Серебряная пуля - Виталий Гдадкий

— Но почему вас так сильно удивило, что Африкана убили? Сейчас многих стариков убивают, чаще всего из-за квартир. А то и просто во время ограбления. Они ведь не могут оказать сопротивления.

— Да уж… Негодяев нонче развелось — пруд пруди. Удивило меня то, что характерника можно убить лишь серебряной пулей… или копьем с серебряным наконечником. Но ведь его зарезали, если судить по твоему рассказу.

Меня словно током ударило. Серебряная пуля! Я невольно прикоснулся к нагрудному карману своей куртки. Там в пластиковом пакетике лежала пуля, которой была убита ворона. Это был второй вопрос, который я хотел задать другу моего деда. Похоже, пришла пора.

И я поведал Георгию Кузьмичу о случае с вороной. (Правда, о том, что по просьбе Африкана я похоронил ее, умолчал, уж не знаю почему.) А затем достал пулю и передал старику.

— Вон оно что… — Георгий Кузьмич осторожно, словно он был раскаленным, взял пакетик и принялся через сильную лупу, которую достал из ящика стола, рассматривать деформированный кусочек серебра. — Тебе не следовало брать эту пулю в руки, — сказал он с сожалением и покачал головой. — Непростое это серебро, ох непростое… С твоего позволения, я отдам его на исследование. Ты не против?

— Нет! — ответил я быстро, словно опасался, что он передумает и мне снова придется носить пулю в кармане.

— Вот и чудесно. Ты в Бога веришь?

— Как вам сказать… В общем верю, но в церковь хожу очень редко… да и молиться не умею. Никто не научил.

— А ты сходи, сходи. Сегодня же. Поставь свечи перед иконами и просто постой, послушай батюшку. Таким образом ты снимешь с себя негативную энергию, которую получил от этого кусочка серебра. Скажи, а милиция, случаем, не нашла такую же пулю в теле Брюсова?

— Увы, мне это неизвестно… Георгий Кузьмич, неужели вы действительно верите во всю… — я едва не сказал «во всю эту чушь», — во все это? Колдуны, характерники, оборотни, серебряные пули… По-моему, это чересчур. А вы ведь серьезный ученый.

— Что я могу ответить? Помнишь, у Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Человек по своей природе косен и нелюбопытен. За исключением некоторых индивидуумов, которые толкают вперед науку и цивилизацию. В мире много непознанного. Мы даже не знаем, что находится в океанских глубинах. А ведь человечество живет на Земле миллионы лет. Теперь что касается вороны. Это вообще колдовская птица. Ты только не смейся надо мной, стариком, но говорят, что в ворону может вселиться дух мертвого человека. Если это так, то Елпидифор Брюсов шел по жизни в колдовской связке с духом давно умершего товарища-характерника. И когда ворону убили, он в какой-то мере стал менее защищенным. Наверное, горевал.

«Еще как… — подумал я и едва не признался старику, что накануне выступал в роли гробовщика, да вовремя прикусил язык, что-то меня сдерживало. — Передавая мне сумку с вороной, Африкан выглядел как восставший из могилы мертвец, каким его изображают в американских фильмах ужасов. Только без признаков тления».

Ушел я от Георгия Кузьмича со странным чувством. Мне казалось, что меня вывернули наизнанку. Я слабо верил в ту фантастическую чертовщину, о которой рассказывал друг моего деда, и уж тем более не намеревался идти в церковь — еще чего! я же не какая-нибудь древняя суеверная бабулька. Но неприятное чувство обнаженности перед неведомой опасностью вдруг вползло ко мне в душу и начало там ворочаться, как слон в посудной лавке.

На какой-то миг мне почудилось — я даже тряхнул головой, прогоняя мимолетное наваждение, — что мое отделение во главе со мной вышло в разведпоиск без бронежилетов и огнестрельного оружия.

Глава 4

Заколдованный

И конечно же меня тормознул инспектор ГИБДД. Будто бы я не остановился вовремя и проехал на желтый глаз светофора. Хорошо, хоть не заставил дышать в газоанализатор — напиток Георгия Кузьмича, конечно, вещь классная, но «выхлоп» все равно присутствовал. (Правда, я открыл оба передних окна, и ветер выметал запах перегара, но у инспекторов ГИБДД нюх как у ищеек.)

Ну, блин, эти дорожные вымогатели! Меня остановил, а что сразу же вслед за мной на красный свет пролетел козырный мерс с наворотами и мигалкой на крыше, этого он «не заметил». Наверное, это был какой-то олигарх местного разлива. Они сейчас с мигалками и в сортир ездят.

