Дело Бенсона - Стивен Ван Дайн

– Во всяком случае, в данном деле, – заметил Маркхэм, – мы не сидим в гостиной Бенсона и не ждем возвращения убийцы.

– Но и цели вы не достигли, – возразил Ванс.

– Потому что мы не одарены таким знанием человеческой психики, как вы, – ехидно поддел его Маркхэм.

– Конечно, – соболезнующим тоном сказал Ванс – Разве можно ждать от вас успешных действий, когда вы скованы формальной логикой и готовы упрямо отвергать то, что вас не устраивает, даже вопреки здравому смыслу.

Маркхэм был задет.

– Вы еще считаете мисс Сент-Клер невиновной? Однако полное отсутствие доказательств может привести куда угодно, и вы должны признать, что у меня нет выбора.

– Ничего подобного, – с жаром возразил Ванс – Уверяю вас, имеется множество доказательств, ведущих куда угодно. Вы просто не хотите видеть их.

– Вы так думаете! – Легкомысленная самоуверенность Ванса выводила Маркхэма из себя. – Очень хорошо, старина. Я категорически отказываюсь верить в ваши прекрасные, но голословные теории и предлагаю вам предъявить хоть маленькую часть ваших доказательств, которые, как вы говорите, существуют в этом деле.

Эти слова Маркхэм произнес вызывающим тоном. Ванс был задет.

– Видите ли, Маркхэм, я не кровавый мститель и не защитник чести общества. У меня другая рать.

Маркхэм высокомерно улыбнулся, но промолчал. Ванс задумчиво курил. Потом, к моему изумлению, он повернулся к Маркхэму, вни-мательно осмотрел его и произнес твердым холодным тоном:

– Хорошо, Маркхэм, я принимаю ваш вызов. Тема несколько далека от моего вкуса, но проблема занимает меня, к тому же она сродни делу о «Concert Champelre»[29] – спорный вопрос об авторстве.

Маркхэм вздрогнул я сжал зубами сигару. Вряд ли он понимал свой вызов буквально, скорее, говорил это в пылу полемики. Но теперь его необдуманные слова были приняты всерьез и впоследствии открыли новые страницы в истории расследования нью-йоркских преступлений.

– Но как вы собираетесь действовать?

– Как Наполеон. Je men gage, et puis je vois[30]. Однако вы должны дать мне слово, что окажете мне всевозможную помощь и откажетесь от официальных протестов.

Маркхэм поджал губы. Он был откровенно ошеломлен тем, что Ванс принял его необдуманный вызов. Но он тут же добродушно рассмеялся, как будто продолжал считать все это шуткой.

– Очень хорошо… Даю вам слово… А дальше что? Ванс матча раскуривал новую сигарету.

– Сперва, – объявил он, – я определю точный рост виновного. Разве этот факт не будет доказательством?

Маркхэм с недоверчивым видом уставился на него.

– Боже мой! Но как вы собираетесь это сделать?

– Теми примитивными дедуктивными методами, в которые вы так трогательно верите. Но пойдемте, нам надо посетить место преступления.

Ванс направился к двери и ошеломленному Маркхэму пришлось последовать за ним.

– Но вы же знаете, что тело увезли, – вяло протестовал он, – я, кроме того, в доме уже, несомненно, навели порядок.

– И славу Богу за это, – пробормотал Ванс. – Я не особенно люблю трупы, а беспорядок меня чертовски раздражает.

Когда мы вышли на Мэдисон-авеню, Ванс остановил такси, и мы втроем сели в машину.

– Но это же все чепуха, – возмущенно запротестовал вдруг Маркхэм. – Неужели вы рассчитываете найти сейчас какие-либо ключи к разгадке? До там уже все уничтожено!

– Увы, милый Маркхэм, – насмешливо сказал Ванс. – Вы прискорбно мало осведомлены в теории философии! Если бы что-нибудь, пусть бесконечно малое, могло быть действительно уничтожено, то вселенная, знаете ли, прекратила бы свое существование – космическая проблема была бы решена, а Создатель мог бы написать на небесном своде большими буквами: ЧТО И ТРЕБОВАЛОСЬ ДОКАЗАТЬ. Наш единственный шанс разобраться в иллюзии, которую мы называем жизнью , основан на том факте, что сознание похоже на десятичную дробь. Вы, как ребенок, пытаетесь на чистом листе разделить единицу на тройку и получить законченное десятичное число, но у вас беспрестанно растут в ответ тройки. Видите ли, Маркхэм, иногда надо уметь остановиться на простой дроби. Если вы сумеете правильно получить одну треть вместо десяти тысяч троек после запятой в десятичной дроби, тогда вы и проблему решите. Мы только потому и не можем ничего стереть или уничтожить, что продатжаем существовать.

