Прометей. Ледяное безмолвие - Сергей Skolorussov

даже самая трудная и примитивная работа будет доставлять ему естественное физиологическое удовольствие. Здесь речь идёт о завязке чипа с рецепторами получения кайфа.

Джужома неприятно улыбнулся. Но Стрекалов оставался предельно серьёзным:

– Хорошая штука. Я думаю, что мы сделаем на неё ставку при решении вопроса о работниках. Чего так смотришь? Там всего 9 квадратов. Все на виду будут. Зависть – одна из причин бунтов. Надо предусмотреть, чтобы в нашем историческом ковчеге не было никаких революций. Даже поползновений не было. Даже болтовни о ней.

– Соглашусь, – кивнул начальник ФСБ. – С этим проблем не будет. Можем хоть завтра начать массовое чипирование.

Президент поморщился:

– Рановато пока.

– Кого в списки включим?

– Пока составляй расширенный список: правительство, естественно; учёных всяких нужных; артистов, как без них; интеллигенцию вшивую тоже придётся брать. Да, жалко, что теперь деньги уже практически ничего не решают. Можно было бы продавать входные билеты на аукционе, – президент осклабился от своей «шальной» мысли. – Это был бы самый дорогой аукцион в мире…

– Зачем нам интеллигенция? Давай лучше девчонок побольше, так сказать, для сохранения генетического материала…

– Хорошая мысль. Надо расширить конкурс «Мисс Россия», – президент задумался. – Мысль хорошая… Да, интересная у тебя работа предстоит. Я бы сам взялся, но времени свободного нет. Совсем нет, – Стрекалов мечтательно вздохнул, но тут же вернулся из своего заоблачного мира фантазий в реальность: – Впрочем, начни с правительства. Посмотрим, сколько наберётся. А там уже будем решать по персоналиям и вообще: кого брать, а кого нет. Селить придётся семьями, поэтому все не попадут, даже при всём нашем желании. Именно поэтому я говорю о полной секретности мероприятия.

– Погоди, Юра, у меня есть кардинальный вопрос.

– Спрашивай.

– А почему именно Долина гейзеров?

– Есть другие варианты?

– Не знаю, но мне кажется, что современная атомная энергетика может обеспечить комфортное проживание такой замкнутой группы людей не только на Камчатке.

Президент ухмыльнулся:

– Опять я тебя люблю за сообразительность. Точно такой же вопрос я задал Соболевскому.

– И что?

– Он доказал мне, что атомной энергетики хватит ненадолго.

– Почему?

– Шахт урановых по понятным причинам вскоре уже не будет. А топливо долгое время держать нельзя. Я до конца не понял, но там что-то связано с периодом полураспада. Короче, ураном на продолжительное время не запасёшься.

Глава четырнадцатая

31 марта

Сочи

Пустые хлопоты

Бузмаков, как только добрался до конечного пункта своего путешествия, сразу бросился выполнять задание начальника. Настроение у него было приподнятым. Здесь, на крайнем юге страны, уже вовсю чувствовалось приближение весны. Снег активно таял, сливаясь в ручейки и лужи, деревья украсились зеленцой набухших почек. Запах весны пробудил многоголосое песнопение птиц, наперебой прославляющих возвращение Солнца. Всё это, давно забытое, кружило голову технолога пьянящими мечтами о нормальной жизни. Хорошо… Ай, хорошо! Хорошо-то, хорошо, но Мара там, на севере. Она осталась только ради того, чтобы закончить их общее трудное дело. Эх, Маша, Маша… Замечательная ты девчонка. Лучше я не встречал. Ладно, лирика лирикой, но пора и к делу. Я не могу её подвести. Не могу…

Вит не стал искать директора своего института. Он прекрасно знал, что Гольдберг пустышка. И как учёный, и как человек, и как руководитель. Он ничем не поможет. Об этом напутствовал и Шелихов: «К Натанычу даже не суйся. Зря потеряешь время. Иди сразу к Соболевскому. Только он может вникнуть в суть».

Но Соболевского на месте не оказалось. В приёмной сказали, что как минимум две недели академика не будет. Он в срочной командировке. Пришлось тащиться к Гольдбергу. А к кому ещё?

