Жаворонок - Андрей Столяров

Предчувствие, испытанное в холодном тамбуре, ее не обманывает. Ситуация там, где им предстоит работать, не просто тяжелая, а катастрофическая. Город, сам по себе, может быть, и не слишком важен, но он входит в так называемую «красную зону», если пользоваться терминологией Гоши, в ту довольно большую и промышленно весомую область, где на выборах, как заколдованные, побеждают представители коммунистов. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. В области, как и во многих других регионах, практически не выплачивают зарплату. Большинство предприятий простаивает еще с осени. Ни сырья, ни заказов местное производство уже давно не имеет. На металлургическом комбинате, выпускавшем некие секретные «оболочки» (корпуса снарядов, ну все же об этом знают, сообщает представитель администрации), оба цеха теперь пытаются изготавливать кухонную посуду, а директор текстильной фабрики, доведенный до крайности обещаниями помочь, заявил по местному телевидению, что если это и есть демократия, то он лично тогда целиком за советскую власть, при советской власти хотя бы платили за отгруженную продукцию. Город погружен в отчаяние и бессмысленное кипение. Уже дважды работники того же металлургического комбината выходили на станцию и пытались перекрыть движение поездов. Один человек пострадал, против троих было возбуждено уголовное дело. Естественно, что влияние коммунистов растет с каждым месяцем. Данные всех опросов показывают, что если бы голосование по основным кандидатам состоялось сейчас, блок так называемых «патриотических сил» получил бы по крайней мере 80% от готовых придти на выборы, в то время как представитель, условно говоря, «демократического» объединения в лучшем случае – 20%, и эта цифра, скорее всего, завышена.

Кармазанову об этом докладывает тот же представитель местной администрации – странной серости человек, по тухлым глазам которого чувствуется, что он уже ни во что не верит. Вы деньги какие-нибудь привезли? – спрашивает он вяло. Нет? Ну, значит, можете спокойно ехать обратно. У нас нынче так: нет денег – нет избирателей.

Разговор происходит под стук молотков, под треск передвигаемой туда-сюда мебели. Помещения, отведенные им в местном избирательном штабе, Кармазанову понравились. Он указывает на другие – две комнаты в задней части старого деревянного здания, обладающие тем преимуществом, что имеют отдельный выход на улицу; в этих комнатах можно, по крайней мере, не засвечивать некоторых контактов. А то, знаете ли, ходи сюда через всю анфиладу. Тут же наличествует и кандидат, которого им следует продвигать. У Жанны, когда она видит его, сердце обрывается и летит в пустоту. Эти студенистые брылья щек, эти глаза, которые уже никогда не смогут быть искренними, эти вальяжные и вместе с тем суетливые движения барских ладоней. Впечатление у нее правильные: бывший второй секретарь горкома. Кому могло придти в голову выдвинуть его кандидатом? Осторожненько, не решаясь по такому поводу отвлекать Кармазанова, она излагает свои сомнения дяде Паше. Ведь достаточно показать этого деятеля – и все, полный провал. Да, кабан еще тот, говорит дядя Паша довольно громко. Но ведь, девочка, для того мы сюда и приехали. В этом, девочка, и состоит наша работа.

Дядя Паша говорит абсолютно серьезно. Слаженно и быстро, как на учениях, разворачивается деятельность команды. Сдвинуты в угол столы, выгружены из коробок и подключены два компьютера. Гоша, ни секунды не медля, устраивается за клавиатурой. Пальцы порхают со скоростью, невероятной для обыкновенного человека. Въезжаем, шеф, сообщает он довольным голосом. Одновременно Зайчик выдергивает из розеток местные телефоны, небрежно сгребает их и сует представителю администрации: Вот, заберите эти реликты… – извлекается из других коробок нужная техника, и уже через три минуты он бодро говорит кому-то в Москве: Ну что, птичка, слышишь меня? Молодец! А теперь попробуем через скремблер… – Сам же дядя Паша, как бы гуляя, бесцельно бродит по комнате, смотрит в окно, скользит глазами по крашенным стенам, неожиданно распоряжается, чтобы убрали отсюда все электрические розетки: ничего-ничего, мы свои поставим, люди запасливые… – некоторое время изучает пластмассовый светильник на потолке – вывинтив лампочку, внимательно заглядывает внутрь патрона. Появившиеся откуда-то мужики снимают дверь и начинают обивать ее дерматином… – Я вам нужен? – несколько растерянно спрашивает представитель администрации. Кармазанов отмахивается и цепкими пальцами хватает телефонную трубку.

