Бухта Анфиса - Лев Правдин

Зина и Ленька шлепают босыми ногами по лужам, по мокрой траве, подгоняя лошадей.

Ливень прекратился так же стремительно, как и налетел. Умчался на восток. В посветлевшем небе еще бродили какие-то неприкаянные серые тучки и плакали теплым дождичком.

Трактор долго не заводился, несмотря на все старания тракториста Сережи и добровольного его помощника Артема. Колхозники и студенты уехали в деревню на лошадях отогреваться и сушиться. Ушли Харламовы догуливать прерванное празднество и с ними Николай Борисович. Анфиса увела Леньку.

— Дружный у нас народ, — проговорил Афанасий Николаевич, глядя, как идут они по полю к Старому Заводу. — Все пришли. Выручили. Сил не пожалели.

— Да, — согласилась Нина, но так неуверенно, что он спросил:

— Ты что?

— Правильнее будет сказать, что это мы чужих сил не пожалели.

— Вот даже как! А тебя, девка, не переучили случайно в твоем учебном заведении? — Афанасий Николаевич даже угрожающе проговорил: — Ты все это из головы своей выброси! Кто хочет спокойствия, пусть полегче работу ищет. Я в крестьянстве вот с таких лет и не помню, чтобы я ночью в окошко не поглядывал: как там, какие атмосферные события надвигаются? На заводе, допустим, авария — так это все от себя, проглядели, проморгали. А наши аварии непредусмотренные…

— Да неверно это, дядя Афанасий, — тихо, как бы стыдясь за то, что ей приходится перед посторонними одергивать своего учителя, сказала Нина. Ей совсем не хотелось спорить с ним сейчас, когда он только что начал понимать, как неосновательны были его обиды. И она поспешила спросить у Аллы: — Вам холодно?

— Нет. — Алла сжала плечи. — Скорее, мокро.

— Пойдемте к Анфисе, отожмемся, обсушимся.

Они побежали по стерне, сверкающей в лунном свете, о чем-то громко переговариваясь, и, когда они скрылись в овраге, Андрей Фомич сказал:

— А предусмотренных аварий и на производстве не бывает. Бригадирша ваша права: мы обязаны все предусмотреть и устранить. Для того нас и держат в руководителях.

— Стихийные бедствия не устранишь.

— Никакого тут бедствия не произошло. Про этот дождь еще за сутки предупредили. А у вас машин нет, того-сего. В результате аврал. Растрата человеческих сил.

— Может быть, — согласился Афанасий Николаевич.

Артем поднял испачканное машинным маслом лицо:

— Борьба с природой.

— Борьба. На драку больше похоже: она нас, мы ее. Кто кого перехлещет.

С полночи пошел теплый ленивый дождь, и прекратился он только к рассвету. Последние легкие тучки убежали на восток. Солнце вышло на небо такое пустое и обновленное, какое бывает только в самом начале бабьего лета.

Проспав каких-нибудь четыре часа, Артем вышел на веранду. В тишине слышалось только легкое похрапывание Николая Борисовича да звонкие удары последних капель, сбегающих с крыши на мокрую землю. Артем подставил плотно сложенные ладони, и сейчас же, как в чаше, в них начала накапливаться прохладная вода. Он осторожно, чтобы не расплескать, поднес ее к лицу, умылся и снова протянул ладони.

На «взморье», неподалеку от бухты, в своей лодке сидел Илья-рыбак, раскинув по бортам удилища. Похоже на большую муху, задремавшую на зеркале, в которое загляделось румяное спросонок солнце.

По дороге, исполосованной потоками ночного ливня, торопливо прошли Анфиса с Ленькой. В руках у них лукошки — сегодня для Леньки откроются многие лесные неброские тайны и ни с чем не сравнимые охотничьи радости. В лесу человек всегда — охотник и мечтатель, если он, конечно, настоящий человек. Так подумал Артем, вспомнив вчерашний разговор здесь, на веранде. Всегда, везде и при всех обстоятельствах оставаться человеком — вот наша главная обязанность на земле. Человеком и самим собой. Подумал и решил, что, наверное, величие и в то же время милая простота раннего утра настраивают мысли на некоторую возвышенность.

Он увидел Андрея Фомича, занятого делом, которое ему было явно по душе. Это было заметно даже на таком расстоянии, с какого Артем наблюдал за ним. Новый дом неподалеку от входа в бухту был уже выведен под крышу. Андрей Фомич, стоя наверху, помогал втаскивать стропила, похожие на большой треугольник. Хозяин помогал ему, стоя внизу, на земле. Когда треугольник был втащен, хозяин, прихрамывая, поднялся к Андрею Фомичу, и они вдвоем начали его ставить на место.

Топоры сверкали на солнце. Гигантские тополя отряхивали свои столетние буйные головы. Блестели листья, и трава, и промытые дождем окна. Поплыл над полями туман, совсем как в то самое первое утро на Старом Заводе, которое запомнилось Артему, потому что с него все и началось. То первое утро положило начало большому, мятежному и трудному периоду его жизни. И он снова здесь, и снова утро, которое он запомнит, как начало новой жизни. Какой-то она будет?

А вот и Алла! Как это он сразу не заметил? Сидит на ступеньках крыльца Анфисиного дома, откинувшись назад, и на ее босые ноги, срываясь с навеса, падают прохладные капли.

— Привет, заяц! — услыхал он ее голос и увидел большого рыжеватого зайца. Сидит посреди двора, настороженно пошевеливая розовыми просвечивающимися ушами. — Привет, фауна!..

Заяц высоко подпрыгнул и исчез в зарослях крапивы.