Четверть века назад. Часть 1 - Болеслав Маркевич

Ни княжны, ни матери ея и дяди тутъ не было, и общество разгуливавшее по балкону — всякіе сосѣди обоего пола — было едва знакомо Софьѣ Ивановнѣ и ея племяннику. Только Надежда Ѳедоровна, узнавъ ихъ, побѣжала на лѣстницу встрѣчать «генеральшу» (Софью Ивановну иначе не звали въ уѣздѣ), и тотчасъ же провела ихъ въ собственный апартаментъ хозяйки, куда допускались только «порядочные» гости (къ мелкой сошкѣ — «le menu fretin,» какъ выражалась она въ интимите, — сіятельная Аглая выходила сама, большимъ выходомъ, передъ завтракомъ и обѣдомъ), и гдѣ она теперь сидѣла вдвоемъ съ «калабрскимъ бригантомъ.»

Разсыпавшись въ разныхъ любезностяхъ и изъявленіяхъ предъ Софьей Ивановной, импонировавшей ей своимъ спокойнымъ достоинствомъ, а главное тѣмъ что «она когда-то съ Императрицей Марьей Ѳедоровной въ перепискѣ была,» княгиня усадила ее въ самое мягкое кресло своего щегольскаго съ иголочки ситцеваго кабинета, а «monsieur Serge'а» любезно отослала «къ молодымъ.»

— Васъ давно ждутъ, обратилась она къ нему, — репетиціи начались, и всѣ они теперь въ театрѣ avec Larion. Вамъ гораздо веселѣе тамъ будетъ qu'avec une vieille femme comme moi. Monsieur Зяблинъ, и вы… Ступайте, ступайте! Я васъ не удерживаю….

Зяблинъ вздохнулъ, повелъ на нее телячьимъ взглядомъ, какъ бы говоря: «жестокая!» — и не тронулся съ мѣста.

— Восхитительная женщина! думалъ Гундуровъ тѣмъ временемъ, чуть не со слезами умиленія чмокая жирную руку съ цѣлымъ арсеналомъ колецъ на короткихъ пальцахъ княгини, которую протянула она ему при семъ не безъ нѣкотораго покровительственнаго оттѣнка, — и вышелъ изъ кабинета сдержанно и спокойно.

За то съ лѣстницы онъ чуть не скатился кубаремъ….

Въ театрѣ, дѣйствительно, шла та невообразимая неурядица, что у актеровъ-любителей называется «первая репетиція.» Суетня была страшная, всякаго ненужнаго народу множество; на сценѣ бѣгали, толкались, искали чего-то; смѣхъ, пискъ, горячія слова спора неслись, звуча какимъ-то пронзающимъ звукомъ, подъ высокій сводъ залы. Успѣвшій уже охрипнуть режиссеръ вызывалъ то и дѣло, по кличкѣ роли, то одного, то другаго изъ дѣйствующихъ лицъ: Льва Гурыча Синичкина (шла проба этого водевиля).

— Раиса Минишна, Борзиковъ! Катя! Надя! Маша! Варя! перекликалъ онъ имѣвшихъ выходить въ эту минуту актеровъ.

Слышались возгласы:

— Развѣ мнѣ выходить?

— Конечно вамъ!..

— Ахъ, виноватъ, я не дослышалъ

— Варя! Варя! Кто Варя, mesdames?…

— Нѣтъ ея!..

— Какъ нѣтъ? А ты?

— Я Надя.

— Неправда, — я Надя….

— Ахъ, Боже мой, я твою роль захватила!.. А гдѣ же моя?… Не видалъ ли кто моей роли?

— Шш, ради Бога, господи, ничего рѣшительно не слышно….

— Ни за что, ни за что я этого не скажу! звенѣлъ голосъ Ольги Елпидифоровны, — надо это вычеркнуть!..

— А куда жъ я реплику-то мою дѣну? гудѣлъ Вальковскій.

