Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке

Так среди кущ

бредут черницы,

держась во мраке

за черный канат,

ибо ты темнее криницы.

По коридорам

твоей крови напором к твоему сердцу

в бесшумную дверцу,

где страданья и воспоминанья,

туда, где конец и начало,

проникнет плющ без помех,

ибо сердце твое отзвучало

и открыто для всех.

Но этот венок тяжел

лишь там, где свет,

лишь среди живых, у меня,

но весов нет

близ твоих сел,

где тебе подарить мой венок я смею.

Стала земля, равновесье примет,

твоею.

Здесь он отягощен моим взором

и каждым коридором,

где мой взгляд

и страхи подряд

его тяготят.

Возьми его себе, он твой,

он совсем готов.

Возьми его,

успокой меня. Он гость в моей судьбе.

Я почти стыжусь его.

А тебе не страшно, Гретель?

Ты больше не можешь ходить?

Не можешь в комнате погодить?

Дитя мое, ты без ног?

Там, где все вместе, останешься ты,

а завтра, когда опадут листы,

тебе принесут венок.

Тебе принесут его, подожди,

венок, что тебе я сплел;

пускай идут ледяные дожди

и цветам не дождаться пчел;

но ты получишь их, ты права;

цветы заслужила ты,

дитя мое, пусть природа мертва

и все поблекли цветы.

Не бойся! Пускай отцвел твой дол

в пустынной сумрачной мгле,

пусть мир, без цветов завывающий, гол,

ты все равно не узнаешь, кто сплел

тебе венок на земле.

Теперь ты узнала, что истекло

и чем нас прельщала мгла;

тебе все равно, что тебя влекло.

Иное ты обрела.

Мала ты была еще вчера,

теперь тебе разрастись пора,

ты лес, где листва и где голоса.

Смерть — не насилие, смерть — игра;

твоя смерть была стара,

когда жизнь твоя началась.

Смерть за тебя взялась,

иначе бы смерть от тебя отстала.

.

Смерть витала вокруг меня

или ветер ночной?

Испытала она меня,

и я один с нею одной.

Рука моя не дрожит.

…Я сплел его, я превозмог;

плющ мне вечером повиновался.

Пусть в черном блеске я одинок,

в моих венах кружит

сила моя, венок.

Эпилог

Смерть в нас растет,

владея нами

уже сейчас;

когда смеемся мы временами,

не знаем сами,

кто плачет в нас.

Новые стихотворения

1907

Ранний Аполлон

Как рассветает между оголенных

пока еще ветвей, хотя во мгле

уже весна, так вспышки отдаленных

стихов сияют на его челе,

для нас почти смертельная отрада;

нет ни единой тени на виду,

и на висках пока еще прохлада

для лавров; розы вырастут в саду

его бровей, чтобы потом летали

все лепестки, и каждый лепесток,

когда бы губы ни затрепетали,

недвижные сейчас, еще не зная,

что значит песня, та или иная,

для них, заулыбавшихся, глоток.

Девичья жалоба

В детстве я всегда мечтала,

быть одна предпочитала,

от подружек далека;

так, одна во всей округе,

жизнь я выбрала в подруги,

приручая на досуге

то картинку, то зверька.

И, не склонная к щедротам,

жизнь казалась мне оплотом,

втайне разве что летя.

Что могло мне быть помехой?

Я была себе утехой,

как любимое дитя.

Вдруг причислена к бездомным,

одиночеством огромным,

как мне быть, не знаю, впредь.

Грудь моя уже холмится,

и душа взлететь стремится

или лучше умереть.

Песнь любви

Души твоей как избежать мне, как

с ней не соприкоснуться, как над ней

подняться мне к вещам, когда едины

друг с другом вещи? Скрыться ли во мрак

нетронутый, где тишина чужбины,

и не вибрировать, когда слышней

твои трепещут смутные глубины.

Но все, что нас касается, — смычок,

который нашу разность превозмог,

и мы звучим, как две струны звучат.

Но на какой мы скрипке? Кто скрипач?

Неразрешимейшая из задач!

Сладчайший лад!

Эранна к Сафо

Дикий твой порыв — копье метнуть.

Я, копье, не виновата

в том, что песнь твоя меня куда-то

занесла. Обратный тщетен путь.

Родина моя — утрата.

Дома, на девичьей половине

сестры ткут, вернуть меня желая;

вдалеке в печали на чужбине

трепещу я, как мольба немая,

предана красавице-богине,

чей не минет миф, со мной пылая.

Сафо — Эранне

Уподобишь ты меня врагине,

но тебя, копье, оплел мой хмель;

я твоя могила, но, кончине

вопреки, метну тебя, как в цель,

в даль, к родным вещам, к первопричине.

Сафо — Алкею

Фрагмент

Кажешься ты мне чужим и странным,

Женщину во мне ты обнаружь!

Что ж молчишь ты перед несказанным

и стоишь, глаза потупив? Муж

истый! Вещи, скрытые словами, —

неприкосновенный наш запас,

как и наша девственность меж вами

уязвимо сладостна для вас,

как и мы, причастные к усладам,

склонны перед богом затихать;

Митилены яблоневым садом

я сочту, чтобы благоухать

нам в ночи, где зреют наши груди;

почему же только эту грудь,

эту гроздь, отверг ты ради пира

прелести, не смея посягнуть