Владимир Натанович сидел в тесном помещении с ещё более крошечной приёмной, в которой всё же помещалась его дородная секретарша. Но она даже не успела доложить шефу, как тот сам вышел из своего чудо-кабинета:

– Ирочка, меня сегодня уже не будет.

– К вам тут человек из Москвы.

Гольдберг наконец увидел Вита и снизошёл:

– Слушаю. Вы кто?

– Бузмаков. Технолог из лаборатории Шелихова.

Директор ухмыльнулся и недовольно выдал:

– И где этот ваш «Ломоносов»?

– Шелихов в Москве. Заканчивает опыты.

– Какие, к чёрту «опыты»!? – Гольдберг нервно дёрнулся. – Я месяц назад издал приказ о закрытии лаборатории. Считайте, что вы уволены по статье, без выходного пособия и без продовольственной карточки. Всё.

И он решительно двинулся на выход. Бузмаков взглянул на «Ирочку», словно пытаясь получить ответ, что ему делать дальше. Та в свою очередь ответила не менее выразительным взглядом и пожала своими вовсе не худыми плечами.

Пришлось бежать за шефом и объясняться на ходу. А куда деваться?

– Владимир Натаныч, мы практически закончили. У нас очень перспективный материал.

Гольдберг дошёл до лифта и нажал кнопку. Даже не глядя в сторону Бузмакова, он недовольно пробурчал:

– Милый мой, какие ещё к чёрту «перспективные материалы»? Всё рушится. И наш институт тоже закрывают. Через неделю я, как и вы – безработный.

Но Бузмаков, активно напирая, не отставал:

– Да вы поймите! Это великое изобретение. Возможно оно спасёт мир.

Лифт открылся. Директор вошёл внутрь и выставил перед собой руку, не пуская в кабинку Вита, успев сказать перед закрытием дверей:

– Идите со своим «великим изобретением» знаете куда? Адрес можете спросить у секретарши. Она лучше знает.

И уехал.

Как же так? Бузмаков готов был схватиться за голову. Что делать? Даже слушать, скотина, не хочет. Урод, бездарь, пустышка! Ноль без палочки, усевшийся в удобное кресло. Мы не жалели себя. Мы делали, старались. Готовы были сдохнуть, замёрзнуть, погибнуть. И ради чего? Чтобы этот… Тварь… Тыловая крыса… Последний нелицеприятный эпитет всплыл в голове неизвестно откуда. Тем не менее, попал в самую точку. Тыловая крыса! Крыса! Крыса!! Крыса!!!

Так, но что же делать? Мара с Ярославом надеются на меня. Что делать? Надо! Надо найти того, кто меня выслушает и поймёт всю важность нашего изобретения. Идти было некуда, и Вит вернулся в приёмную.

– Ирина Эдуардовна, вы кажетесь самым адекватным специалистом, который может мне помочь.

– Хорошо поёшь парень. Но в данной ситуации тебе уже никто не поможет, – «Ирочка» была спокойна, равнодушна и непреклонна.

Но и Бузмаков был неумолимо настойчив. Порой секретарши понимают и знают гораздо больше своих шефов. Только молчат до поры до времени, не желая выказывать этого.

– Ирина Эдуардовна, мне тоже было бы на всё наплевать. Тем более, Гольдберг прямо сказал, что я отныне безработный.

Секретарша спокойна укладывала в большую картонную коробку свои вещи, казалось, вовсе не слушая Вита. Откуда только берутся эти контейнеры для личных вещей? Всё меняется, а они неизменны. Что сто лет назад, что теперь.

– Ирина Эдуардовна, – Вит неустанно продолжал долбиться в закрытую дверь, – я не по пустякам беспокоюсь. И вовсе не ради орденов или премии.

Женщина, не отвлекаясь от сбора вещей, монотонно переспросила:

– Ради чего тогда?

Бузмаков не сразу подобрал аргументы, неопределённо помахав в воздухе рукой:

– Э-э-э… ради чего, ради чего? Ради всех. Ради нас с вами. Ради жизни на земле. Э-э-э… наше изобретение… Вот это, – он потряс