Яростная энергия исходит от него в эти минуты. Он – как мотор, наполненный электричеством и дергающий приводные ремни. Мир начинает вращаться вокруг него, как вокруг солнца. Вспыхивают протуберанцы, люди против воли оказываются втянутыми в воронку событий. Противиться этому чудовищному напряжению невозможно. В первые же часы он договаривается с командующим здешнего военного округа, что за день до выборов в области будут проведены учения «Дружба» (навезут солдат и прикажут голосовать за нашего бегемота, комментирует дядя Паша). Далее он встречается с начальником городской тюрьмы и, по рассказу Зайчика, не единым словом не затрагивая тему политики, сообщает тому, что заявка на плановый ремонт зданий встречена благожелательно, в управлении полагают, что надо поддерживать перспективных сотрудников; сразу же после двадцать седьмого (это и есть дата выборов) он получит платежное извещение о перечислении денег. (Еще две тысячи голосов, говорит дядя Паша). Начальник УВД города приходит к ним сам: радостный, низенький, похожий на деда Мороза, с красным лицом, обметанным по краям снежными волосами, в форме, распираемой круглым животиком. Бодренько предупреждает, чтоб – никаких нарушений правил горизбиркома. Мы неприятностей не хотим, у нас, хе-хе-хе, место тихое… – Они запираются с дядей Пашей в кабинете у Кармазанова и образуются вновь только минут через сорок, распространяя вокруг запах армянского коньяка. У Кармазанова злобновато подергивается бровь над глазом. Уважение выказано, начальник милиции уходит удовлетворенный. (От нас отправится к коммунистам, негромко предсказывает дядя Паша). Он теперь мотается целыми днями по людям, с которыми достигнуты договоренности: составляет какие-то графики, расписывает действия каждого по часам и минутам; потому что мало договориться на три батальона солдат, то – грузовиков у них нет, то – бензин кончился, а у командира полка вообще – свадьба дочери. Самому надо, пальцами, говорит он со вздохом.

Все это, как Жанна догадывается, в порядке вещей. Точно такое же происходит сейчас от Чукотки до Пскова. Самому надо, пальцами, как правильно говорит дядя Паша. Ее это не шокирует, у нее хватает своих проблем. И она погружается в них, будто в холодную воду. Никто, разумеется, не позволит ей оставаться простым зрителем. Деятельность Кармазанова ошеломляет, но сама по себе не может переломить ситуацию. Солдаты и заключенные – это, конечно, весьма перспективно, но еще существуют инерция и настрой рядовых избирателей. Рядовым избирателям начихать на все обещания Кармазанова, но в решающий день, то есть двадцать седьмого, голосовать будут – они. Требуется чем-то пронять эту аморфную массу. Зайчик поэтому надевает кожаное пальто с лацканами и ремешками, вешает в ухо серьгу, на грудь – значок с надписью «Я – в полете, а ты?», – отпадный слоган, ребята торчат, объясняет он Жанне, и отправляется в клубы, которых в городе целых одиннадцать штук. Его задача – привлечь на сторону «демократического кандидата» местную молодежь или хотя бы заставить ее явиться на избирательные участки. Молодежь – это его узкая специализация. У него в запасе есть непобиваемый козырь: выступление за два дня до выборов популярной российской рок-группы. Крутой будет оттяг, финишная тусовка, радостно сообщает он и оттопыривает мизинец, как это принято среди местных. Он на зависть оптимистичен и абсолютно уверен в успехе.