Хмурый Ленинград - Руслан Георгиевич Илаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За шесть месяцев, проведенных в Средиземном море, мы всего лишь дважды заходили в зарубежные порты: в Сплит Республики Хорватии и в Тартус Сирийской Арабской Республики. В Сплите я впервые сошел на берег, где все население было католической веры, но разговаривало на славянском языке, однако на востоке она граничила с православной Сербией, язык которой был абсолютно идентичен хорватскому. Внешне мужчины и женщины в основном русые, ростом выше среднего, иногда очень высокие, и таких много. Черты лица обоих полов правильные и красивые, носы прямые. На юге Хорватия граничила с мусульманской Боснией и Герцеговиной, где также говорили на славянском языке, также идентичным с хорватским. На севере Хорватия граничит с католической Словенией. На юге Сербия граничит с православной Черногорией и православной Северной Македонией. После распада Социалистической Республики Югославии образовалось шесть независимых государств. Западная Европа приложила немало усилий, чтобы разобщить славян Югославии по религиозному принципу. Разделяй и властвуй! Во Второй Мировой войне большинство хорват были союзниками фашистской Германии — их многочисленные фашистские легионы — «усташи» оказывали неоценимые услуги Германии в борьбе с Югославской Повстанческой Армией, возглавляемой Иосипом Броз Тито.
Когда мы знакомились с городом Сплит, население держалось настороженно и недоверчиво. Хорваты посещали наш корабль, и мы раздавали им цветные буклеты о жизни в СССР. Осмотрев корабль, они сходили по трапу корабля и демонстративно рвали наши буклеты на мелкие кусочки. Вот как настроил Тито народ Югославии против Советского Союза, разве Сталин не предупреждал о предательстве Броза Тито еще в 1949 году, когда тот отказал Сталину в создании военно- морской базы на территории Югославии. Кстати, по национальности Иосип Броз Тито был хорват. В годы гражданской войны воевал в рядах Красной Армии под псевдонимом «товарищ Вальтер». Умер президент Югославии 4 мая 1980 года. А мы прибыли в Сплит в апреле 1981 года. Чувствовалась недоброжелательность, а порой и откровенная враждебность населения к нам. Когда мы пришвартовались к пирсу, нас никто из офицеров ВМФ Югославии не приехал встречать, не было и представителей городской власти. В городе все названия на латинском шрифте. Маленькие дети в возрасте 6–7 лет бегали за нами и просили сигареты. В киосках свободно продавались порнографические журналы. В музеи нас не пускали, ибо там все стенды были против Советского Союза. Зато на стенке краеведческого музея рядом с входом я заметил бронзовую таблицу с фамилиями бывших директоров этого заведения, где обнаружил вдруг фамилию генерала царской армии Цаликова Ибрагима, близкого мне родственника по линии матери. Обратил внимание работника музея на этот факт. А она мне на правильном русском языке начала объяснять, что, когда умерла его первая жена- осетинка, он женился на хорватке. Пробыл он директором музея с1922 года по 1933 год…
Через месяц корабль попал в жесточайший шторм в Эгейском море. В начале шторма утонуло шесть греческих рыболовецких шхун, и нас кинули на поиск и спасение возможно оставшихся в живых членов экипажа утонувших судов. Три дня мы бороздили предположительно указанный участок моря. Тем временем шторм усилился и превратился в кромешный ад, практически все офицеры получили ушибы и открытые травмы, немало побило и матросов срочной службы. Пошли третьи сутки бесполезных поисков, когда старпому сообщили, что от удара волны лопнула внешняя стальная обшивка правого борта, трещина стальных листов составила четыре метра. А еще волнами был поврежден правый вал, и нам надо было убираться по добру — поздорову из этого района. Корабли 5- ой оперативной эскадры подчинялись непосредственно генеральному штабу в Москве, который, наконец, разрешил выйти «Сознательному» из опасной зоны и начать движение в пункт базирования Тартус, где находились наши плавмастерские. Корабль должен был пройти средний ремонт борта и диагностику поврежденного вала. Так я попал в Сирийскую Арабскую Республику. Через два дня, когда экипаж стал частично приходить в себя после шторма, наиболее очухавшимся разрешили выйти в город по пять человек в группе. Я с удовольствием вступил на твердую землю, так как абсолютно не приспособлен к качке, меня всегда здорово укачивало, как, впрочем, и других. Через час ходьбы мы уже были готовы что- то соображать. Жители Тартуса были смуглые и низкорослые брюнеты с круглыми черепами, у многих волосы кучеряво завивались. Женщины в возрасте практически все закрывали лица легкой черной тканью с сеткой — вуалью. Молодые женщины носили джинсы, головы платками не покрывали. Язык арабский шумный и раздражительный, какие- то они суетные были, все время при разговоре руками жестикулировали. На улицах я заметил много брошенных иномарок в весьма хорошем состоянии. Наш переводчик объяснил, что это машины убитых в арабо- израильской войне 1973 года. Вдруг на улицах вокруг нас все стали стрелять в воздух. Стреляли из пистолетов и автоматов прицельно в какую- то воздушную цель. Переводчик нас успокоил, что это они стреляют по израильским разведывательным самолетам, которые летят на высоте до пяти тысяч метров. Убойная сила пистолета до двухсот метров, автомата Калашникова до двух тысяч метров, зачем бесполезно стрелять. Спросил его об этом. Он пояснил, что такими действиями они демонстрируют бесстрашие и свою ненависть к евреям, и знаю ли я, что арабы и евреи относятся к одной семитской языковой группе. Я ответил, что слышал об этом, но это ничего не меняет, так как они все равно ненавидят друг друга и у них постоянная вражда. Мы подружились с переводчиком. Потом в баре я угощал его пивом. Показалось мало, и он пригласил меня в какое- то кафе, где над дверями висела вывеска «Все для русских друзей». Я рассмеялся, рассматривая вывеску, и сделал предположение, что кафе армянское. Переводчик Юра мои догадки подтвердил, но предупредил, что водку достать можно только у них. С переводчиком нас было пятеро. Корабельные офицеры мою идею о предложении выпить по рюмке водки поддержали, и мы неплохо провели время. Между прочим, тогда в кафе я
