Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

— Лупьяненко.

— Другой канец ты бяры и натягивайте нитку, как струну. Па ней сматрыте, штоб была ровна: усе спинки коек и палосы на адеялах. Прыступайте!

— «Прыступаем», — весело подмигнув Игорю, шепнул Лупьяненко.

Белорусский акцент Шороха и в самом деле казался столь комичным, что невозможно было удержаться от улыбки. Шорох заметил улыбки на лицах курсантов и пришёл в негодование:

— Я што, шутки тут с вами шучу?! Счас далажу сержанту Грышневичу и на гавно абоих! Лупьяненка, ка мне!

Лупьяненко изменился в лице, подошёл к Шороху и вопросительно взглянул на младшего сержанта. Тот рассвирепел:

— Што стаиш, как пень?! Дакладывать я за тябе буду?!

— Товарищ младший сержант, курсант Лупьяненко явился по вашему приказанию.

— Являюцца на суд или на тот свет, а в армии гаварят «прыбыл»! Поняв?

— Понял.

— Не «поняв», а «так точна»! Далажы па новай. И слава не пераставляй.

— Товарищ младший сержант, курсант Лупьяненко по вашему приказанию прибыл!

— Таварыщ курсант, я абъявляю вам замечание!

Лупьяненко молчал, сосредоточенно разглядывая носки своих сапог.

— Нада атвечать: «Есть замечание».

— Есть замечание.

— А счас за две минуты найти катушку с нитками и всем равнять койки. Чэраз пять… ладна, чэраз десять минут я прыду и праверу. Пара вас к службе прыучать.

Посчитав воспитательную миссию завершённой, Шорох ушёл.

Лупьяненко, красный от злости, вытащил нитку и, подав её другой конец Резняку, вместе с ним стал её натягивать над спинками коек. Тищенко, Гутиковский, Доброхотов и Каменев принялись выравнивать кровати. Из-за переборки неожиданно высунулся Шорох и недовольно прокричал:

— Эй, Ломцэв! А што — вашаму раду не касаецца?!

— Вы нам ничего не говорили, — пожал плечами Ломцев.

— Запомни, салдат: если гаварыцца в кубрыке, весь взвод должэн выпалнять.

Второй ряд тут же принялся за работу.

Металлические армейские кровати имели самый обыкновенный вид. Точно такие обычно устанавливают в пионерских лагерях, а зачастую — и в больницах. Но Игорь заметил и существенные отличия: спинки кроватей давно уже потеряли остатки никеля и теперь имели неопределённый чёрно-коричневый цвет старого железа. К кроватям спинки крепились не слишком ровно, поэтому курсантам пришлось помучиться, чтобы установить их точно по нитке. Пришлось искать компромисс между положением спинок и самих кроватей. Через десять минут Шорох не пришёл. Главные трудности начались с одеялами. На одном из концов каждого тёмно-синего, изрядно потёртого одеяла, больше напоминающего мешковину, имелось по три грязно-белые полосы. Точнее, быть они должны были просто белыми, но от многолетнего использования одеяла безвозвратно потемнели. Как только к нитке подтягивали полосу, горбилось и морщинилось одеяло. Как только разглаживали одеяло — проклятые полосы ускользали либо выше, либо ниже нитки.

За этим занятием курсантов застал Гришневич:

— Так, койки выровняли… Это хорошо… А вот с одеялами у вас потому не получается, что вы их слишком резко туда-сюда дёргаете. Перестилать и тянуть надо только тогда, когда от полосы до нитки большое расстояние. А если всего пару сантиметров — можно просто, аккуратно поглаживая одеяло, убрать зазор.

После прихода Гришневича дело пошло быстрее и вскоре полосы оказались выровненными. Лупьяненко устал от однообразного стояния и теперь с довольным видом сматывал катушку. Заметив, что Лупьяненко хочет полностью смотать нитку, Гришневич посоветовал:

— Не мотай назад на катушку. Теперь вам нитка всё время будет нужна. Так что оторви нужную длину. Оторвал?

— Так точно.

— Там, за моей кроватью, в стене два гвоздика вбиты — на них и наматывай. А вы что это: решили, что уже всё? Э, нет — сейчас будем учиться кантики на кроватях набивать. Я вам на своей покажу, а потом вы сами, каждый себе сделаете.

Никто из курсантов не имел ни малейшего понятия о том, каким образом набивается кантик, поэтому они с интересом обступили сержанта со всех сторон. С соседнего ряда подошли Ломцев и Петренчик. Места было мало, и многие встали на носки.

— Э, так не пойдёт. Ну-ка все разбежались на два метра, чтобы всем было видно. Да, Лупьяненко, придётся мне на твоей койке кантик набить, а то на моей видно не будет. Но это не страшно, ты без работы не останешься — потом на моей набьёшь. Но не дай бог хуже, чем я! Так что смотри внимательно, что называется — в оба! — с этими словами Гришневич подошёл к койке Лупьяненко, поднял стоявшую рядом табуретку, поставил её вверх ногами на одеяло и прижал так, что из-под табуретки осталась торчать лишь узкая полоса одеяла.