Ванс щелкнул пальцами, как бы ставя точку, и уставился в окно. Маркхэм откинулся на спинку сиденья и задумчиво сосал сигару. Я видел, что он раздражен и зол на себя за то, что так необдуманно бросил Вансу вызов. Но теперь уже было поздно. Впоследствии он сказал мне, что был убежден, что все это выльется в смешную шутку.

Глава 9. Рост

(Суббота, 15 июня, 5 часов дня)

Когда мы прибыли к дому Бенсона, дежурный полицейский, стоящий у ворот, вытянулся и отдал честь. Он с надеждой оглядел Ванса и меня, несомненно, решив, что мы два подозреваемых в убийстве и окружной прокурор хочет допросить нас на месте преступления. К нам подошел один из детективов, который принимал участие в расследовании.

Маркхэм поздоровался с ним кивком головы.

– Все в порядке? – спросил Маркхэм.

– Конечно, – добродушно отозвался тот. – Старуха мягка, как кошка, и хорошо готовит.

– Мы хотим остаться одни, Сниффин, – сказал Маркхэм, когда мы вошли в гостиную.

– Имя гастронома Сниткин, а не Сниффин, – поправил Ванс, когда за детективом закрылась дверь.

– Ну и память! – пробормотал удивленный Маркхэм.

– Это мой недостаток, – отозвался Ванс. – А вы, очевидно, из тех редких людей, которые отлично помнят лица, но тут же забывают имена, не так ли?

Но Маркхэм не был в настроении спорить.

– Ну ладно, сюда-то вы меня привезли, но что собираетесь здесь делать? – Маркхэм помахал рукой вокруг себя и с пренебрежительным видом уселся в кресло.

Гостиная выглядела точно так же, как при первом нашем посещении, только сейчас она была аккуратно прибрана. Освещение комнаты было слабее и обильные тени делали ее мрачной. В лучах солнца украшения на мебели ослепительно сверкали.

Ванс посмотрел на Маркхэма и пожал плечами.

– Я наполовину склонен вернуться обратно, – сказал он. – Ясно, что это дело совершено прн смягчающих обстоятельствах декоратором, обставившим эту комнату.

– Мой дорогой эстет, – нетерпеливо прервал его Маркхэм, – будьте добры, оставьте ваши художественные высказывания и решайте свою проблему… Конечно, – прибавил он со злобной улыбкой, – если вас пугает результат, то еще не поздно отказаться и тем самым сохранить в девственной чистоте ваши очаровательные теории.

– И позволить вам посадить на электрический стул несчастную девушку! – воскликнул Ванс с притворным негодованием. – La politesse[31] запрещает мне отступать. Я, конечно, не прекрасный принц из сказки, но все же иногда надо быть рыцарем по отношению к женщине.

Маркхэм с бешенством посмотрел на Ванса.

– После всего этого я начинаю думать, что в вашей теории есть рациональное зерно, и начинаю верить, что у каждого человека есть мотив для убийства другого человека.

– Вот видите, – весело сказал Ванс, – и вы начинаете думать так же, как и я… Вы не возражаете, если я пошлю Сииткина с поручением?

Маркхэм вздохнул и пожал плечами.

– Я буду курить во время вашей буффонады и не стану мешать, делайте что хотите.

Ванс подошел к двери и позвал Сииткина.

– Будьте добры, поднимитесь к миссис Платц и одолжите у нее измерительную ленту или рулетку и моток веревки… Это нужно окружному прокурору. – И он бросил на Маркхэма льстивый взгляд.

– Могу я надеяться, что вы не собираетесь повеситься здесь? – осведомился Маркхэм.

Ванс с упреком посмотрел на него.

– Позвольте мне, – мягко сказал он, – предложить вашему вниманию несколько строк из «Отелло»:

«Бедняги! У них не хватило терпения!Разве эту рану нельзя было залечитьпостепенно?»

Или я приведу вам слова Лонгфелло: «Он добился бы многого, если бы умел ждать». Мильтон сказал еще лучше в своей поэме. Но лучше всего сказано у Сервантеса: «Терпите и тасуйте карты…» Выслушайте совет, Маркхэм, он не хуже других советов. Терпение – это последнее пристанище, умение приспособиться, когда ничего другого не остается. Оно, как добродетель, хотя я лично, как правило, считаю добродетель бесполезной. О терпении сказано много. Говорим о терпении рабов и терпении суверенов, о терпении больных и терпении влюбленных. Руссо писал: «La patience est amere, mail son fruit est doux»[32]. Но, может быть, для вашего официального вкуса больше подходит латынь? «Superanda omnia fortuna ferendo est»[33] – цитата из Вергилия. Гораций тоже об этом высказался. «Durum, – сказал он, – sed levins tit patientia[34].