Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

С этими словами она поднесла бокал ко рту.

Адриенна тотчас же, дождавшись ухода герцога, проскользнула в комнату и бросилась к Серафи.

– Ради всех святых, остановитесь! Что вы делаете?! – вскричала девушка.

– Поздно… Прощайте, милая… – прошептала Серафи. – Да хранит Небо моего Марселя…

Адриенна поспешно вырвала из ее рук наполовину опорожненный бокал.

– Пресвятая Матерь Божья! – в отчаянии воскликнула она. – Сжалься над нею, помилуй и спаси ее!

Серафи пошатнулась, оперлась руками о стол и медленно опустилась в кресло.

Через минуту смертельная бледность покрыла спокойные черты ее величаво–прекрасного лица.

VIII. ПРИВИДЕНИЕ БАСТИЛИИ

– Марсель! – раздался глухой голос грека за стеной после того, как герцог Бофор и комендант Бастилии покинули камеру Марселя, прикованного к железному кольцу. – Мужайся и не падай духом! Небо посылает тяжкие испытания только тем, кого оно избрало орудием своих предначертаний. Победа и успех в конце концов всегда на стороне тех, кто умеет владеть собой и во всем себе отказывать. Только сильные духом выходят победителями в тяжелой жизненной борьбе.

Слова эти, словно целебный бальзам, глубоко проникали в душу удрученного горем Марселя.

– Тяжелые, бесконечно тяжелые испытания ниспослало тебе Небо, – продолжал грек, – но ты должен все перенести. Сердце твое лишь закалится. Верь, только удары судьбы выковывают по–настоящему сильных людей. Само Небо избрало тебя борцом за правду. Учись же мужественно переносить посланные тебе испытания, и в будущем никакая сила не сломит тебя.

– Да–да, ты прав, – отозвался Марсель. – Я не буду роптать на провидение. Я постараюсь собраться с духом и все перенести…

После вечернего обхода камер тюремщиком грек разобрал камни, закрывавшие лаз.

– Теперь, сын мой, тебе уже нельзя приходить ко мне, значит, наступила моя очередь приходить к тебе в гости.

Несмотря на болезненную слабость, греку все‑таки удалось проползти в камеру к Марселю. Он дружески пожал ему руку и присел рядом с ним на постель.

– Вижу, мои слова немного поддержали тебя – в твоих глазах светятся мужество и сила. Да поможет тебе всемогущий Господь исполнить твое призвание! Мстя герцогу, ты будешь мстить не только за себя, но и за меня… Я продолжу рассказ о моем прошлом, чтобы ты убедился в справедливости моей мести этому человеку…

– Ты прав, Абу Коронос, я теперь спокоен и готов ко всему…

– Я слышал весь разговор – и слова любящей тебя матери, и слова изверга Бофора, и подобострастные слова коменданта. Новое злодеяние свершилось – твоя несчастная мать снова в жестокой неволе, а ты в цепях. Но ты совершенно прав, предупреждая герцога о справедливой мести. Моими старческими руками я благословляю тебя на святое дело мести этому извергу, которого и я считаю моим смертельным врагом. Проклятие и позорная смерть тебе, Бофор, убийца моего ребенка!

Помолчав и немного успокоившись, старик продолжил рассказ о своем прошлом.

– Я родился в Греции, в Фивах. Мой отец был богатым человеком, видным чиновником. Наша фамилия происходит от названия огромного, принадлежавшего нам поместья, которое находилось в окрестностях города Коронос. Отец после смерти оставил мне в наследство ничем не запятнанное имя, громадный сундук, доверху наполненный пиастрами, и поместье, которое оценивалось в десятки миллионов. Образование я получил в Риме и Париже и до такой степени сроднился с этими городами, что меня тянуло к ним больше, чем на родину. К сожалению, заботы об управлении имением не давали возможности покидать родной город. В это время я познакомился с красавицей Горгоной, дочерью известного миллионера Галеноса Абаса. Зная моего отца и уважая его память, он без всяких колебаний согласился благословить наш брак с Горгоной. Ах, то было счастливое, но, увы, слишком непродолжительное время моей горемычной жизни! Через год Горгона родила мне дочь. По ее желанию новорожденную тут же, у ее постели, окрестили и назвали Сиррой… Но вместе с рождением дочери на меня обрушился первый серьезный удар судьбы… Да, сын мой, когда ты узнаешь, наконец, беспрерывный ряд страданий, выпавших на мою долю, ты с удивлением воскликнешь: «Да неужели ты все еще жив, Абу Коронос?»

Старик снова помолчал немного. На этот раз, чтобы перевести дыхание, – слишком продолжительная речь утомила его.

– Горгона умерла от родовой горячки, оставив на мое попечение крошку Сирру как память о нашей слишком короткой брачной жизни. С тех пор я никогда не предлагал своей руки другой женщине. Я твердо верю в загробную жизнь и на том свете, по крайней мере, смогу с чистой совестью предстать перед Горгоной. И уж тогда‑то мы соединимся навеки… После ее смерти всю мою любовь я перенес на малютку Сирру. Под присмотром добрых нянек она росла и развивалась. И с годами превратилась в грациозную прекрасную девушку. Чтобы дать ей наилучшее образование, я решил переселиться в Венецию. Я продал свое поместье и дом в окрестностях Короноса и выручил около восьми миллионов пиастров. На проценты с этих денег я мог великолепно устроиться в Венеции. Капитал я хотел сохранить неприкосновенным, чтобы оставить его в наследство моей красавице Сирре. Мы трогательно простились со стариком Галеносом, отцом Горгоны и дедом моей милой Сирры. На прощанье он горячо благословил свою внучку и единственную наследницу. После чего мы с дочкой и небольшим числом наиболее преданных нам слуг на собственном корабле отчалили из Коринфской гавани. Стоя на палубе и обнимая свою горячо любимую дочь, я искренне радовался – наконец‑то сбывается моя мечта переселиться в Италию!.. Через несколько недель мы причалили в Лидо и оттуда на обыкновенной гондоле отправились в Венецию – эту древнюю владычицу морей. Поселились мы в старинном дворце Морелло. Окна дворца выходили на канал Гранде, и перед нашими глазами открывался великолепный вид. – Старик опять перевел дыхание. – В скромной и тихой Венеции мое богатство считалось громадным и со временем у местных жителей даже вошло в поговорку. Ко мне они относились почтительно и дружелюбно… Сирра вскоре перестала скучать по родине и была очень довольна своими учителями и наставниками. Я старался пока не выводить ее в общество, чтобы не отвлекать от занятий науками. Однако стоило ей в сопровождении дуэньи показаться в своей разукрашенной гондоле, как целая дюжина благородных юношей, сыновей знатных патрициев города, сопровождала гондолу и засыпала ее цветами…

– И тебя не тянуло на родину, Абу Коронос? – спросил Марсель, мысленно рисуя образ красавицы Сирры, утопавшей в цветах.