Уловка - Иден Финли

Ну, Ваш сын поцеловал меня, что Вам не покажется странным, потому что Вы думаете, что он гей. И этот поцелуй его взволновал. Конечно, я не могу этого сказать.

— Было несколько косых взглядов. Но ничего страшного, уверяю Вас.

— Вы поссорились?

Не совсем. Может быть? Я реально не понимал, что происходит в его голове. Если не считать панику. Но может он винит меня в поцелуе.

— Нет.

Не уверен, что был достаточно убедителен.

— Ну ладно, ребята. Ты главное проследи за тем, чтобы вы присоединились к нам во дворе. Не стоит ему оставался со своими мыслями в комнате. Это так на него похоже.

— Хорошо, мы скоро спустимся.

Когда я вхожу в спальню, Мэддокс роется в своем чемодане в поисках теплых вещей. Несмотря на то, что он на мгновение застыл, затем продолжает делать вид, что не замечает моего присутствия.

Не говоря ни слова, я хватаю свою сумку и достаю оттуда теплую рубашку с длинными рукавами.

— Мы можем не спускаться к родителям, если у тебя нет желания, — произносит Мэддокс.

— Мы идем. Знаешь, чутье и интуиция не подвели твою маму, и она поняла, что не все в порядке. Поэтому она попросила меня не позволять тебе остаться валяться в комнате, — смеясь, сказал я.

— И как ей это удаётся? У нее просто шестое чувство какое-то.

— Честно говоря, сейчас ты похож на психа.

— Я не психую... Ладно, согласен, я взволнован. Точнее, в полном замешательстве.

— Поцелуй от парня может сделать это с натуралом.

Мэддокс рассмеялся.

— Я не уверен, что дело только в поцелуе... — Его глаза встречаются с моими, и смех обрывается. — Мы должны спуститься, пока мама не потеряла терпение.

Одевшись, мы спускаемся вниз, где родители Мэддокса поставили для нас два раскладных стула напротив своих и принесли пледы.

Мэддокс протягивает мне пиво, а свободной рукой берет за руку и садится рядом. Я в замешательстве. Странно, что он пребывает в шоке от поцелуя со мной, но сейчас его пальцы, теплые и расслабленные, переплетаются с моими. Он, конечно, может руководствоваться тем аргументом, что мы играем перед его родителями, но почему тогда мы не изображали перед ними особой нежности все выходные? Поэтому мне сложно понять, что им движет сейчас. Возможно, он просто хочет успокоить свою маму, тогда это имеет смысл. Но...

— О чем ты задумался? — спрашивает меня Мэддокс.

— Много разных мыслей, — пробормотал я в ответ.

— Добро пожаловать в мой мир, — говорит он с легкой улыбкой, от прежней паники не осталось и следа.

Я задумался, а не страдает ли он каким-то посттравматическим расстройством вследствие нашего поцелуя, или же так легко смог отпустить мысли об этом.

Огонь не дает достаточно тепла, чтобы согреть воздух в конце февраля, но теплые пледы делают свою работу.

Мои легкие наполняются свежим воздухом и запахом костра. За городом небо выглядит так, каким оно и должно быть на самом деле. Я вырос на Лонг-Айленде, поэтому не привык видеть столько звезд. Только однажды, когда мне было лет тринадцать, и я отправился в поход на север штата с моим лучшим другом Эриком и его семьей. Глядя на ночное небо, я пытаюсь найти там созвездие, напоминающее член. Я не увидел его, когда был ребенком, и не уверен, что обнаружу сейчас. Возможно, Эрик просто издевался надо мной. Он профессионал в таких вещах.

— Твоя тетя Чери звонила, пока ты был на свадьбе, — сообщает Мэддоксу его мама.

— Ну, и как поживает эта сумасшедшая? — спрашивает Мэддокс и поворачивается в мою сторону. — Я серьезно, она реально чокнутая. Иногда люди говорят, что хотят сбежать и присоединиться к бродячему цирку, так вот, она реально это сделала.

— Она не циркачка, — слегка раздражительно поправила его Алана. — Она экстрасенс. И путешествует по стране с такими же, как она, практикуя астрологию и все в этом духе.

— Вот я и говорю, что цирк, — воскликнул Мэддокс, — она одевается, как хиппи, и называет себя свободной душой.

— Ты можешь не верить во всю эту чушь, но как ты объяснишь тот факт, что она не давала о себе знать несколько месяцев, а сегодня позвонила, разыскивая тебя? — Отблески от костра на лице Аланы, осветили ее самодовольство.

Мэддокс закатил глаза.

— Совпадение. И зачем она меня искала?

— Она приезжает в город в следующем месяце и хочет тебя увидеть, чтобы поговорить о... некоторых вещах.

Мэддокс слишком отвлечен, пристально глядя на свою мать, поэтому не замечает, как напряжен его отец. Он явно не в восторге от этой сумасшедшей родственницы.

— О каких вещах? — уточняет Мэддокс.

— Я не знаю, Мэдди. Почему бы тебе не приехать домой в следующем месяце и не спросить у нее?

— А она не может приехать в Нью-Йорк? — спрашивает Мэддокс, слегка наклонившись вперед.

— Неужели так трудно приехать домой? — В ее словах слышна обида, эти интонации матери оттачивают годами. После рождения детей матери очень привязываются к ним и не хотят их отпускать, поэтому эти нотки в речи становятся сродни искусству.

Моя мама так обижалась на меня, когда я пропустил выпускной Стейси, променяв его на тусовку с Эриком. Она не была в курсе, что я решил тусоваться с ним из-за своего тупого чувства, которое не стоило того, чтобы потерять двадцатилетнюю дружбу. Я не мог объяснить ей это, поэтому просто не явился на выпускной. А ведь если подумать, то, появись я на выпускном, познакомился бы с Мэддоксом раньше. Это было бы лучше, чем то, чем закончилось дело с Эриком.

— Я постараюсь, — ответил Мэддокс, потягивая пиво.

Чувство вины перед матерью побеждает.

— Жаль, что у Томми в эти выходные домашняя игра, — продолжила Алана, — если бы он был на выезде, то Джесси и дети могли бы повидаться с тобой. Но он так часто бывает в отъездах в течение сезона, что когда он дома, они стараются уделить время семье.

— Томми? — переспрашиваю я, будучи не в себе от удивления. — Муж твоей сестры – Томми Новак? Ни хрена себе! Простите за ругательства, миссис и мистер О'Шей, но это безумно круто.

— Мы гребаные ирландцы, нам плевать на ругательства, — воскликнул отец Мэддокса.

— Как ты мог не