Бухта Анфиса - Лев Правдин

— Дура ты, — втолковывала тетя Надя, — он же тебе предложение сделал!..

— Да говорю же: растерялась я…

Тетя Алла так громко вздохнула, как будто схлебнула с блюдца горячий чай с молоком.

— Как же! — усмехнулась тетя Надя. — Если ты растеряешься, так земля вздрогнет. Закидываться ты начала, знаю я твой характер.

— Ох, до того ли мне было в ту минутку!..

— Ну зачем ты, зачем про какого-то другого выдумала? Ведь никого у тебя нет.

— Чего ж теперь об этом вспоминать?!

— На ревность, значит, пошла?

— Какая ревность? Говорю, растерялась. Катя, Катя, отдай ему лопатку, вот я тебя!

Это она на Катю Сомову. Пять лет всего девчонке, а она даже на старших замахивается и при этом так кричит, будто на нее напали. Такая уж задиристая. Ленька с ней никогда не связывается. Пришлось тете Наде прервать интересный разговор, навести порядок. Вернувшись на свое место, она продолжала:

— Это уж последнее дело — на ревность играть. Это уж крайний случай. Если замечаешь с его стороны охлаждение или он сам на другую оглядывается, ну, тогда иди на ревность. А то что же у тебя получается: он к тебе с обожанием — и не спорь, не спорь! Мы в окно все видели, и Тамара Михайловна кое-что рассказала. Да и сама ты соображать должна, что тебе, дуре, предложение делают. Вот теперь и переживай, и кусай локти, изводись сердцем.

— Надоели мне разговоры эти ваши, ох до чего!..

— Жалеем тебя, вот и говорим. Догораешь ты, как тыловая коптилочка. Со стороны наблюдать — и то сил нет.

Ленька не знал, что такое «тыловая коптилочка». Он посмотрел на «догорающую» тетю Аллу — нет, ничего такого не заметно. Щеки, как яблоки, на голове белая марлевая косынка, надвинута на самые брови, и из-под косынки выглядывают неспокойные глаза. Похоже, что в них и в самом деле дрожат какие-то огоньки, — то вспыхнут, то снова замрут. Ленька не все понял из того, что подслушал, вернее, ничего не понял: не то тетя Алла кого-то обидела, не то ее обидели. Разве поймешь, когда и сами-то взрослые не всегда понимают то, что они делают? Вот и тетя Алла проговорила:

— Ничего вы все не понимаете.

— Куда там! Одна ты у нас такая понятливая.

— Да и я тоже ничего сообразить не могу. Ведь ждала я этого. Ждала!

— Все мы ждем… Про любовь только у нас и мечтания…

— Любовь… А какая она?

— Ну, это уж мы потом разберемся.

— И у него такое же настроение: будет, говорит, у нас время — еще наговоримся.

— Отчего же ты растерялась-то, когда все ясно?

Они помолчали, но Ленька этого не заметил. Давно уже перестал он слушать, охваченный чувством жалости к тете Алле. А она после долго молчания сказала:

— Ждала, ждала, а долгожданное не пришло. Ох, Не то говорю, совсем запуталась! Пришло, да не то, что ожидалось.

— Ясно. — Надя вздохнула так трудно, как будто и ее обмануло это непонятное долгожданное. — Любовь. Только в кино да в старых книжках ее и встретишь. Слушай, а может быть, у вас, как в кино: любовь с одного взгляда? Ушибла ты его своей красотой.

Приблизив к подруге свое пылающее лицо, Алла заговорила:

— Обидно, до чего ж обидно! За него мне обидно. Полюбил, а сказать не сумел. И ничего не понял. Мне все так запомнилось, как во сне: улица вся желтая от листьев и от солнца, а небо голубое, и я ничего не слышу. Все пусто вокруг. А я стою и смеюсь. Отчего? Не знаю. От радости ли, от красоты ли? Не знаю. Смеюсь — и все. А он ничего не понял. Ничего. Не поддержал моей радости.

— Да ты что, Алка, господь с тобой, — отстранилась Надя и даже руками замахала. — Чего это ты зашлась-то? Его ты ушибла или сама ушиблась, уж и не пойму.

— Чего это я наделала, и что мне теперь делать? Скажи.

— Спрячь гордость — пойди к нему.

— Так прямо и разбежалась!..

— Кто же говорит, что прямо? Причину придумай, заделье.

— Сам придет. А не придет — так что…

— При мне-то хоть не закидывайся. Ну, хочешь, вместе пойдем? Не домой, конечно. На строительство, на Камгэс.

— Строительство большое, где его искать?

— А мы спросим: где тут плотники работают, вроде нам по общественной работе бригадира ихнего повидать надо.

— Не один он там, на Камгэсе, бригадир-то. Слабо ты выдумала.