Всѣ были такъ заняты, что никто не замѣтилъ какъ вошелъ Гундуровъ.

— Четвертое дѣйствіе…. Сударыни, куплетъ! хрипѣлъ выписанный изъ Москвы режиссеръ Малаго театра — ансамбль: графъ Зефировъ, и дѣвицы…. Пожалуйте!

— Я не знаю этой музыки….

— И я не знаю….

— Ха, ха, ха…. А вчера цѣлый вечеръ за фортепьяномъ повторяли!

— Позвольте, музыкантъ сейчасъ вамъ подыграетъ.

Одинокая скрипка запиликала мотивъ вальса.

— Графъ Зефировъ, вамъ!..

Шигаревъ, занимавшій сцену съ какими-то четырьмя барышнями, на которыхъ онъ каррикатурно выпучивалъ глаза, запѣлъ, подражая разбитому старческому голосу:

«А! это вы, мои пулярки!..»

Хохотъ отвѣчалъ ему изо всѣхъ угловъ.

— Извольте, вамъ-съ! — Сейчасъ же за графомъ всѣ вмѣстѣ:

— «Спѣшила каждая изъ насъ….»

кричалъ барышнямъ режиссеръ, хлопая себя въ тактъ по ладони рукописью пьэсы.

Барышни сбились всѣ въ одну кучку и, выглядывая изъ изъ-за спины одна другой, открыли рты, собираясь пѣть….

— Позвольте, позвольте-съ! кинулся между нихъ несчастный распорядитель, — такъ невозможно! Вы должны кружкомъ стоять около графа!..

— И даже «присѣдать съ граціозностью,» сказано у Ленскаго! кричалъ имъ съ низу Свищовъ, бывшій тутъ же и что-то очень суетившійся.

— Хи, хи, какъ смѣшно, хи, хи! заголосили ему въ_ладъ барышни, которыхъ успѣли кое-какъ разстановить кругомъ Шигарева.

— Извольте же сначала!

— «А, это вы, мои пулярки!А это что у васъ? подарки?»

запѣлъ опять Шигаревъ.

— «Спѣшила» каждая изъ насъСъ днемъ ангела поздравить васъ…

немилосердно запищали хоромъ Катя, Маша, Варя и Надя.

— Ай, ай, ай, ай, какъ рѣжутъ насъ!

запищалъ, въ подражаніе имъ, Свищовъ, затыкая себѣ пальцами уши.

Хохотъ въ залѣ раздался пуще прежняго

Одна изъ пулярокъ сильно разобидѣлась:

— Что же это? Просятъ, а потомъ смѣются!.. Я не буду играть!..

— И я!.. И я! О-охъ! О-о-охъ!..

— Ни… за что… не бу-у-демъ! принялись онѣ хныкать уже всѣ вчётверомъ.

Режиссеръ растерянно поглядѣлъ на зрителей.

Изъ перваго ряда креселъ отдѣлилась высокая, полная барыня, жена окружнаго начальника государственныхъ имуществъ, игравшая роль Раисы Минишны, самая «образованная дама» въ уѣздѣ,- и побѣжала къ сценѣ:

— Ѳеничка, Eulampe, finissez, quelle honte! Je vous ai done amenées ici! (Двѣ изъ пулярокъ были ея племянницы)…..

Но Eulampe — Евлампія то жъ — и Ѳеничка оставались глухи на ея внушенія:

— Потому что мы не свѣтскія…. не графини!.. всхлипывали онѣ.

Вальковскій, стоявшій все время въ кулиссѣ, весь поглощенный, невидимому, чтеніемъ своей роли Синичкина, однимъ прыжкомъ очутился у рампы:

— Вонъ! Пошелъ вонъ! съ расширившимися не въ мѣру зрачками и дрожавшею губою вскинулся онъ на Свищова, главнаго виновника этихъ слезъ, который, со свойственнымъ ему нахальнымъ спокойствіемъ лица, глядѣлъ ухмыляясь на разобиженныхъ барышень.

