Дело беглеца - Валерий Георгиевич Шарапов

– здоровьем не пышет, ходит тяжело. Перемещается по городу на черном «Фольксвагене»-универсале. Слежки за домом наш сотрудник не заметил. В городе Эберхарта не пасут. Если он действительно ищет контакт, коллеги об этом не в курсе. Условная фраза, которую он сам предложил: «Я слышал, здесь сдается половина дома?»

«А мне это точно нужно знать?» – насторожился Кольцов.

– Так что Эберхарт – фигура перспективная, – продолжал Дементьев, – и наша единственная возможность внедриться в «бюро Крафта».

– Господин несколько наивен, – проворчал Кольцов. – На определенном этапе работы в Штази обо всем узнают – не могут не узнать. И он это должен понимать.

– Уверен, понимает. Но хочет оттянуть этот чарующий момент. А также рискует – если мысль о «кроте» в Штази не надумана.

– Известно, чем на работе занимается Эберхарт?

– Он в послании не откровенничал. И было бы странно, сделай он это. Его послание резидент сразу же уничтожил. Можете понять состояние нашего человека. Мысленно простился со свободой, сидел, ждал. Но никто не пришел, и за домом слежки не было. Так что есть вероятность, что история с Эберхартом – не провокация.

– Хорошо, Олег Михайлович, спасибо за информацию. У Штази есть явочные квартиры в Западном Берлине?

– Безусловно. Полагаю, о некоторых из них западным разведкам известно. Так же как и нам известно о местах «лежки» БНД в Восточном Берлине. Обычный обмен любезностями между разведками. Но всего ни они, ни мы не знаем.

– Что-то мне подсказывает, что Штази уже известно про Эберхарта. Допускаю, что это ограниченный круг лиц, но все же… Что по Вайсману?

– Не скажу ничего нового. Срисовали в универмаге «Радуга», вел себя как инопланетянин в московском ГУМе. Нашли его лицо среди запечатленных операторами Штази западных шпиков. Мелкая сошка, работает на БНД, ни в какие секреты не посвящен. Сказал, что хочет сдаться и есть человек с положением и определенной компетенцией – обитает в Западном Берлине, желает сотрудничать с КГБ. С восточными немцами работать не хочет. О переезде в восточный сектор речь не идет, ему и там хорошо. Готов делиться информацией. Про «бюро Крафта» ни разу не упомянул, ссылался на некий разведцентр в Западном Берлине. Заявляю ответственно, Михаил Андреевич, других значимых разведцентров там нет. Фамилию Эберхарт он не называл. Речь может идти о другом человеке, но это как-то странно, согласитесь. С чего бы агенты БНД бросились искать выходы на «контору»? А он настаивал: все скажет только представителю КГБ. Не исключаю, что наши меньшие братья применили физическое воздействие, даже что-то вытянули из него… в итоге все же умерили пыл. Ссориться с нами местным товарищам вообще незачем.

– Почему сами не допросили Вайсмана, Олег Михайлович? Здесь десятки людей с удостоверениями КГБ.

– Мы выполняем приказы, – не смутившись, заявил Дементьев. – Сказано: прибудет человек из Москвы, ждите. Думаете, мы обиделись? И без Вайсмана работы хватает, можем ею поделиться. Лично мне понятно: вы разрабатывали Поплавского, связываете его с разведывательной публикой из Западного Берлина, включая Эберхарта и даже Вайсмана. Мы Поплавским не занимались и связи этой не видим. Так что флаг вам в руки, Михаил Андреевич. Но будьте осторожны, взаимодействуя со Штази. И дело не только в возможном лазутчике. Эти ребята преследуют свои интересы – и не всегда они совпадают в нашими. В общем, вас предупредили. Потребуется помощь – обращайтесь.

Вечер и ночь прошли спокойно. В заведении «Spiegelkarpfen» под вечер было многолюдно, немцы наворачивали сардельки, пили пиво. Публика была сдержанная, вольностей не позволяла. За столиками сидели поодиночке, мелкими компаниями. Людей не волновало, что происходит вне круга их общения. Пухленькая официантка еще не сменилась, улыбнулась, как старому знакомому, оперативно обслужила. Как бы невзначай коснулась плеча внушительным бюстом. Сардельки еще не надоели, Михаил с аппетитом поел. У бара тоже сидели люди, включая одну женщину, потребляли крепкие напитки. Траур по Леониду Ильичу, навязанный властями, точно закончился, жизнь продолжалась. Выпивал майор нечасто – просто не любил. Мог под настроение пропустить бокал вина, бутылочку пива или пару рюмок хорошей водки, но где в это сложное время найти хорошую водку? От предложения заказать что-нибудь горячительное отказался, выпил странную жижу, которую здесь называли клюквенным морсом. Наблюдения за ним вроде не было.

Переулок освещался, гуляли люди. К вечеру потеплело, ветер среди домов почти не чувствовался. В гостинице у стойки администратора стояли несколько человек с чемоданами, говорили по-венгерски. Администратор сменился, теперь это был мужчина с постным лицом, он учтиво кивнул Кольцову, как будто знал его (а ведь точно не представляли). В номер посторонние не наведывались (коврик под дверью был смят точно так же, как перед уходом). В этом не было смысла. Что могли найти в его вещах? Но паранойя работала. Сменив ботинки на тапочки, Михаил включил все осветительные приборы в номере, обследовал стены, потолок, предметы интерьера – даже пол, хотя это было явно лишним. Технический прогресс двигался семимильными шагами, но микроскопические приборы еще не изобрели. Подслушивающую и подглядывающую аппаратуру можно было засечь невооруженным глазом. Приготовил кофе на плите, сел за освещенный стол, разглядывая карту Берлина. Она включала оба сектора, показывала улицы и даже Берлинскую стену. Восточные немцы называли ее антифашистским валом, а их западные антиподы – стеной позора.

Относиться к данному явлению можно было по-разному, но стена являлась неодолимым фактором. Построенная двадцать один год назад, она надежно отгораживала Западный Берлин от восточного, а также от прочих территорий ГДР. Противоестественное, нелогичное образование – но что было, то было.

Михаил тянул кофе, всматривался в названия улиц. Происходило что-то непонятное, и уверение Рылеева, что он прибыл сюда только затем, чтобы допросить Вайсмана, вызывало все больше вопросов. Работало воображение – улицы и площади обретали очертания, оживали. Делалась выпуклой Берлинская стена. Раньше в ней были десятки пропускных пунктов, сейчас их число уменьшилось – для лучшего контроля перемещающихся лиц. Стену возвели в целях «предотвращения притока в Восточный Берлин провокаторов, шпионов, фашиствующих элементов». Что из этого вышло – другая история. Остановили поток собственных граждан, рвущихся на Запад. Этот удручающий факт всячески скрывали, называли домыслами, вражескими инсинуациями. Кто же в своем уме побежит из социалистического рая во мрак загнивающего капитализма? Но желающих было много. Люди лезли через стену, преодолевали рвы, колючую проволоку, увертывались от пуль часовых с вышек, которым разрешили стрелять на поражение. За двадцать лет при попытке к бегству погибли сотни человек. Многих ранили, других хватали, давали тюремные сроки. Стена превратилась в неодолимый барьер. Бетонные секции высотой 3,7 метра, заграждения из металлической сетки – в том числе под напряжением, земляные