Жестокое убийство разочарованного англичанина - Брайан Клив

Он видел ее лицо, как если бы она стояла перед ним, за стеклом телефонной будки. Дико напряженное. Дико злое. Уже пять месяцев нарастала эта злость и грозила прорвать маску холодного спокойствия Маргарет.

- Пока же он просил передать тебе, если ты случайно позвонишь... - ее голос на мгновение задрожал, снизошел до сарказма, - ...ты отстранен от исполнения служебных обязанностей. Ты ничего не будешь предпринимать, никому ничего не скажешь о том, что произошло вчера и сегодня. Тебе запрещено звонить на работу, пока ты не встретишься с Оливером в понедельник. Все ясно?

Он не ответил. Маргарет положила трубку. Шон медленно оторвал трубку от уха и опустил ее на рычаг. Рядом с будкой прошла белая женщина с двумя цветными детьми в коляске; она была на шестом месяце, если судить по животу, в поношенном, наполовину застегнутом пальто.

- Где можно сесть на автобус или найти такси? - спросил у нее Шон.

Женщина посмотрела на него пустыми глазами, как будто не понимая, что он сказал, что такое автобус, такси. Вдруг откуда ни возьмись из-за телефонной будки появился негритенок: худое хитрое личико, черные курчавые волосы, глаза словно лужицы нефти.

- Автобус нужен, мистер?

Шон кивнул.

- Какой, мистер?

- А если такси? - спросил Шон. Мысли его были все еще заняты Маргарет, тем, как звучал ее голос, что она сказала, что это могло значить.

- Туда надо идти, мистер. По Хониуэлл-роуд, там, внизу, автобусы и такси... - Мальчику, наверно, лет одиннадцать-двенадцать. Ноги худые как спички, руки похожи на птичьи лапы. Глаза человека, который знает все, что происходит на улице.

- Тут один человек собирался снимать телевизионный фильм, - рассеянно, почти машинально произнес Шон, продолжая думать о Маргарет.

Мальчик посмотрел на него глазами, которые вдруг стали совсем не детскими.

- Ты полицейский?

- Нет, - сказал Шон. - А почему ты меня об этом спрашиваешь?

- Потому что он умер.

- А что, если мы с тобой пойдем поедим мороженого?

Стремление услужить исчезло с лица мальчишки. Казалось, сама улица смотрит на Шона глубоко посаженными, темными, как нефть, глазами.

- А если я дам тебе полкроны?

Мальчишка заколебался, хоть и продолжал медленно пятиться, собираясь в следующую секунду повернуться и убежать.

- Если ты про него расскажешь побольше, можешь заработать и пять шиллингов. Он здесь со многими разговаривал?

Мальчишка кивнул, не спуская глаз с Шона.

- Где же тут можно поесть мороженого?

Негритенок мотнул слишком большой для его тонкой шеи и худого тела головой и бросил:

- Туда, прямо.

Он повернулся и бочком пошел вперед, показывая дорогу, шагая по сточной канаве, цепляя ногами рваную бумагу, апельсиновые корки, пыльный уличный мусор. Шон следовал за мальчиком, чувствуя, что за ними наблюдают. Из окон, подъездов, от перил, огораживающих тротуар. Женщины с истощенными лицами, в бигуди и рваных трикотажных кофтах баюкали на крылечках многоквартирных домов полуобнаженных детишек. Девушка, причесывавшая черные волосы, высунулась из окна второго этажа и улыбнулась Шону, когда их взгляды встретились. Ему показалось, ее блузка, открывавшая большую часть груди, сшита из британского флага. Девушка еле заметно кивнула, как бы приглашая к себе.

Шон вспомнил, каким тоном разговаривала с ним Маргарет - словно его неожиданно ударили по лицу или он наступил на грабли в темноте. Приятно будет в понедельник утром встретиться с Рэнделлом и сказать ему, что он может сделать со своей работой, своим Управлением и жалобами Спецслужбы. Он остановился, мальчишка тоже стал, наблюдая за ним, за выражением его лица.

Зачем продолжать это дело? С какой целью? Шон подумал о майоре, который умирал в больнице. Печально, очень печально. Но разве это что-то оправдывает? Чтобы он прибежал и сказал: "Шон - хороший пес, он нашел мяч"? И положил его к ногам хозяина? А вдруг этот мяч принадлежит Рэнделлу? Это бы многое объяснило. Иначе откуда Рэнделлу знать об инциденте в гостинице "Дилижанс"? Неужели он влез в чужую операцию? И его избили, потому что не знали ни кто он такой, ни что там делал? А потом забрали бумажник и все выяснили?