— Ты съ ума сошолъ! вскликнулъ онъ, поднявъ блѣднѣя на Вальковскаго свою коротко, а la malcontent остриженную голову.

— Ты разстраивать, ты только разстраивать! бѣшено кричалъ на него тотъ.

Все переполошилось въ залѣ

— Господинъ Вальковскій! раздался вдругъ рѣзкимъ и отчетливымъ звукомъ голосъ князя Ларіона Васильевича, — вы въ домѣ княгини Шастуновой!..

«Фанатика» точно чѣмъ-то приплюснуло; онъ покосился на уголъ откуда донесся до него этотъ голосъ, повернулся на длинныхъ ногахъ и, безъ словъ, опустивъ голову, какъ перепуганный волкъ, отправился назадъ въ свою кулиссу.

Гундуровъ воспользовался смятеніемъ чтобы незамѣченно пододвинуться ближе къ диванчику у окна, на которомъ сидѣла княжна, рядомъ съ Ашанинымъ. Оба они, показалось нашему герою, такъ увлечены были своею бесѣдою, что ничего того что происходило во-кругъ не достигало ни до слуха ихъ, ни до зрѣнія. Подойти прямо къ Линѣ,- «а это была его прямая обязанность, какъ къ хозяйкѣ, говорилъ онъ себѣ,- мѣшало ему овладѣвшее имъ вдругъ чувство какой-то неодолимой робости. Ему было невыразимо досадно на Ашанина зато что онъ такъ всецѣло поглощаетъ ея вниманіе, — и въ то же время онъ какимъ-то необъяснимымъ чутьемъ отгадывалъ, былъ увѣренъ, что Ашанинъ говорилъ о немъ, Сергѣѣ Гундуровѣ, и что у Ашанина съ нею никакого серьезнаго разговора и быть не можетъ кромѣ о немъ, Гундуровѣ….

— Да вотъ и онъ, легокъ на поминѣ! какъ бы въ явное подтвержденіе его догадокъ, обернувшись и увидавъ его, кивнулъ на него княжнѣ Ашанинъ.

Она поклонилась ему съ мѣста своимъ милымъ долгимъ поклономъ сверху внизъ.

Гундуровъ подошолъ.

— Здравствуйте! сказала она, улыбаясь, какъ всегда, однѣми губами, и не подавая ему руки (онъ замѣтилъ что она никому не подавала руки, и это ему очень нравилось въ ней: женщина, разсуждалъ онъ, „никогда ни съ кѣмъ не должна быть фамильярна“).

— Ты только что пріѣхалъ? спросилъ, обнимаясь съ нимъ, его пріятель.

— Да, съ полчаса… съ тетушкою…

— А, и ваша тетушка здѣсь? молвила Лина съ какимъ-то оживленіемъ, и прибавила: вы теперь совсѣмъ сюда… играть?…

— У насъ все устроилось, и еслибы ты самъ не явился, я сегодня долженъ былъ ѣхать за тобою, спѣшилъ, передать ему новости Ашанинъ. — Въ воскресенье, послѣ того какъ ты уѣхалъ, прибыло сюда много народа: Чижевскій, Духонинъ изъ Москвы, сосѣди здѣшніе… Вотъ эта крупная дама — онъ кивнулъ на жену окружнаго, — очень хорошая актриса оказывается… Мы съ Вальковскимъ воспользовались этимъ, и съ разрѣшенія и при помощи княгини и княжны Елены Михайловны, набрали полную труппу и на драму, и на водевиль. Это все, что видишь, сидитъ въ креслахъ, — родственницы и родственники, близкіе и дальніе, актеровъ нашихъ и актрисъ, съѣхались на репетицію посмотрѣть.

— И maman, вы знаете, согласилась на Гамлета, съ тѣми только пропусками, какіе нужными сочтетъ сдѣлать дядя, сообщила въ свою очередь княжна;- я почти уже всю роль свою знаю.