— Нарушаем… — Красная обветренная рожа размером с большой блин уже немолодого, хорошо упитанного инспектора прямо светилась счастьем, хотя он и пытался принять официальный вид.

— Сколько?.. — спросил я сразу, чтобы не разводить лишний базар-вокзал, иначе инспектор может принюхаться — и тогда пиши пропало.

— То есть?.. — прикинулся он невинным агнцем.

— Да ладно тебе, командир. Штраф оплачу на месте. Только в разумных пределах. Я не при деньгах.

Короче говоря, спустя минуту мы разошлись — точнее, разъехались — как в море корабли, довольные друг другом. Лично я не сильно пострадал в финансовом плане, а уличный мздоимец получил своим детишкам на молочишко. Все ж дежурство для него прошло не впустую, и то радость…

А затем я попал в пробку. О, эта каждодневная «забава» любого делового человека! Мне спешить было некуда, и я не рвал душу, а терпеливо дожидался конца испытания своим нервам, но некоторые водилы поведением напоминали обезьян. Они едва волосы не рвали на голове, безуспешно пытаясь как-то вырваться на простор. Над бесконечно длинной железной змеей, ползущей по центральной улице города с неторопливостью старой улитки, часто засыпающей на ходу, стоял смог из выхлопных газов, перемешанных с цветастым русским матом.

Нужно сказать, что и дамы, эти нежные, эфирные создания, тоже позволяли себе не очень корректные выражения в адрес городских властей. Если мне случалось стоять в пробке бок о бок с машиной, за рулем которой сидела такая воительница, я старался вести себя тише воды ниже травы. Однажды я сделал замечание на предмет сленга в русском языке внешне весьма приятной девице (при всем том я не люблю сквернословов — так было заведено в нашей семье). И тут же с огромным удивлением впервые узнал — притом в каких смачных выражениях! — кто мой отец, кто моя мать и кто я на самом деле. Мне потом долго довелось приходить в себя: неужто я и впрямь похож на некое парнокопытное с рогами и бородкой? Тем более холощеное.

Но в конечном итоге шоферские страдания закончились, и моя «мазда» вырвалась на оперативный простор. Первым делом нужно было пообедать — хотя бы потому, что я еще и не завтракал. А настойка Георгия Кузьмича, кроме всего прочего, вызвала просто зверский аппетит. Дома у меня было шаром покати — ночью мы с Пехой почистили холодильник весьма основательно, — поэтому я взял курс на небольшую кафешку неподалеку от моего дома.

Кафе называлось «Минутка» и не впечатляло большими размерами. Содержала его симпатичная особа, которую все кликали Маруська, и еда в заведении была почти по-домашнему вкусной. Правда, недешевой. Питались тут почти все более-менее состоятельные холостяки микрорайона. И не только по чисто гастрономическим причинам. Маруське было около сорока лет, и от нее просто волнами исходила какая-то ведьмовская привлекательность. Любой нормальный мужик при виде ее пышных прелестей, закованных в тугой бюстгальтер, начинал неровно дышать и рыть копытами землю.

Она была разведена, но детей не имела — уж не знаю, по какой причине. Но замуж тоже не стремилась. «Мне эти мужики во где сидят, — показывала она на место, где шея переходит в подбородок. — Наелась замужества по самое некуда».

Как-то я сподобился увидеть ее бывшего супруга. Это было настоящее чмо — серое, унылое и насквозь проспиртованное. Похоже, Маруська вышла за него замуж только из жалости, поддавшись внезапному душевному порыву. Полюбить такого клиента можно было лишь во время умопомрачения. Хотя… человеческая, а тем более женская душа — потемки.

Он иногда приходил в кафе клянчить денег — на выпивку, — и Маруська время от времени проявляла к нему милосердие, ссуживая небольшие суммы без малейшей надежды на отдачу. Она могла бы и накормить его, и налить рюмку-другую, но у ее мужа был девиз: «Я ж, Зин, не пью один». Точно как в песне Высоцкого. За углом кафе бывшего мужа Маруськи обычно ждала компания собутыльников — таких же неприкаянных, как и он сам.

— О, Алеша! — увидев меня, заулыбалась Маруська. — Здравствуй, зайчик!

Меня она почему-то прозвала «зайчиком». Это было забавно — ни фига себе зайчище… Ко мне Маруська испытывала материнские чувства, хотя и была всего лишь немного старше меня. Правда, в моей душе иногда просыпались подозрения, что это просто ловкая женская тактика — усыпить бдительность клиента, чтобы потом взять голыми руками. Но у меня были свои предпочтения по части противоположного пола, и Маруська в моей «табели о рангах» занимала неподобающее ей место — в самом конце. Хорошо, что она этого не знала…