Серебряная пуля - Виталий Гдадкий

Загрузив стиральную машину, я от нечего делать побрился, принял душ, остриг ногти и уже хотел было сварганить себе аперитив (ехать машиной мне было некуда, да и не хотелось), как неожиданно резко и требовательно зазвонил стационарный телефон. У меня даже сердце ёкнуло. Основной его функцией являлось украшение интерьера. Это был антикварный аппарат, куда встроили современную начинку. А звонили мне почти всегда на мобилку, даже родственники.

Кто бы это мог быть? — думал я с большим недовольством, поднимая тяжелую трубку с фигурного рычага. Утром меня старались не беспокоить. В вынужденном отпуске я отсыпался впрок, поэтому мог нагрубить звонившему, даже если это были добрые знакомые или родственники (естественно, за исключением отца и матери).

— Алло! Я слушаю.

В трубке заскрипело, затем послышался звук падения тяжелого предмета, потом кто-то не очень корректно ругнулся, и наконец я услышал взволнованный голос Георгия Кузьмича:

— Алеша, ты?

— Естественно. — Кто бы еще мог быть в моей квартире? — Добрый день, Георгий Кузьмич. Что там у вас грохнуло?

— А, пустяки… Лампа настольная свалилась. Зацепил нечаянно, — объяснил он и сразу же, безо всякого перехода, спросил: — Ты можешь приехать ко мне?

— Конечно могу. Когда?

— Прямо сейчас.

— Мм… Я тут стирку затеял…

— К дьяволу стирку! У меня на столе лежит результат анализа серебра, из которого изготовлена твоя пуля. Очень, очень любопытно. Я бы даже сказал — потрясающе!

— Все, все, Георгий Кузьмич! Считайте, что я уже в пути.

Отключив стиральную машину — пусть белье замачивается, чище будет, — я быстро оделся и спустя полчаса уже входил в квартиру старика.

— В кабинет! Пойдем в кабинет! — сразу потащил он меня в свою святая святых.

Георгий Кузьмич был взъерошен и сильно взволнован. Я увидел на письменном столе пластиковый пакетик со знакомой пулей и два листа бумаги, сшитые при помощи степлера. Они были испещрены графиками, таблицами и строчками убористого текста.

— Ах, какая интересная загадка! — Старик буквально танцевал возле стола, потирая руки. — Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать…

Его волнение передалось и мне. У меня даже ладони вспотели. Что-то последнее время я стал чересчур впечатлительным… Притом по поводу и без.

— Как думаешь, из какого серебра отлита эта пуля? — спросил Георгий Кузьмич.

— Не могу даже предположить. Я в этом деле полный профан. По-моему, серебро отличается только составом. Ведь у него тоже есть проба. Не так ли?

— Так, так… Обычно в монетном, а особенно в ювелирном деле применяют так называемое стерлинговое серебро. Оно родом из двенадцатого века и, в отличие от чистого серебра, содержит примеси других металлов. В стерлинговом серебре их около восьми процентов. Это цинк, никель или медь. Стерлинговое серебро чаще всего бывает девятьсот двадцать пятой пробы. Оно ценится за высокую чистоту, прочность и долговечность. Но!.. — Тут Георгий Кузьмич многозначительно поднял вверх указательный палец. — В этой пуле чрезвычайно странные примеси. Я бы даже сказал — невероятные. Вот, смотри… — Он пододвинул ко мне листы бумаги, лежавшие рядом с пулей. — Это заключение эксперта. Очень сведущего в своем деле специалиста, можешь не сомневаться.

А я и не сомневался. Только все эти графики и таблицы были для меня словно для барана новые ворота. Я беспомощно повертел листки в руках и вернул их старику:

— Прокомментируйте, пожалуйста, Георгий Кузьмич. Повторяю — я не в теме.

— И чему вас учат?! — возмутился было старик, да вовремя вспомнил, что разница между доктором наук и неучем чересчур велика, и дал задний ход. — Ладно, слушай и внимай. Я буду предельно краток и конкретен, чтобы ты понял без дополнительных объяснений. Пуля изготовлена из серебряно-платинового сплава. Он редок сам по себе, но в нем есть еще и примеси палладия, иридия, родия, золота, железа и свинца. Сплав получился тугоплавким и прочным. В принципе для двадцать первого века ничего необычного, за исключением одного но. Когда эксперт, мой добрый приятель, сравнил данные анализа с таблицей образцов серебряных сплавов разных эпох и народов, он был потрясен. Да-да, именно так — потрясен! Судя по всему, пулю изготовили из поддельного талера, который находился в сокровищнице Черного Принца, предводителя средневековой шайки разбойников!

