Путешествие в Московию 1664-1665 - Николаас Витсен

Сегодня здесь состоялся их ежедневный базар, теперь устроенный на льду. Там в изобилии были хорошая рыба, лук, чеснок, сельдь и без счету разных других товаров; было много народа, по сравнению с нами странно одетого. Чужеземные постройки выглядели приятно. Куда бы мы ни шли, солдаты шли за нами по пятам, грубо отстраняя нас от укреплений и ворот, и это еще делалось от имени воеводы: "Только, — сказали они, — для прогулки и по необходимости Вашему Благородию разрешается бывать на улице". Издали я видел стены, высокие и узкие, по старому обычаю, пушек на них мало; на базаре стоят 2 очень большие пушки, а в других местах, кое-где — несколько меньшие. Содержать трактиры или пивные здесь считается позором для знатных, они все относятся к казне царя. Преступников водят с тяжелыми кандалами на ногах побираться. Наша гостиница охраняется одним знаменем солдат[89], которые в первом часу дня и в первом часу ночи бьют в барабан.

Список пищи, которую нам, начиная с Нивенхёйзена, выдавали, был следующий: для посла — 4 чашечки двойной водки [двойной выгонки], 1 бутылка вареного меда, 1 бутылка испанского вина, 1 бутылка французского вина, полведра пива, кусок баранины, 1 кусок говядины, 1 гусь, 1 утка, 30 яиц, 2 фунта масла, 2 фунта соли, 6 восковых свечей. На 14 человек дворян и офицеров — каждому 4 чарки водки, и на всех — 2 ведра невареного меда, 3 ведра пива, 1 гусь, 2 утки, 3 куры, 1 овца, 4 куска говядины. Для людей (31 чел.): каждому по 2 чашечки водки, и на всех 5 ведер пива, 1/2 овцы, четверик крупы и лука, чашка сливок; бутылки были по полторы пинты[90], ведро — около половины нашего.

Мы получили здесь письма с Родины, и посол сообщил князю Федору, что он получил письмо от Их Высокомогуществ: они здоровы и справляются о здоровье Их Царского Величества, еще рассказал ему, как посол Его Величества[91] был принят в Амстердаме, газеты сообщили о приеме, и посол привел это им в пример.

14 декабря.

Сегодня они праздновали день Воскресения Христова [воскресенье], но не торжественно. После полудня лавки снова открыли, все торгуют, многие веселятся, пьянствуют. Когда сегодня двое наших слуг на улице ранили друг друга из ружья, стрельцам, даже их десятникам, здорово попало за то, что они плохо их охраняли и отпустили одних гулять. Ни немцев, ни других иностранцев к нам не подпускали, а если те и отваживались, то их весьма немягко отводили за руки. Теперь был русский пост [40 дней перед Рождеством]; и когда мы остатки нашей пищи отдавали бедным, то они ее замораживали до того времени, когда ее можно будет есть.

Как было сказано, город этот очень богат монастырями и церквами, стоя на базаре, можно насчитать вокруг 13 монастырей или приходских церквей[92] и 50 башенок. В соборе Святой Троицы находится место суда, он [собор] находится на площади Кремля и служит при необходимости крепостью, так как окружен высокими стенами, укреплен и опирается на крепостную стену; здесь имеется 7 ворот. Я очень охотно срисовал бы это место и несколько построек в нем, но меня предупредили не делать этого: могли бы истолковать в дурную сторону, и если частное лицо это сделает, его, без сомнения, бросят в тюрьму как шпиона[93].

Здесь я узнал их бани, это бани парные. Помещение нагревают печами, а горячие камни, лежащие на них, поддерживают и увеличивают жару тем, что образуется пар, когда на камни льют воду. В бане стоят друг над другом 2—3 ряда лавок, на которые каждый может лечь голым. Самые верхние скамьи — самые жаркие. Обслуживают девушки или, если хотят, слуги; они трут тело и ополаскивают его, а также слегка бьют, чтобы открылись поры.

16 декабря.

Был день Николая[94]; его праздновали с большим благочестием. Люди шли по улицам, крестились и молились, перед иконами зажигали свечи, иконы находятся напоказ внутри и снаружи дома; остаток дня они проводят в чрезмерном пьянстве. Воевода просил передать нам не выходить сегодня, ибо мы могли пострадать от пьяных. Я все же вышел на улицу из любопытства и видел, что весь город пьян, и мужчины и женщины; несмотря на большой праздник, лавки были открыты, и торговля шла вовсю. Был такой сильный мороз, что влага в носу замерзала, как только выйдешь на воздух. Когда я однажды слишком долго был на улице, у меня лицо и рот так окоченели, что я с трудом мог говорить.

18 декабря.

Наш шталмейстер отправился вперед с каретой и лошадьми в Новгород; любопытство так захватило меня, что я, подкупив солдата, который меня сопровождал, крадучись, вышел из ворот и осмотрел валы снаружи. Стены частично из оштукатуренного камня, недостаточно прочные, чтобы выдержать большой натиск, они кривы и косы, местами с башнями и ротондами. Из семи ворот, которые скорее можно назвать отверстиями в валу, некоторые из камня, другие из дерева. Со стороны суши у сухого рва есть высота, с которой виден город. Пушек на стенах не видно. Купцы из Швеции и Любека имеют за городом каждый свой двор[95].

Управление городом находится в руках воеводы, его помощника и дьяка; они теперь ведают военными и политическими делами.

19 декабря.

За день до нашего отъезда воевода отправил послу подношение из трех блюд — питание в дорогу. Это были пироги: сладкий и с перцем пирог, другой — черный выпеченный кусок, на вид как наши сыры, из тамаринда, слив и меда, а третий был свернутый кусок, с виду похожий на засмоленную парусину[96]. Я осмотрел здесь и городскую тюрьму: в большом саду, огороженном высоким частоколом, много маленьких каморок, внутри которых заперты заключенные. В нашем доме сегодня умер маленький ребенок. Хоронила его женщина: отец в порыве гнева из-за того, что тот кричал, с бесчеловечной жестокостью <...>[97]

Когда здесь загорелся небольшой монастырь Св. Николая и не удалось потушить огонь, многие русские сказали: "Как же так, если святой Николай себе не может помочь, как же мы сможем?" и бросили тушить[98].

Мы долго настаивали, даже покраснели от переговоров, но добились у воеводы увеличения количества напитков и перемены каждодневной пищи и получили наконец следующий список. Для посла — 2 бутылки французского вина, 1 — испанского вина, 2 — вареного меда, 1 бутылку двойной водки, полбутылки