Детдом для престарелых убийц - Владимир Токмаков

Хотя, конечно же, известно, что любая женщина может из ничего сделать три вещи: прическу, салат и скандал. Умная женщина из ничего может сделать себе еще и мужа.

Но кто сказал, что Шарлотта настоящая? Она ведь сказка, миф, просто вымысел. Она из легенды, из своего гребаного XIV века.

Перед сном я часто рассказываю ей сказки. Они немного странные, но ей нравятся. Она под них быстро засыпает.

– Расскажи мне какую-нибудь свою дебилку, – зевая, просит она.

– Хорошо, слушай.

ИВАН-ГОРЫНЫЧ

Я закуриваю и начинаю импровизировать.

– Сидела на дереве маленькая Сволочь. На самой ее лысой макушке, где все листья повыпадывали. Проходил мимо Иван-Горыныч, увидел Сволочь и ударил ее со всего маху током по морде!

Сволочь слетела с дерева, шлепнулась теменем оземь, перевернулась и еще раз сильно ударилась о перекладину носового платка – и тут же превратилась в прекрасную Царевну-Пушку. Иван-Горыныч вспотел от таких магарычей и предложил ей свою руку, которая оканчивалась кистью, только не как у всех, а такой, какой маляры заборы красят. Но Царевна-Пушка отказалась, сказав, что Иван-Горыныч хам и драчун. Слег Иван-Горыныч от таких магарычей.

«Дал маху», – подумал он и сглотнул слюну, забыв, что она у него ядовитая. И тут же, ровно через полгода, умер, как и был при жизни, полным бобом. А тело его после смерти в кровати так и не нашли: кровать к тому времени заросла быльем, крапивой, бобылем, лебедой и ябедой…

А вчера я шел по улице, и что ты думаешь? Та самая Сволочь опять на дереве сидит…

Смотрю, а моя кошечка, моя Шарло, наконец-то уснула. Спи, моя маленькая, спи, дрянь, спи, сволочь…

Бывает, зимой навалится откуда-то такая тоска, что чувствуешь: если не запить, то обязательно сойдешь с ума или повесишься.

Почти год Шарлотта работала в кризисном центре для мужчин. Она была диспетчером на телефоне, хрупким ангелом-спасителем, лечащим словом и делом на расстоянии.

Но, если честно, работенка у нее, доложу я вам, была еще та: каких только долбоебов ей не приходилось там выслушивать. Звонит один:

– Со мной стряслось такое! В общем, я полюбил мужчину.

– Ну, в наше время это уже не является чем-то предосудительным и наказуемым, – отвечает Шарлотта.

– Да, но этот мужчина любит другую…

– Женщину?

– Нет, собаку… Доктор, умоляю, что мне делать?

– Ну, я даже не знаю, – Шарлотта в растерянности. – Сложный случай. Знаете что, попробуйте притвориться собачкой, и, может, он вас тогда полюбит.

В другой раз было еще круче. Звонок:

– Угадай, детка, что я сейчас делаю?

– Не знаю, – говорит Шарло, – видимо, что-то очень приятное.

– Да, – отвечает тот псих, – угадала, я сейчас дрочу. А на кого я сейчас дрочу?

– Наверное, на фото какой-нибудь красивой девушки из «Плейбоя».

– Не на фото, а на тебя, детка, оглянись. Шарлотта оглядывается – а он стоит за окном, двенадцатый этаж, стоит на подъемнике для строительных работ, – штаны спустил, кукурузину свою начищает, а сам с Шарлоттой по мобильнику разговаривает.

Она уволилась после того знаменитого случая, описанного во всех местных газетах, когда позвонил маньяк, только что зарезавший жену. Он засолил ее голову, вырезанное влагалище и сиськи спрятал в морозилке, накрутил из плоти жены фарш, наделал пельменей и пригласил Шарлотту на романтический ужин с вином и при свечах…

«Король Англии Георг Второй умер в уборной от разрыва сердца, вызванного хроническими запорами».

– У тебя какие-то холодные руки, – говорит мне Шарлотта с брезгливой гримаской на лице. Кажется, она сегодня не в духе.

– Это не мои руки.

– А чьи?

– Не знаю.

– Значит, я их могу забрать себе?

– Нет, без рук я как без ног.

– А без ног как без рук?

– Опять не угадала, без ног я – президент Рузвельт.

Шарлотта сидит на софе, задумавшись и обхватив коленки руками, прижав их к груди как самое дорогое, что у нее есть. Классическая фигура вселенского одиночества. Я на цыпочках вышел из комнаты, чтобы не вспугнуть тишину ее лица…

У соседа по дому в полночь в квартире раздался страшный вопль. Утром он рассказал мне, что произошло, и я понял, что это мой постоянный кошмар ошибся адресом и попал не в мою, а в его квартиру.

