Литературные вечера. 7-11 классы - Надежда Пестрякова

Второй ведущий («Песня убитого цыгана»):

Двадцать и два удара.

Двадцать и три с размаху.

Меня обряди ты, мама,

В серебряную бумагу.

Воды, господа гвардейцы!

За каплю вознаградится!

Воды, где весло и солнце!

Воды мне, воды, водицы!

Ай, полицейский начальник

Там наверху на диване!

Таких платков не найдется,

Чтоб эту кровь посмывали.

(М. Глинка. Арагонская хота. Чтение на фоне музыки)

Первый ведущий :

В начале 1936 г. жандармский начальник подал на поэта в суд, предъявив книгу «Цыганское романсеро». Он имел в виду «Романс об испанской жандармерии»: в радостный и звонкий цыганский город врываются жандармы, сгущается черный цвет, становясь символом жестокости, насилия, смерти.

Второй ведущий («Романс об испанской жандармерии»):

Их кони черным-черны,

И черен их шаг печатный.

На крыльях плащей чернильных

Блестят восковые пятна.

Надежды свинцовый череп —

Заплакать жандарм не может;

Затянуты в портупею

Сердца из свинцовой кожи.

Полуночны и горбаты,

Несут они за плечами

Песчаные смерчи страха,

Клейкую мглу молчанья.

От них никуда не деться —

Мчат, затая в глубинах

Тусклые зодиаки

Призрачных карабинов…

Первый ведущий :

Негодование оскорбленного жандарма Лорка не принял тогда всерьез. Однако оно стало зловещим предзнаменованием того, что случилось через несколько месяцев.

17 июля 1936 г. в Гранаде начался фашистский мятеж. Город, прекрасный, как гранат, проснулся, обрызганный человеческой кровью. Черные эскадроны смерти расстреливали Гранаду у кладбищенской стены.

Лозунг «Смерть интеллигенции!» стал служебной инструкцией: расстреливали врачей, юристов, преподавателей, журналистов, ученых. Первым указом нового губернатора гранадское кладбище было объявлено запретной зоной. Второй указ запрещал родным хоронить казненных. Ров у кладбищенской стены стал братской могилой. Свидетель казней – кладбищенский сторож – сходит с ума.

Почти 6000 человек было расстреляно в окрестностях Гранады за время мятежа. Лорка стал одной из первых жертв франкистов.

Второй ведущий :

Тиран ненавидит поэта,

Поэт ненавидит тирана.

Цыганскую нацию эту

Тираны с земли стирали.

Но соловьи заливаются

И, не щадя усилий,

Освистывают, издеваются

Над фюрером и каудильо.

Поэты встают спозаранку

И солнечный лик воспевают,

Но коротышку Франко

В поэзии забывают.

Той, что всего дороже,

Поэт поклоняется набожно,

А Франко – гнусная рожа,

Поэту его не надобно.

Поэт луной восхищается

И тучкой, что в небе нависла,

Но слово «воспрещается»

Поэту ненавистно.

Покуда синее небо

Над Лоркой лучи простирало,

Его не менее хлеба

Питала ярость к тирану.

Поэт ненавидит тирана.

Первый ведущий :

Лорку расстреливали ночью. С ним рядом шли к смерти два бандерильо и старик учитель из соседней деревни. Поэт подбадривал своих товарищей и много курил, как курят, напрягая волю и мысль.

Второй ведущий :

Когда я умру,

Схороните меня с гитарой

В речном песке.

Когда умру…

В апельсиновой роще старой,

В любом цветке.

Когда умру,

Буду флюгером я на крыше,

На ветру.

Тише…

Когда умру!

Первый ведущий :

Не было гитары и речного песка. Была мягкая глина. Как прозаично все в этом мире… Лорку расстреляли близ селения Виснар у Источника Слез, потому что там удобно копать: земля – мягкая глина. Его приняла и оплакала природа. Тела затолкали в яму, засыпали землей. Он лежал в ней среди других убиенных. Над ними – камни да кресты. Он остался под чужим камнем или крестом. А кто-то другой – под его крестом или камнем. Лорка нашел вечный покой в братской могиле, но он ведь и хотел быть братом всем людям…

Второй ведущий (Н. Асеев. «Песнь о Гарсиа Лорке»):

Почему ж ты, Испания,

в небо смотрела,

Когда Гарсиа Лорку увели для расстрела?

Андалузия знала,

И Валенсия знала, —

Что ж земля под ногами убийц не стонала?!

Что ж вы руки скрестили

И губы не сжали,

Когда песню родную на смерть провожали?!

Увели не к стене его,

Не на площадь, —

Увели, обманув, к апельсиновой роще.