Затем сержант снял со своей ноги чёрный тапок и принялся колотить им по этому торчащему кусочку. Постепенно продвигая табуретку дальше, он таким же образом прошёлся по всей кровати. В результате всех этих шлепков одеяло приобрело правильный, прямоугольный край, действительно образовавший кантик.

— Ну вот, кантик набили. Можно набивать тапком, а можно и рукой — тапком, конечно, лучше. Теперь… Видите — между моей койкой и койкой Лупьяненко на стыке одеял неровности. От них можно избавиться, похлопав и поводив перевёрнутой табуреткой по стыку. Только это надо раньше делать, а то кантики могут испортиться. Вопросы есть? Раз нет — приступайте!

Тапок на всех не хватало, поэтому Игорь набил кантик рукой. Получилось не очень красиво, но вполне прилично. Труднее пришлось Лупьяненко. Антон никак не хотел отставать от Гришневича, но раз за разом у него получалось ничуть не лучше предыдущего. В конце концов, Лупьяненко остановился на достигнутом.

— Эй, где тут Тищенко? — крик старшины роты прапорщика Атосевича гулко разнёсся по казарме.

— Я — Тищенко, — отозвался Игорь.

— Что ж ты, солдат, такие ноги маленькие вырастил?

Так и не найдя подходящего ответа, Игорь растерянно пожал плечами.

— Я тут тебе сапоги тридцать девятого размера принёс — бери! Сбрасывай свои штиблеты и натягивай военную обувь. А я посмотрю, умеешь ли ты портянки наматывать.

Тищенко взял протянутые Атосевичем сапоги, поставил их рядом с табуреткой и вытащил из-под матраца (сбив при этом кантик) две новенькие портянки. Что с ними надо было делать дальше, Игорь представлял плохо, а от того, что вокруг столпились любопытные курсанты, он окончательно смутился и беспомощно смотрел на прапорщика.

— Ты что, солдат, портянки наматывать не умеешь?

Игорь промолчал.

— Ну-ка, кто-нибудь… Вот ты! Покажи ему, как надо наматывать.

Выбор пал на Гутиковского. Тот вытащил ногу из сапога. Портянка на ней напоминала какой-то странный, бесформенный мешок. Увидев это, Атосевич недовольно спросил:

— Да что вас, Гришневич не учил, что ли? У тебя, боец, не портянка, а бумажка, которой сраку вытерли! Три дня так походите и в санчасть с кровавыми мозолями побежите. Где сержант Гришневич?! — Атосевич вопросительно посмотрел на Гутиковского.

Тот пожал плечами. Атосевич задрожал от гнева:

— Что вы, как бараны, только башками мотаете?! Бегом за сержантом! Найдёшь и скажешь, чтобы всем показал, как портянки наматывают!

Гутиковский исчез в мгновение ока.

Немного постояв, Атосевич сказал, что проверит наматывание портянок утром на осмотре, и ушёл. Из противоположного конца кубрика донёсся голос Щарапы:

— Это кто там портянки не умеет наматывать? Что, у сержанта нельзя было спросить?!

В сопровождении Гутиковского появился Гришневич. Первым делом он построил взвод в проходе и угрожающе-спокойно начал выговаривать за оплошность:

— Что за херня, товарищи солдаты? А?! Мне меньше всего хочется, чтобы прапорщик Атосевич делал мне за таких душар, как вы, замечания! Кто умеет наматывать портянки?

— Я.

— Фамилия?!

— Курсант Стопов.

— Выйти из строя. Покажи всем, как это делается, и чтобы завтра все до одного умели наматывать — хоть всю ночь тренируйтесь.

— Хорошо Стопову, он из деревни, наверное, каждую неделю наматывал, — шепнул Игорю на ухо Лупьяненко.

Крепко сбитый, высокий Стопов (о таких говорят — кровь с молоком) неторопливо вышел в центр строя, вытащил ногу из сапога и расстелил снятую портянку на полу. Поставив ногу на один край портянки, Стопов завернул уголок и ловко обмотал стопу тканью, заткнув уголок за один из витков. Получилось быстро и красиво.

— Молодец! — похвалил Гришневич. — А сейчас потренируйтесь каждый самостоятельно. Разойдись!

Немного поупражнявшись, Игорь вполне сносно научился проделывать эту процедуру.

«Наматывать портянки я научился, а вот что с вельветками делать? Может, под тумбочку пока спрятать, а там видно будет», — подумал Игорь. Убедившись в отсутствии сержанта, Игорь засунул вельветки под тумбочку.

— Рота! Приготовиться к приёму пищи! — проорал дневальный.