Меня, человека самой обыкновенной внешности, всегда окружали какие-то странные необычные красавицы с безумными глазами кокаинисток и колоритные молодые люди, у которых явно были проблемы с головой.

Видимо, их во мне привлекала именно моя посредственная внешность, так же как меня в них привлекала красота. Им было просто удивительно, как можно жить таким внешне неинтересным человеком. Счастливые люди. Им есть куда отступать. Позади них есть еще по крайней мере такое ничтожество, как я.

ДУРНАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ

В пятницу, 13 ноября, меня разбудил телефонный звонок.

– Приезжай, хочу сказать тебе кое-что очень важное, – звонил Пигмалион, кажется, пьяный, но не настолько.

– Ты офигел, Макс, три часа ночи, мне завтра на работу, материал в номер досдавать нужно…

– Возьми такси и приезжай…

– Ладно, блин, жди.

Сидит на кухне, гладко выбрит, подстрижен, в черном костюме-троечке, в белой рубашке с запонками и при галстуке. Перед ним чистый холст на подрамнике, но он смотрит на пустую бутылку водки и мрачно декламирует есенинское: «Пускай ты выпита другим…». Потом достает из-под стола еще одну, она уже полупустая, продолжает: «Но мне осталось, мне осталось», – выливает в стакан остатки, протягивает мне, продолжая цитировать: «Твоих волос стеклянный дым…» – чокается со мной, – «…и глаз осенняя усталость», – смотрит на теперь уже две пустые бутылки.

Макс выпивает, запрокидывая голову так, будто хочет разглядеть пролетающего мимо и замешкавшегося на мгновение ангела.

– Как дела? – спрашиваю я его, когда мы выпили.

– Отлично. Вчера получил очень выгодный заказ. Надо нарисовать портрет недавно умершего человека.

– Покойника, стало быть.

Я закусываю зеленым луком, обмакнув его в солонку, хлеба на столе нет.

– Поздравляю. Наверно, богатый был человек? Портрет родственники заказали?

– Нет.

– А кто?

– Он сам. Сегодня зашел – и сделал заказ.

– …Это мой район, – с гордостью рассказывал мне Макс, когда мы первый раз шли к нему в гости. – Окраина. Мне нравится. Тихо. Спокойно. Меня здесь всего-то два раза хотели убить. Как-то иду по улице. Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Слышу – сзади кого-то бьют. Оглядываюсь – меня.

В этом районе сплошные рабочие общаги. Утром выходишь на улицу – вся прилегающая к общагам территория усеяна использованными презервативами всех цветов и размеров. Красота, думаешь ты, а жизнь-то налаживается!

На одной площадке с Максом с одной стороны жили два брата-близнеца Витя и Валя сорока пяти лет, а с другой – пятидесятилетний майор милиции. Витя и Валя, два старых педрилы, трахали друг друга каждый день. Сначала один у другого сосет с проглотом как из пулемета, потом другой загибает первого и вставляет свой сухостой в его дупло так, что аж дерьмо во все стороны. Они снимали свою содомию на видео и давали посмотреть только избранным. Например, Пигмалиону.

Мент, другой сосед Пигмалиона, каждый день после работы бухал вглухую, а потом, ближе к полуночи, лупил свою жену чем ни попадя, иногда выгоняя ее в чем мать родила на лестничную площадку: «Пошла на хуй, шлюха, – орал он, – пусть тебя ебет улица, а не государство, как меня!..»

Ранним утром невыспавшийся, хмурый и зевающий иду, перепрыгивая через заполненные спермой гандоны, от Пигмалиона на работу. Иду-бреду этак понурясь и размышляю о том, что есть люди, которые идут вперед, ведомые интеллектом, а есть – интуицией.

Первые всегда смеялись над вторыми.

Но вот впереди минное поле. И что? Ведомый интеллектом все точно рассчитает и обязательно подорвется. А ведомый интуицией преодолеет минное поле без потерь. По минному полю нужно идти вслед за тем, у кого есть интуиция. Жизнь как минное поле.

Макс из породы вторых, он та самая гениальная летающая крыса, которой так восхищался в своем «Бесконечном тупике» Д. Галковский.

Славу в российском андеграунде Максу Пигмалиону после его возвращения из-за бугра принесли две художественные акции. Первая (после которой он угодил в ментовку и потом, когда его выпустили по подписке о невыезде, год бегал от прокуратуры) называлась:

«ДАЕШЬ НАРОДУ ДЕШЕВЫЕ НАРКОТИКИ!»

С друзьями-художниками они заклеили город листовками с призывами и рисунками подобного рода. Устроили несколько перформансов с публичным употреблением алкоголя и наркотиков. Если бы не вмешалась западная общественность, Макса упекли бы надолго. Во второй акции я лично принимал участие. Чем несказанно горд.

Акцию мы провели под лозунгом:

«СДЕЛАЕМ НАШ ГОРОД ЦВЕТНЫМ!»