Шел он гордо,

Срывая в пути апельсины

И бросая с размаху в пруды и трясины;

Те плоды под луною

В воде золотели

И на дно не спускались, и тонуть не хотели.

Будто с неба срывал

И кидал на планеты, —

Так всегда перед смертью поступают поэты.

А жандармы сидели,

Лимонад попивая

И слова его песен про себя напевая.

Первый ведущий :

Долгое время о гибели Гарсиа Лорки молчали. Губернатор Гранады на запрос мировой общественности ответил: «Местопребывание Ф. Гарсиа Лорки нам неизвестно».

Но в 1937 г. сам диктатор – генерал Франко – счел необходимым оправдаться и объявить свою версию гибели поэта, на 40 лет ставшую в Испании официальной: «Следует признать, что во время установления власти в Гранаде этот писатель, причисленный к мятежным элементам, умер. Такие случайности естественны во время военных действий». Как много таких случайностей в истории мировой литературы…

Второй ведущий (А. Вознесенский):

Поэтов тираны не понимают,

когда понимают – тогда убивают.

Убийцы над Вами от бешенства плакали

и жгли Ваши книги, как вечные факелы!

Минута молчанья! Минута анафемы

заменит некрологи и эпитафии.

Анафема вам, солдатская мафия,

анафема!

Убийцам поэтов, по списку, алфавитно

анафема!

Первый ведущий :

Каждый год в день гибели Лорки жительница Гранады Эмилия Льянос Медина приходила на место расстрела и возлагала розы. Жандармы растаптывали их – на земле проступали бурые пятна крови. Ее арестовывали и уводили, но все равно в годовщину расстрела она шла крестным путем Лорки…

Книги Лорки были публично сожжены на гранадской площади. Так пытались уничтожить его голос, но он звучит в шуме ветра, в шорохе цветов и трав, в плаче гитарных струн, в сердце испанского народа.

(Р. де Визе. Сарабанда. Чтение на фоне музыки)

Второй ведущий :

Хочу вернуться к детству моему.

Вернуться в детство и потом – во тьму.

Простимся, соловей?

Ну что ж, пока!..

Во тьму и дальше.

В чашечку цветка.

Простимся, аромат?

И поспеши…

В ночной цветок.

И дальше, в глубь души.

Прощай, любовь?

Всего тебе, всего!

(От вымершего сердца моего…)

Первый ведущий :

Прощаюсь

У края дороги.

Угадывая родное,

Спешил я на плач далекий,

А плакали надо мною.

Прощаюсь

У края дороги.

Иною, нездешней дорогой

Уйду с перепутья

Будить невеселую память

О черной минуте.

И кану прощальною дрожью

Звезды на восходе.

Вернулся я в белую рощу

Беззвучных мелодий.

Второй ведущий :

Сливаются реки,

Свиваются травы.

А я

Развеян ветрами.

Войдет благовещенье

В дом к обрученным,

И девушки встанут утрами —

И вышьют сердца свои

Шелком зеленым.

А я

развеян ветрами.

Первый ведущий :

Из воспоминаний о поэте: «Из всех людей, которых я знал, первым всегда останется Федерико. И сейчас я говорю не о стихах, не о пьесах – о нем самом. Я не знаю человека, который обладал бы такой магической и легкой властью. Стоило Федерико войти, сесть за рояль, заиграть колыбельную или Шопена, стоило ему начать рассказывать какую-нибудь историю, как вы покорялись – с первого слова, с одной улыбки. А если он начинал читать стихи, более уже ничего не существовало – только этот глуховатый голос, переливающийся светом и тьмой… Он был явлением природы, произведением искусства. В нем были радость, страсть и юность. Он был как пламя.

Он старался всегда оставаться верным своему правилу: „радость вопреки всему“. А „самая печальная на свете радость, – считал Лорка, – быть поэтом“. Цель искусства, поэзии он видел в духовном единении людей. „Пусть отзовутся ваши сердца“, – мечтал поэт.

Однажды Лорку спросили: „Зачем ты пишешь?“ Он ответил: „Чтобы меня любили“».

Второй ведущий :

Не хватит жизни…

а зачем она?

Скучна дорога,

а любовь скудна.

Нет времени…

А стоят ли труда

приготовления

к отплытью в никуда?

Друзья мои!

Вернем истоки наши.

Не расплещите

Душу в смертной чаше!

(Звучат удары колокола)

Первый ведущий (Э. Межелайтис. «По ком звонит колокол»):

Ах, по ком звонит колокол

(в этом ритме траурном так размеренны повторенья)?

По ком он вызванивает реквием – по ком, по ком?

И между людьми остаются пробелы,

Как между строфами стихотворенья.

Смерть забирает и грешного и безгрешного,