Значит, Рэнделл взбесился, потому что он, Шон, влез не в свое дело? Но что же тогда хотел Редвин сообщить майору? Может, он что-то раскопал на этой улице? Шон посмотрел на мальчишку: ботинки и брюки ему велики, рубашка порвана, глаза пятидесятилетнего мужчины. Посмотрел на грязь в сточной канаве; женщины на ступеньках крыльца, мимо них идет чернокожий кондуктор автобуса. Шон вспомнил Ахо и юношу-индуса в подвале дома № 118, что за углом; вспомнил страх и ненависть; женщину с коляской. Господи боже мой, да что этот Редвин мог здесь раскопать из того, чем можно кого-то потом заинтересовать?

Он пошел дальше, не думая, куда идет, почти забыв о негритенке, которому пообещал мороженое, и о том, почему он здесь. Мальчишка шел на два шага впереди - шел настороженный, озадаченный изменившимся выражением лица белого, пытаясь понять, не грозит ли ему опасность.

Грязь, ненависть, страх. А майор все никак не забудет о своих сорока годах службы, об Англии, которой служил. А это? Был майор когда-нибудь на такой вот улице, признал бы он в этом Англию?

Что он видел, майор, когда думал об идеале, ради которого трудился всю жизнь? Известковые холмы Суссекса? Смену караула у королевского дворца? А Маргарет, которая во всем ему подражает? Да что они, ослепли? Шон снова остановился, ударил кулаком одной руки в ладонь другой - негритенок отскочил от него еще шага на три. Да что они, с ума все посходили?

И сам он тоже сошел с ума под их гипнозом? Работать ради этого?

Вдова Редвина с матерью в их псевдоякобитском доме - прямо с рекламы торговца недвижимым имуществом: центральное отопление и все соврем. удоб., их бредни о мировом заговоре. Неужели это и есть те страшные факты, о которых хотел сообщить Редвин? Чушь собачья, которую он услышал здесь, около этих сточных канав, от такого же мальчишки или старика вроде Ахо?

Мысли Шона перескочили на Венецию, на Никколо, он увидел солнце на истертых камнях, грязную, плещущую о стены домов воду каналов. Венецианцы по крайней мере знают, что умерли, что живут в музее. Они не ищут заговоры, которые объяснили бы, почему это так, и не делают вида, что по сей день правят миром. Солнце, вино, женщины, умудренная жизнью улыбка. Только бы вырваться отсюда. "В понедельник преподнесу Рэнделлу небольшой сюрпризик, подумал Шон. - Нечто вроде хорошего удара ногой в пах. Потом пошлю телеграмму Никколо: "Прибываю завтра. Подготовь девочку". Девушка должна быть вроде той Ланд с телевидения".

Шон взглянул на мальчишку. Они дошли до угла. Дорога сворачивала влево и шла вдоль железнодорожного полотна, отделенного огромной стеной из закопченного камня, который даже на солнце был покрыт слезами измороси; между камнями росли сорняки, кое-где виднелись маленькие голубые цветочки. Высоко на стене кто-то намалевал свастику и слова, которые потом замазали. Сквозь краску можно было разобрать - "черномазые".

- Вон там, - сказал мальчишка.

Похоже, он боялся Шона, боялся даже убежать от него. Шон улыбнулся ему, почувствовал, как будто помолодел на десять лет - с плеч его словно свалилась огромная тяжесть. Он свободен. Свободен от майора, от Маргарет, Рэнделла, Редвина, работы, Лондона - от всего. Он продаст машину, получит месячное жалованье - если не изобьет Рэнделла, - да еще отпускные. Взвесим, что лучше - деньги или удовольствие от этого поступка? Будем вести себя разумно, подумал он, будем улыбаться, будем джентльменом, попрощаемся, поставим им выпивку.

- Я куплю тебе самую большую порцию мороженого - столько ты еще никогда не ел. Тебя как зовут?

- Уилфрид. - Но ближе не подошел. - Это вон там. - Его глаза определяли соотношение опасности и возможности получить пять шиллингов с мороженым.

Впереди, в туннеле под железной дорогой, стоял разборный барак с полукруглой крышей из рифленого железа, превращенный в кафе. Они поднялись по деревянным ступенькам, почувствовали запах жарящейся рыбы, давно съеденных блюд и липкий влажный холод. Стойка, ряды столов и скамеек, на столах бутылки с соусами. За стойкой блондинка смотрится в титан для чая, как в зеркало, пытается выдавить прыщ. Увидев Шона, улыбнулась, наклонилась вперед, демонстрируя под грязным нейлоновым халатом полную мягкую грудь. Под когда-то белым халатом был черный лифчик. Она подняла руку, чтобы поправить халат, и чуть приоткрыла вырез.

- Мороженого, - попросил Шон, надеясь, что оно будет фабричного производства, завернутое в бумагу.

Они сели за стол напротив друг друга, блондинка принесла мороженое, влажной тряпкой вытерла стол. Негритенок нервничал, ел быстро, словно боялся, что Шон не даст ему доесть. Блондинка не уходила, вытирала дальний конец стола.

- Он меня тоже угощал мороженым, - неожиданно сказал мальчишка.