Я смотрел на Георгия Кузьмича совершенно пустым взглядом. Имя Черного Принца мне не говорило ни о чем. Я не был силен в истории, тем более в ее ответвлениях. Я знал лишь то, что положено знать выпускнику средней школы. Не более того.

— Извините, Георгий Кузьмич, но я понятия не имею о Черном Принце, — признался я, невольно покраснев. — И вообще, какая разница, что это за серебро? Неплохо бы узнать, откуда его взяли, чтобы выйти на изготовителя серебряной пули. Этим мы можем оказать помощь нашей доблестной милиции. Глядишь, и поймают негодяя, который убил старика.

Про милицию у меня вырвалось спонтанно. До этого момента я и в мыслях не держал ничего подобного. Как почти каждый гражданин России, я старался не связываться со слугами закона ни под каким соусом — себе дороже. С ментами меня в какой-то мере примирял лишь участковый Васечкин, он был отличным парнем.

— Большая разница! Во-первых, о самом талере. Я так понимаю, что ты и в этом вопросе профан?

Я невольно принял вид кающегося грешника. А что скажешь? Конечно, в музеях, в том числе и столичных, мне приходилось бывать. И нумизматические коллекции я видел, но это было очень давно.

У меня в памяти осталось лишь чертовски приятное воспоминание о восхитительно вкусном московском мороженом, которым дед заманивал меня в музейные залы, пропахшие пылью веков. В детстве у меня был потрясающий нюх, поэтому после посещения музеев я долго чихал и сопливил. Похоже, на старину у меня была аллергия.

— Талеры начал чеканить в конце пятнадцатого века тирольский эрцгерцог Сигизмунд. Причиной появления талера стало обесценивание серебряных денег, бывших в обращении до того времени, и потребность в крупной монете для нужд торговли. Рост добычи серебра в Тироле и Богемии и усовершенствование техники чеканки позволили выпустить большую красивую монету, которая оставалась стандартом для европейских серебряных монет на протяжении трехсот лет. Талер Сигизмунда, равный по покупательской способности золотому дукату, весил чуть больше тридцати грамм. Стоимость одного талера составляла шестьдесят крейцеров, то есть соответствовала золотой монете гольдгульдену. Поэтому ее назвали гульденгрош или гульдинер… Как насчет моей настойки? — вдруг резко сменил тему старый историк. — Есть предложение немного взбодриться.

— Спасибо, нет! — брякнул я торопливо; мне не улыбалась еще одна встреча с инспектором ГИБДД. — Я ведь за рулем.

— Ну, как знаешь…

Георгий Кузьмич торопливо наполнил рюмку и выпил, запрокинув голову назад, — одним махом. Похоже, он сильно волновался. Меня же пока его «лекция» мало трогала. Я ждал продолжения.

— А теперь о Черном Принце… — Старик взял лимонную дольку с блюдечка, но лишь понюхал и положил обратно. — Во второй половине пятнадцатого столетия на землях, находящихся на стыке Франции, Германии и Швейцарии, орудовала шайка разбойника, называвшего себя Черным Принцем. В 1460 году он захватил один из замков в районе современного французского города Дабо и превратил его в неприступную крепость, совершая оттуда набеги на торговые караваны. Лишь много лет спустя войскам французского короля Людовика Одиннадцатого удалось взять Черного Принца в плен. Однако куда делись награбленные ценности, он не сказал даже под пытками. Только когда ему вспороли грудь, Черный Принц крикнул своим палачам, что и после смерти, в аду, он будет охранять свои сокровища. А всякого, кто посягнет на них, настигнет его гнев…

За окном неожиданно заорала автомобильная сигнализация, и я уже дернулся посмотреть, не пытаются ли снова угнать мою «мазду», но потом по звуку понял, что это голосит чужая машина, и успокоился. А Георгий Кузьмич тем временем продолжал:

— Прошли века, но память о Черном Принце и его ненайденных сокровищах сохранилась. Сотни кладоискателей были готовы пренебречь проклятием, отправляясь на поиски спрятанных богатств, и все они при странных и таинственных обстоятельствах погибали. В девятнадцатом веке молодой немецкий историк проник в заброшенные подземелья замка, и несколько дней спустя его тело местные жители обнаружили наверху, среди развалин. За немцем последовали два итальянца: один мгновенно погиб в подземных лабиринтах, другой все-таки выбрался на поверхность, но, помутившись рассудком, закончил свои дни в сумасшедшем доме. Следующей жертвой стал парижанин. Он также смог выбраться наружу, но это был не юный красавец, а обезумевший седой старик. Умирая, он шептал: «Кровь, кровь — всюду кровь!»