевской свиты. А дальше тянулась бесконечная вереница из карет приближенных ко двору вельмож.

– Ну, что, посмотрела? – усмехнулась Леони. – Надеюсь, эта дурочка Ванесс тоже поняла, что ей не удастся поговорить с королем?

Но не успела она это сказать, как стало ясно, что она ошиблась – девушка в знакомом нам плаще отважно метнулась к карете.

– Ваше величество! Ваше величество! – кричала она. – Да пропустите же меня, пропустите!

Но ни король, ни те, кто находился в карете рядом с ним, не услышали ее из-за гула толпы. И строй стражников не разомкнулся, чтобы пропустить ее к экипажу. Напротив, они быстро оттеснили ее к тротуару, где к ней подбежали какие-то люди, на одежде которых не было никаких отличительных знаков. Действовали те тихо и слаженно – подхватили Ванесс под руки и уже через несколько мгновений скрылись с ней в ближайшем проулке, что вел к Центральному каналу.

Мы не могли кинуться вслед за ними – всё происходило на другой стороне улицы, перейти через которую сейчас было невозможно – ее перегораживал кортеж.

– Теперь-то ты поняла, что я была права? – мрачно спросила тетя. – У тебя не было ни единого шанса, чтобы поговорить с королем. И кто знает, что за люди задержали эту дуреху. И что она наболтает им, когда они начнут ее допрашивать. Думаю, нам придется искать другое место для ночлега. Идём!

– Но как же мадемуазель Кассель? – запротестовала я. – Разве мы не должны ей помочь?

Тетушка посмотрела на меня как на умалишенную.

– Ты всё еще думаешь, что ты – королева, – хмыкнула она. – И что достаточно тебе сказать слово, как все бросятся выполнять твое желание. Это уже не так, девочка. Пора бы тебе это понять.

– Но давай хотя бы еще побудем здесь, – запротестовала я. – Давай убедимся, что с ней всё в порядке.

– А если нет? – не стала миндальничать со мной Лео. – Что тогда? Что мы с тобой сможем сделать против нескольких вооруженных мужчин? И я не собираюсь чувствовать себя виноватой из-за того, что какая-то глупая девица сделала то, чего ее просили не делать.

И всё-таки мы остались на Набережной, и когда последняя карета кортежа, наконец, проехала мимо нас, перешли на другую сторону улицы.

Конечно, в проулке уже никого не было. А вот дальше, у каменного моста через Центральный канал толпился народ. Когда я увидела, как все – и стар, и млад, – вглядывались темные мутные воды канала, сердце сжалось от нехорошего предчувствия.

– Что тут случилось? – спросила Лео у дородной женщины, стоявшей чуть в стороне от основной толпы зевак.

– Какая-то девка упала с моста, – сообщила та, зевнув. – Наверно, бросала монетки на камень желаний. Перегнулась через перила и не удержалась. Здесь редкий месяц кто-нибудь не срывается, будто медом им тут намазано. А может, она того, сама спрыгнула. Совратили бедняжку, вот она и удумала жизни себя лишить, – она сказала это безо всякого сожаления, и даже слово «бедняжка» прозвучало в ее устах грубовато.

– Ее уже достали? – тошнота уже подступила к горлу, и я отвернулась, боясь, как бы меня не вырвало прямо тут.