Поход семерых - Антон Дубинин

Пробуждение принесло Аллену сплошное расстройство. Проснулся он от того, что солнце светило ему в лицо, и хотел повернуться к стене и продолжить спать, но на этом его застукал Роберт, который только что закончил утренние отжимания на полу и поднимался, тяжело дыша и откидывая с лица мокрые свежевымытые волосы. С кухни донесся звон посуды — это вставшая раньше всех Мария готовила завтрак.

— Вставай, несчастный! — Роберт потянул за край одеяла. — Поход проспишь!

Аллен замычал и уцепился за одеяло со своего края.

— Н-нет… Я н-не выспался… Ты всю ночь меня терроризировал и пытался выпихнуть с кровати. Я понимаю, почему твоя Лара за тебя замуж не идет…

Борьба за одеяло моментально окончилась в пользу Роберта. С его мокрых волос в постель падали холодные капли.

— Ну-ка быстро отправляйся умываться! Сейчас все начнут приходить; вон кто-то уже топает по лестнице! Интересно, кому ты будешь больше рад — священнику или Кларе?

Аллена как ветром сдуло в ванную.

Первым явился Марк, с ног до головы одетый в военный камуфляж с группой крови на рукаве и похожий на наемника-оккупанта, особенно — зверским выражением лица.

— Гость в дом — радость в дом, — возвестил он с порога, скидывая и прислоняя к стене свой гороподобный рюкзак. — Я вас, кстати, не разбудил? И второй пункт повестки дня: есть ли у вас какой-нибудь завтрак для бедного скитальца-богомольца, который так спешил на свидание… о-о, с вами, благородная леди, — это он увидел выходящую с кухни Марию со сковородкой в руке, — что не успел перехватить даже хлебной корочки…

— У нас есть омлет — вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что суесловие сокращает нам отпущенный жизненный срок.

— Нам и нашим близким, — уточнила Мария, и на лице ее ясно отразилось отчаяние при мысли, что теперь ей от Марка целый месяц будет некуда деться.

Зазвонил телефон. Мария почему-то дернулась и закусила губу. Аллен, внутренне сжавшись, взял трубку — и почувствовал горячий беспричинный прилив радости: это была Клара. По ее голосу можно было решить, что у нее сгорел дом или что началась мировая война.

— Халло… Я не помешала? Слушай, Аллен, тут такая проблема — у меня нет рюкзака, и в магазин я вчера не успела… Может, у вас найдется запасной?..

— Ну конечно, — небрежно сказал Аллен, втайне ликуя оттого, что в прошлом году ему подарили новый рюкзак. — Что-нибудь найдется, приходи скорее.

— И еще… скажи, пожалуйста, что нужно брать с собой? Теплую одежду, посуду, полотенце — правильно? У меня нет… спального мешка, но я возьму одеяло — это подойдет?

— Нет, конечно, — пораженно отозвался Аллен, никогда еще не видевший человека старше себя, не имеющего спального мешка. — У нас есть Робертов старый спальник, он, правда, тоненький, но в нем могу спать я, а тебе отдам свой… Ну как это — что брать? Ну что обычно берут в поход, из расчета на месяц… Особенно холодно быть не должно, а котлы уже взял Марк, так что запасайся посудой только на себя…

Клара помолчала в трубку, а потом извиняющимся тоном объяснила:

— Понимаешь, я никогда раньше не ходила в поход… не ночевала в лесу.

Аллен просто опешил и не нашел что сказать, кроме «Ничего себе… Как же так получилось?».

— Да вот… так уж получилось. Я потом расскажу. Еще… мне, к сожалению, нельзя носить вещи.

В первый миг Аллену пришла нелепая мысль, что ей по уставу нельзя носить никакой одежды, кроме послушнического балахона, в котором она в первый же день — чума побери — погибнет в лесу под рюкзаком; но Клара в следующий миг пояснила:

— То есть я имею в виду тяжести больше пяти килограммов.

— Пустяки, — героически заявил Аллен, у которого гора с плеч свалилась, — мы все за тебя донесем, ты только до нас доберись наконец.

— Ладно, тогда я скоро выхожу. — И повеселевшая Клара положила трубку.

Вскоре явился Йосеф. Походная одежда его состояла из мешковатой штормовки, явно у кого-то одолженной, из-под которой выглядывал воротник-стоечка, столь характерный для мирской одежды священников. Черные вполне приличные джинсы и новенькие горные ботинки-«бульдозеры» довершали ансамбль.

Мужчины начали распределять по рюкзакам продукты, а после Роберт приподнимал поклажу каждого из них, следя, чтобы все было по справедливости. Дойдя до рюкзака Йосефа, Роберт ухватился за лямки — и… едва смог оторвать рюкзак от пола.

— Ого! Йосеф, да что у тебя там такое? Кирпичи?

Йосеф улыбнулся. Удивительно, как этот человек, такой величественный в церкви, где даже сами его движения казались отточенными, как у воина, в домашней обстановке производил полудетское и какое-то недотепистое впечатление! Он даже двигался слегка неловко, периодически задевая и роняя разные вещи. Хотя под словом «ребенок» в его случае вовсе не скрывался enfant terrible, как это подчас бывало с Алленом, — скорее слишком наивный, открытый и в то же время ненавязчивый подросток, который без всякой боязни разговаривает со страшенным разбойником, и не предполагая, что его жизни может хоть что-нибудь угрожать. «И этого милого, нескладного парня я когда-то боялся до судорог», — внезапно подумал Аллен и чуть не рассмеялся.

— Зачем нам кирпичи? Там просто всякие части облачения, если в дороге вдруг понадобится служить мессу. Ризы, они довольно большие, да алтарные покровы, потир и чаша для гостий… Служебные книги, опять же, бревиарий, миссал… Ну и Библия, но она совсем маленькая и ничего не весит. А остальное, кажется, просто личные вещи. Ничего особенно тяжелого.

Роберт вздохнул и с безапелляционным выражением лица стал рассовывать Йосефову долю продуктов по рюкзакам остальных.

Наконец явилась Клара, немало поразив всех своим видом, хотя от нее и ожидали чего-то подобного. Никто из друзей не видел ее в иной одежде, кроме как в послушнической черно-белой, с покрытой головой; теперь же она предстала перед граалеискателями в синих джинсах и клетчатой рубашке, с волосами, закрученными в пучок на затылке. Согласившись выпить чаю, в ожидании она присела на диван и принялась что-то менять в своей прическе, вынув из нее шпильки, — и Аллен восхитился красотой ее черных блестящих волос, которые, как оказалось, падали ниже пояса, завиваясь кольцами на концах.

— Слушай, почему тебе нельзя носить тяжести? — спросил неромантично настроенный Роберт, ставя перед ней исходящую паром чашку. — Ты чем-нибудь серьезным болеешь? Не хочется тебя вынуждать говорить, но лучше нам это узнать сейчас, а не в походе, когда с тобой уже случится что-нибудь скверное.

— Именно так, — поддержала его Мария, на которую как на главного медика в компании легла ответственность за походную аптечку.