— Придумай сильнее… Придем и спросим: а где нам тут бригадира найти, Андрея Фомича Свищева…

Ленька прислушался.

— Нет, — проговорила тетя Алла, и огоньки в ее глазах горячо вспыхнули и погасли. — Этого никогда не будет!

Ленька не все понял, но сразу сообразил, о ком идет разговор. Андрей Фомич. Это тот самый, который обещал обдумать, как Леньке жить дальше, да что-то долго думает. Забыл, наверное, про свое обещание. Вот и тетю Аллу обидел. Такой хороший и сильный человек сам по себе не станет обманывать. Тут что-то не так. Он добрый, а значит, какая-то злая сила держит его, не пускает к Леньке.

— Ну, знаешь что! — вспыхнула тетя Надя. — Таких крученых я еще не встречала.

Тетя Алла сидела молча, уронив руки на колени. Не сдержав своей жалости, Ленька погладил одну ее ладонь, потом другую. Она даже не пошевелилась и только сказала с необычной строгостью:

— Ну, что тебе? Иди-ка к ребятам. Иди, иди.

Он послушно отошел от нее и зашагал по дорожке среди играющих малышей, как взрослый, заложив за спину руки.

В добром Ленькином мире, где-то в темных закоулках, в сырых ущельях и дремучих лесных дебрях таились злые силы: Баба Яга, Толстый Буржуй, иссохший от злобы Кащей Бессмертный и прочая нечисть. А самый главный среди них был людоед и грабитель — Фашист-злодей. Его даже ни в одну сказку не взяли, оттого, что такой это изверг, и еще оттого, что в нашей стране он уже не водится. Выгнали его наши солдаты, так что в Ленькином деле он пока что ни при чем.

А кто виноват в том, что добрый человек Андрей Фомич так долго не приходит туда, где его ждут, и почему тетя Алла догорает, как тыловая коптилочка, но сама идти к нему не хочет? Какие злые силы держат в своем плену больших и сильных людей?

Уж если что Ленька решил, то и начинал выполнять сразу же, без промедления. Он расхаживал по дорожке среди играющих малышей и поглядывал на воспитательниц. Надо освободить Андрея Фомина из плена, в котором держат его злые силы. Много времени на это не уйдет, тем более что Леньке известно точно, где искать: Камгэс. Это необыкновенное слово, звучащее, как волшебное заклинание, ему сразу запомнилось.

Главное, надо так уйти, чтобы никто не заметил. После последнего путешествия с него глаз не спускали. Он оглянулся на калитку в воротах и тихонько сказал:

— Камгэс…

И сейчас же тетя Алла поднялась.

— Запомни мои слова, — сказала она, положив руку на плечо тети Нади, — никогда этого не будет, чтобы я сама пошла к нему.

— Ох ты! Смотрите, царевна какая! — воскликнула тетя Надя.

Конечно, не до Леньки им сейчас. Оценив ситуацию, он бочком-бочком выскользнул из калитки.

Дорогу на станцию он запомнил только потому, что все под горку да под горку — катись, как колобок.

Он и покатился почти без всяких приключений, не считая собаки, которая грелась на солнышке. Она было зарычала, но, услыхав волшебное слово, застучала хвостом по тротуару и пропустила Леньку. Конечно, кругом происходило много всякого интересного, но он старался не отвлекаться. Кроме того, опасаясь погони, он бежал без оглядки, пока не кончилась улица.

Именно кончилась. В этом и заключалась ее волшебная прелесть. Все известные Леньке городские улицы тянутся бесконечно или незаметно переходят в другие улицы, а эта обрывается сразу. А дальше только сад, а за садом спуск такой крутой и высокий, что посмотришь, и кажется: сейчас полетишь, как птица. Даже щекотно во всем теле. Внизу сверкает большая река с пароходами, лодками и длинными плотами. За рекой виднеются синие дремучие леса и далекие горы. А по небу плывут белые облака и между ними летит самолет. Все — как в сказке!

А Ленька катится себе и катится, как колобок, и пока что еще никто не сказал ему страшных слов: «Колобок, Колобок, я тебя съем». Он свернул вправо, к станции. А кругом шли люди, бежали машины, звенели трамваи — у всех своих дел полно, им не до Леньки. Вот и хорошо.

И так все было хорошо до тех пор, пока не стало еще лучше.

Ленька даже не думал, что все так удачно получится, он просто ничего не думал, отправляясь в неизвестные края, и совсем не удивился, в конце концов встретив Андрея Фомича. Так и должно быть: сначала человека подстерегают всякие опасности, от которых можно спастись, только заручившись волшебным словом, а потом он находит то, что ему надо.

А на этот раз и опасностей никаких не было. Он прошел через огромный зал, где толпилось множество народу, и вышел на перрон. На работу ехала вторая смена, но это Ленька узнал потом. А сначала какой-то дядька в детской соломенной кепочке спросил: