Хмурый Ленинград - Руслан Георгиевич Илаев

никогда им не пользовался, не зная, где его употребить. Оказывается, Либченко сам подцепил этот самый грибок и скорее всего в матросском душе. Обратился к дерматологу поликлиники, которая посоветовала ему купить раствор «Нитрофунгина» в аптеке по цене 76 копеек, это едкая жидкость с резким запахом, которая при соприкосновении с кожей стойко окрашивала ее в желтый цвет. Жидкость помогла вылечиться от грибка, но он опять после душа вновь подхватил грибкового паразита.

— Я, получаю ежемесячно, три с лишним рубля на корабле. А мне этих денег даже на курево не хватает, не то чтобы на «Нитрофунгин»! Но тут я вспомнил, что запах аптечного раствора «Нитрофунгина» очень схож с запахом формалина, что хранится в бутылях кладовой. Я отлил из бутылки двести грамм этого раствора и разбавил водой, где- то около литра. Затем засунул пальцы ног в этот раствор — терпимо, подержал не больше минуты в тазу. На следующий день зуд между пальцами прошел, а к вечеру кожа на подошве стопы слезла, и после каждого душа я всегда окунаю стопы на двадцать секунд в таз с раствором фрормалина, — закончил свое повествование Либченко.

Я попросил его продемонстрировать мне свои стопы и межпальцевые складки — действительно абсолютно здоровая розовая поверхность стоп, без трещин и грибковых поражений.

— Сколько человек ты вылечил своим способом? — спросил я матроса с любопытством.

— Девять моих одногодков — матросов моего призыва, капитан- лейтенанта Матвеева и мичмана Салий.

— Все, Либченко, назначаю тебя главным дерматологом корабля, сегодня же доложу командиру по тебе и твоему методу. Будем тебя поощрять, на днях поведу вас с Поваром на пляж с пивом. Но ты должен вылечить весь личный состав корабля и даже первого срока службы! Постой- ка, а формалина нам хватит? — спросил я озабоченно Либченко.

Либченко самодовольно усмехнулся:

— Когда мы последний раз были с Вами на медицинском складе на Фиоленте, я попросил у начальника склада десять литров концентрированного формалина, а он мне пятнадцать литров подарил.

— Послушай, Либченко, а если смешать раствор формалина и лизола и каждый раз перед душем и после душа протирать палубу, ведь так можно и профилактику грибка обеспечить?

Либченко вновь самодовольно усмехнулся:

— А мы с Поваром уже начали протирать перед и после душа палубу.

Я немедленно доложил об услышанном командиру, объяснил, что через две недели мы на корабле более заболеваний грибковых не увидим. Попросил поощрить матроса Либченко своей властью. Командир поддержал мою инициативу и предложил отправить родителям Либченко благодарственное письмо с фотографией. Что в ближайшем будущем и было сделано. В течение недели я терпеливо ходил по всем кубрикам и доводил до сведения матросов о лечении грибковых заболеваний методом Либченко. В течении двух недель на корабле грибковые заболевания стоп были полностью ликвидированы. Родители Либченко написали сыну, что благодарственное письмо привез и вручил лично сам военный комиссар района и что вся станица уже знает и гордится им…

До выхода корабля на боевую службу оставалось полтора месяца, и я планомерно продолжал готовить подведомственное мне подразделение: поочередно отправил, вначале Повара на двухнедельные курсы санинструкторов, а затем Либченко к операционным сестрам в военно- морской госпиталь для подготовки по циклу — «операционная сестра». Сам я продолжал водить на консультацию матросов в поликлинику, процесс отсева сомнительных по состоянию здоровья и склонных к хроническим заболеваниям должен быть завершен в любом случае. Как — то повел шесть матросов к врачам- специалистам для окончательного решения их пригодности к длительному нахождению на боевой службе, а еще четырех матросов — к врачам — стоматологам для лечения кариозных зубов и острой зубной болью. Врач — стоматолог на эсминцах по штату не предусмотрен, а матросам предстояло полгода быть в практической изоляции, поэтому заблаговременное лечение зубов не было излишним. И еще матросов с кораблей, готовившихся на боевую службу, принимали без очереди, о чем гласило объявление в регистратуре. Но я старался никогда не злоупотреблять этим правом. Обычно я лично разводил больных по кабинетам, сразу же определяя очередность приема их к врачам. Находился рядом с ними в коридоре, считая, что мне нужно лично выслушать рекомендации врачей и их назначения больным матросам. Увидев, что наша очередь в кабинет к врачу- оториноларингологу подошла, я вместе с матросом стал возле двери кабинета. И как только очередной пациент вышел, мы попытались войти, однако нас грубо оттолкнул от двери какой- то незнакомый мне капитан медицинской службы:

— Сейчас моя очередь, а ты подождешь, понял?! И не рыпайся, жидёнок, иначе пожалеешь.

Обалдев от услышанного и обращенного ко мне старшим по званию хамского неправильного определения моей национальной принадлежности, я невольно отступил на полшага влево. Капитан вошел в двери, но был схвачен мной за шиворот и молча выброшен в коридор. Затем, как ни в чем не, бывало, мы с матросом вошли в кабинет врача. Но, взглянув на пунцовое лицо Лидии Александровны Берштейн, я понял, что в происшедшем инциденте явно намечается немедленное продолжение. Лидия Александровна — она же врач — оториноларинголог, была явно на это настроена:

— Ответьте мне, пожалуйста, что Вам сейчас сказал этот капитан в коридоре?!

— Честно говоря, я даже не обратил на это внимания, Лидия Александровна, — солгал я, не моргнув глазом.

— Нет, ответьте, как он Вас сейчас обозвал?

Собственно говоря, а с чего я его прикрываю, пусть отвечает за свои слова:

— Хорошо, Лидия Александровна, скажу Вам дословно его слова: «Не рыпайся жидёнок, иначе пожалеешь».

— Вы пока выйдите, пусть этот капитан войдет, а вас я позже обязательно приму.

Мы с матросом вышли, и я предложил капитану войти. Когда за ним закрылась дверь, мы услышали громкие крики, похожие скорее на вопли, потом в капитана полетели ваза со стола, дырокол и калькулятор. Он вылетел из кабинета как ошпаренный. Мы немедленно вошли и подняли с пола предметы, которая Лидия Александровна метала в гневе в капитана. Я помог ей убраться на столе и после осмотра матроса, тихо и вежливо попрощался с врачом Лидией Берштейн, после чего мы вышли из кабинета. Через час, собрав свое воинство, начали движение на корабль. Но вначале я снова попал в историю, и опять с этим капитаном. Мне с матросами надо было спуститься на первый этаж поликлиники, где в гардеробе они оставили верхнюю одежду. Но на площадке второго этажа опять стоял этот злополучный капитан, фамилию которого я даже не знал, и скорее всего он ждал именно меня. Приказав спуститься матросам на первый этаж, я заметил, что на площадке никого нет, кроме него и старого